С е к р е т а р ь. Простите меня, но у пешехода кружится голова, когда мимо, громыхая по мостовой, стремительно проносится экипаж.
Э г м о н т. Дитя, дитя! Довольно! Словно бичуемые незримыми духами времени, мчат солнечные кони легкую колесницу судьбы, и нам остается лишь твердо и мужественно управлять ими, сворачивая то вправо, то влево, чтобы не дать колесам там натолкнуться на камень, здесь сорваться в пропасть. Куда мы несемся, кто знает? Ведь даже мало кто помнит, откуда он пришел.
С е к р е т а р ь. О господин граф! Господин граф!
Э г м о н т. Я вознесен высоко, но могу и должен вознестись еще выше, я преисполнен надежды, отваги, силы. Вершины своего пути я пока не достиг, а достигнув, буду стоять на ней твердо и без боязни. Но коли суждено мне пасть, то разве что удар грома, буря или собственный неосторожный шаг низринут меня в бездну - и там я буду лежать среди тысяч других. Я всегда был готов пролить свою кровь вместе со славными моими соратниками и ради малого военного успеха. Так неужели мне скупиться, когда речь идет о бесценнейшем достоянии всей жизни - о свободе?
С е к р е т а р ь. Господин граф! Вы не отдаете себе отчета, какие слова вы произносите! Да хранит вас бог!
Э г м о н т. Собери свои бумаги. Принц Оранский уже здесь. Приготовь самые важные письма, чтобы гонцы успели выехать до того, как закроют ворота. С остальным - время терпит. Письмо графу отложи до завтра. Поспеши к Эльвире и передай ей мой поклон. Постарайся разузнать, как чувствует себя правительница; говорят, ей нездоровится, но она это скрывает.
Секретарь уходит.
Входит принц Оранский.
Добро пожаловать, принц. Вы чем-то встревожены?
О р а н с к и й. Что вы скажете по поводу нашей беседы с правительницей?
Э г м о н т. В том, как она приняла нас, я ничего странного не усмотрел. Мне уже не раз доводилось видеть ее такой. По-моему, она не совсем здорова.
О р а н с к и й. Разве вы не обратили внимания, что она была более замкнута, чем обычно? Поначалу она, видно, хотела сдержанно одобрить наше поведенье во время последнего буйства черни, но затем спохватилась, что ее слова могут быть превратно истолкованы, и перевела разговор на привычную ей тему мы, нидерландцы, никогда-де не понимали ее мягкости и дружелюбия, не умели ценить ее, отчего все ее старанья ни к чему не приводили; в конце концов она устанет, и король должен будет решиться на другие меры. Разве вы этого не слышали?
Э г м о н т. Кое-что я пропустил мимо ушей, так как думал о другом. Она женщина, дорогой мой принц, а женщины хотят, чтобы все и вся покорно несли их легкое ярмо, хотят, чтобы Геркулес, сбросив с себя львиную шкуру, сел за прялку{24}, воображают, что если они миролюбивы, то брожение, возникшее в народе, бури, поднятые могущественными соперниками, должны улечься от одного их доброго слова и непримиримые стихии в кротком единодушии склониться к их ногам. То же самое и с правительницей, а так как добиться этого ей невозможно, то она чудит и сердится, сетует на неразумие и неблагодарность и грозит нам страшным будущим - то есть своим отъездом.
О р а н с к и й. Вы не верите, что она исполнит эту угрозу?
Э г м о н т. Никогда! Сколько раз я уже видел, как она собиралась в путь! Куда ей ехать? Здесь она правительница, королева, неужто она станет влачить убогую жизнь при дворе своего брата или отправится в Италию{25}, чтобы погрязнуть в старых семейных распрях?
О р а н с к и й. Вы считаете такое решение невозможным, ибо уже не раз были свидетелем ее колебаний и отступлений. И все же эта мысль стала ей привычной, новый оборот событий может подтолкнуть ее наконец-то осуществить свое давнее намерение. Что, если она уедет и король пришлет нам кого-нибудь другого?
Э г м о н т. Ну что ж, этот другой приедет и найдет для себя достаточно дела. Приедет с широкими замыслами, проектами, идеями, как навести порядок, все подчинить себе и удержать в подчинении, а столкнется сегодня с одной досадной мелочью, завтра с другой, послезавтра с препятствием уже более серьезным, месяц он потратит на новые проекты, другой - на печальные мысли о неудавшихся затеях, полгода провозится с какой-то одной провинцией. У него тоже время протечет между пальцев, голова закружится, а жизнь, как и раньше, будет идти своим чередом, проплыть по морям курсом, ему указанным, ему, конечно, не удастся, и он возблагодарит господа уже за то, что среди этой бури сумел провести свой корабль в стороне от подводных рифов.
О р а н с к и й. А что, если мы посоветуем королю произвести опыт?
Э г м о н т. Какой именно?
О р а н с к и й. Попробовать, каково будет туловищу без головы.
Э г м о н т. Что?
О р а н с к и й. Эгмонт, вот уже долгие годы я денно и нощно думаю о том, что здесь происходит; я словно бы склоняюсь над шахматной доской, и каждый ход противника представляется мне важным. Как досужие люди всеми своими помыслами тщатся проникнуть в тайны природы, так я считаю долгом, призванием властелина, вникнуть в убеждения, в намерения всех партий. У меня есть причина опасаться взрыва. Король долго правил согласно определенным принципам, теперь он видит, что толку от них мало. Что ж удивительного, если он попытается идти другим путем?
Э г м о н т. Не думаю. Когда ты становишься стар и так много уже испробовано, а в мире порядка все нет, пыл неизбежно остывает.
О р а н с к и й. Одного он еще не испробовал.
Э г м о н т. Чего же?
О р а н с к и й. Сохранить народ, а знать уничтожить.
Э г м о н т. Многие издавна боятся такого оборота событий. Напрасные страхи!
О р а н с к и й. Когда-то это были страхи, мало-помалу они переросли в подозрения, а ныне - в уверенность.
Э г м о н т. Да разве есть у короля слуги преданнее нас?
О р а н с к и й. По-своему мы служим ему, но друг другу можем признаться, что умеем разделять его права и наши.
Э г м о н т. Кто ж поступает иначе? Мы его вассалы и покорствуем его воле.
О р а н с к и й. А если он потребует большего и назовет вероломством то, что мы называем "стоять за свои права"?
Э г м о н т. Защитить себя мы сумеем. Пусть созовет рыцарей "Золотого руна", они нас рассудят.
О р а н с к и й. А что, если приговор будет вынесен до следствия и кара опередит приговор?
Э г м о н т. Филипп не захочет взвалить на себя обвинение в такой несправедливости и совершить поступок, столь опрометчивый даже в глазах его советников.
О р а н с к и й. Не исключено, что и они несправедливы и опрометчивы.
Э г м о н т. Нет, принц, этого быть не может. Кто осмелится поднять руку на нас? Бросить нас в темницу - попытка безнадежная и бесплодная. Никогда они не отважатся так высоко взметнуть знамя тирании. Даже легчайший ветерок разнесет подобную весть по всей нашей стране и раздует неслыханный пожар. Да и к чему это приведет? В одиночестве король не может ни судить, ни выносить приговоры; на убийство из-за угла они не решатся. Не посмеют решиться. Грозное единение вмиг сплотило бы народ. Ненависть к самому слову "Испания" вылилась бы в навечное отпадение от нее.
О р а н с к и й. Да, но пламя будет бушевать уже над нашими могилами, а кровь врагов станет лишь никому не нужной искупительной жертвой. Все это нам надо обдумать, Эгмонт.
Э г м о н т. Что же они предпримут?
О р а н с к и й. Альба уже на пути{26} в Нидерланды.
Э г м о н т. Не думаю.
О р а н с к и й. Я это знаю.
Э г м о н т. Правительница ни о чем слушать не хотела.
О р а н с к и й. Тем более я убеждаюсь в своей правоте. Она уступит ему место. Его кровожадность мне известна, и войско следует за ним.
Э г м о н т. Новые тяготы для провинций, народу круто придется.
О р а н с к и й. Сначала они обезвредят главарей.
Э г м о н т. Нет, нет!
О р а н с к и й. Нам надо уехать каждому в свою провинцию. И там укрепиться. К откровенному насилью он сразу не прибегнет.
