Со стороны на нас поглядеть — хорошее кино, веселое. Дядя Коля с ружьем и в патронташе, дед в фуражке и валенках, Лешка — под каской, мы с отцом да пушка в придачу. И Ингар на стреме…

Мы поели, подремали на солнышке. Время тянулось медленно. Ждать становилось все труднее. Все незаметно нервничали.

— Тихо! — вдруг сказал дядя Коля и лег животом на бруствер, осторожно высунул голову. — Всем лежать, не высовываться.

Дед подполз к нему на пузе и тоже осторожно выглянул из-за гребня бруствера.

— Едут, — проговорил дядя Коля, — пылят. — Дед сполз вниз, приник глазом к прицелу и стал вращать маховички наводки. Ствол ожил, медленно пошел вправо, потом чуть вниз и остановился.

— Во так вот, — прошептал дед.

Мы тоже подползли к брустверу и выглянули. Ингар лег рядом с Лешкой, смотрел на дорогу, насторожив уши, и поскуливал от нетерпения.

По дороге, в сторону усадьбы, бежал наш знакомый «жигуленок». В нем сидели трое.

— За твоими ушами поехали, — сказал дядя Коля Лешке и скрипнул зубами.

Лешка не ответил, только многозначительно положил руку на пушечный ствол.

Когда машина поднялась на бугор и скрылась в аллее, дед вскочил:

— К бою готовсь! Я — за наводчика, Коляша — заряжающим.

— Я — стреляющим! — воскликнул Алешка. — Имею право!

— Мальца — в укрытие, — будто не услышал его дед. И сказал в сторону: — Я больше прав имею — пушка моя!

— А ушки — мои! — привел Алешка неотразимый довод. Так они и спорили перед боем. Стоят друг перед другом, как петушки. Оба маленькие, шустрые, оба в душе хулиганы — старый и малый, и каждого почти не видно: одного под фуражкой, другого под каской.

— Все! — строго сказал вдруг дядя Коля. — Противник на рубеже.

— Снаряд! — закричал дед и открыл затвор.

Дядя Коля загнал снаряд в казенник, дед хлопнул затвором и прижал глаз к прицелу.

Мы залегли. Машина, волоча за собой дымную полосу пыли, так быстро неслась по дороге, что казалось, даже снаряду ее не догнать. Алешка не выдержал и, горя местью, стал торопить деда:

— Давай, давай! Уйдут ведь!

— Не боись! — отмахнулся дед, еще покрутил маховичок… и нажал спуск.

Пушка рявкнула, подпрыгнула, выбросила из ствола длинный язык пламени — и на дороге, позади машины, взлетел красно-черный куст земли. Дядя Коля звякнул затвором — на землю вылетела дымящаяся гильза, завоняло сгоревшим порохом — кисло, тревожно.

— Откат нормальный! — крикнул дед. — Снаряд! — и снова припал к прицелу, снова тронул маховичок, снова рявкнул выстрел — черный куст встал теперь уже перед машиной, и она резко замедлила ход. Я видел, как трое бандитов испуганно завертели головами.

— Пусти меня! — завопил сзади Алешка. — Не умеешь стрелять — дай другим попробовать! Последний снаряд остался!

Я обернулся. Алешка, вцепившись в дедов валенок, пытался оттащить его от пушки. Дед брыкался, вопил:

— Уберите мальца! Снаряд!

Дядя Коля схватил извивающегося Алешку в охапку и прямо со сдернутым с дедовой ноги валенком передал папе.

Дед откинул фуражку на затылок и стал наводить пушку, что-то бормоча под нос. Машина тем временем снова набрала скорость и объезжала воронку. Дед выстрелил — снаряд разорвался почти под багажником.

— Во так вот! — сказал дед и стал искать свой валенок.

Машину подбросило взрывом, будто она получила хороший пинок под зад. У нее разом распахнулось все, что могло — все дверцы, капот, крышка багажника. Из дверей вылетели на дорогу бандиты — шлепнулись, чуть полежали, вскочили и бросились бежать. Двое перемахнули канаву и помчались в луга, а Пузан — в другую сторону, полем, к далекому лесу.

— Ингар, — скомандовал дядя Коля. — Там новые штаны бегут, догонишь — твои будут. Фас! Алешка, гони сюда лошадь! Будем пленных брать!

Ингар рванулся с места как выстреленный. Перемахнул дорогу и помчался, стелясь над землей, за новыми штанами, убегающими в лес. А Лешка уже подгонял телегу, стоя в ней во весь рост и крутя вожжами над головой. Мы на ходу повалились в нее и помчались к дороге, как лихие партизаны.

Но те двое, что бросились бежать поначалу в луг, и не думали удирать. Они стояли недалеко от дороги, по пояс в трясине и махали нам руками — там, оказывается, было болото. Дядя Коля на это и рассчитывал, когда разрабатывал план операции.

Лешка осадил боевого коня, и мы посыпались из телеги разухабистым десантом. Дядя Коля поднял ружье, папа — гранату.

— Слушайте, козлы! — очень похоже передразнил дядя Коля магнитофонную запись. — Бросай оружие! Выходи на дорогу. Гарантирую жизнь.

— Сдаемся, сдаемся! — завопили бандиты, на глазах погружаясь в трясину. — Помогите козлам! — На дорогу вылетели и упали в пыль два пистолета.

Папа отбросил гранату, подобрал оружие, проверил и направил пистолеты на бандитов. Я был безоружный и поэтому поднял на всякий случай гранату, хоть и побаивался ее… И заржал как конь — это была пустая металлическая банка от пива с примотанной к ней изоляцией старой школьной авторучкой.

Дед Пиля по очереди бросил конец веревки нашим врагам, и они выбрались на дорогу. Вид у них был противный и жалкий — все в вонючей грязи, перепуганные, совсем не похожие на тех злобных и опасных бандитов, которые угрожали дяде Коле и похитили Алешку.

— Сладкая парочка, — сказал он с невыразимым презрением и ловко сплюнул им под ноги.

А эти… козлы стали ему дружески подмигивать, будто и не они запихивали его в мешок, не они грозились отрезать ему уши. Но дядя Коля цыкнул на них, и они съежились.

Тут и Пузан с Ингаром вернулись. Шли как старые приятели. Пузан — впереди, вздрагивая, снова поддерживая разделанные в клочья штаны. Ингар — сзади, довольный, рыча и скаля зубы.

— Какая славная компания, — издевательски восхитился дядя Коля. — И что мы с ними будем делать?

По глазам папы я понял, что он хотел бы с ними сделать. Еще бы маму сюда с топором или скалкой.

— Отпустим нас, — робко сказал Пузан. — Да, пацан? — Это к Алешке.

— Нечего их отпускать, — уперся дед Пиля. — Допросить и расстрелять. В другой раз не полезут. Во так вот!

— Правильно, — сказал я. — Это сейчас они смирные. Их отпустишь, а они снова за свое. Жить никому не дают. Утопить их в болоте!

— Или повесить, — кровожадничал дед, размахивая веревкой. — На отдельно стоящем дереве.

— Мы не будем больше, — по-детски заскулил Пузан. — И другим не дадим. Честное слово. И так ведь пострадали, вторые штаны из-за вас выбрасываю… А машина? ни одного стекла не осталось, двери все сорвались…

— Пожалуйся мне, — прижал его дядя Коля. — Я сейчас заплачу и цветочек тебе голубой подарю. Алешка, тебе решать. Твоя законная добыча.

Алешка задумался. По его глазам было видно, какие заманчивые перспективы открывались перед ним. Но он вздохнул и проявил свойственное ему благородство. Прищурился и принял решение:

— Отпустим, только носы и уши отрежем. И в спичечные коробки уложим. И подпишем — где чьи.

— Во так вот! — довольно крякнул дед. И достал немецкий штык. Пузан вдруг заплакал, а двое других вцепились в свои уши, забегали испуганными глазами.

— Что? — вежливо спросил их дядя Коля. — Не нравится? Неужели? Боитесь — больно будет? А нам не больно? А его отцу-матери не страшно было? — И тут дядя Коля так их обругал, что повторить это я не могу. К сожалению. И не потому что забыл или не понял. Но мне понравилось.

— Вот мое решение, — сказал дядя Коля, успокоившись. — На этот раз мы вас отпустим. С ушами. Но передайте своему боссу: если еще раз в нашей округе «выступите», то мы приедем к вам на танке и прямой наводкой разнесем и сотрем с лица земли ваше поганое осиное гнездо со всеми обитателями. Возражений нет? Вопросов? Гуляй, ребята!

Мы расступились, и они понуро побрели к машине. Мы молча смотрели им вслед. Только Лешка не выдержал. Схватил с телеги дедов валенок, догнал Пузана и ахнул его по башке. Пузан вежливо улыбнулся и поддернул обрывки штанов.