– Как с койками, сэр?

– И то верно, черт бы меня побрал, – произнес Джек Обри, помолчав. – Надо будет поднять их как можно скорей, чтобы прикрыть борта. Но не разрешайте никому выходить на палубу до тех пор, пока абордажная партия не покинет шлюп. Главное – внезапность.

Внезапность, внезапность… Стивен подскочил на койке от крика: «Боевая тревога, сэр, боевая тревога!» Вокруг – беззвучно – кипела бурная деятельность. Матросы носились взад – вперед почти в полной темноте – не было видно ни зги, – лишь слышалось негромкое бряцание оружия, раздаваемого абордажникам, которые незаметно перелезали через обращенный к берегу борт и по двое – по трое спускались в шлюпки. Помощники боцмана шипели: «Приготовиться! Стоять по местам! Всем приготовиться!» Команды звучали приглушенно. Унтер – офицеры и старшины проверяли своих подчиненных, прикрикивая на судовых придурков (на шлюпе их было предостаточно), которым не терпелось узнать, что да почему. В полумраке слышался голос Джека Обри:

– Мистер Риккетс. Мистер Бабингтон.

– Сэр?

– Как только я дам знать, вы и марсовые сразу же подниметесь на мачты и тотчас поставите брамсели и прямые паруса.

– Есть, сэр.

Внезапность, изумление. Изумление полусонных вахтенных «Санта Лючии», разглядывавших бриг, приближавшийся к их судну: уж не намерен ли он присоединиться к ним?

– Это тот самый датчанин, который вечно жмется к берегу, – заключил Жан Визакр.

Их изумление достигло предела, когда из-за брига к ним помчались две шлюпки. Растерявшись в первое мгновение, французы тотчас пришли в себя: схватились за мушкеты, обнажили абордажные сабли и принялись развязывать найтовы, крепившие пушку. Но каждый из семерых действовал сам по себе, а времени у них было меньше минуты. Поэтому, когда орущие матросы с «Софи», зацепившись за переднюю и главную якорь – цепи, гроздьями полезли через борт, призовая команда встретила их лишь одним выстрелом из мушкета, двумя пистолетными хлопками и вялой попыткой дать отпор холодным оружием. Минуту спустя четверо самых ловких полезли по вантам, один бросился вниз, а двое лежали на палубе.

Ударом ноги распахнув дверь каюты, Диллон с яростью посмотрел на молодого помощника капитана капера и, направив на него тяжелый пистолет, спросил:

– Сдаетесь?

– Oui, monsieur[38], – дрожащим голосом отвечал юноша.

– На палубу, – приказал Диллон, мотнув головой. – Мерфи, Бассел, Томсон, Кинг, забить крышки люков. Да поживей! Дэвис, Чеймберс, Вуд, ставьте паруса. Эндрюз, выбрать кливер в доску.

Лейтенант кинулся к штурвалу, убрал с дороги убитого и повернул руль. «Санта Лючия» стала медленно набирать ход, постепенно увеличивая его. Посмотрев через плечо, Диллон увидел, как на «Софи» развернулись брамсели, а затем – почти одновременно – фок, грота – стаксель и косой грот. Наклонившись, под фоком он увидел, что судно, находившееся впереди него, начало производить поворот через фордевинд, ложась на другой галс, чтобы спасти свой приз. На его борту царило оживление; бурная деятельность была видна и на трех других судах конвоя: матросы бегали вверх – вниз, слышались крики, свистки, раздавался приглушенный бой барабанов. Однако при таком слабом ветре, с таким малым количеством парусов они двигались словно во сне, медленно описывая предполагаемые кривые. Повсюду разворачивались паруса, но суда конвоя не успели набрать хода, и из-за их медлительности у Диллона создалось странное впечатление, будто он и впрямь оказался в сонном царстве. Однако в следующее мгновение тишина эта была нарушена, когда «Софи» с развевающимися флагами прошла мимо левой скулы сноу, под оглушительное «ура» своей команды. Форштевень шлюпа уже гнал заметный бурун, и с чувством гордости Джеймс Диллон увидел, что все паруса поставлены, туго натянуты и наполняются ветром. Матросские койки появлялись на палубе с невероятной быстротой. Он увидел, как две из них появились в сетках у борта, затем на шканцах. Проходя мимо сноу, приподняв треуголку, Джек Обри воскликнул:

– Вы молодец, сэр!

Участники абордажной партии прокричали ответное «ура» своим товарищам, и жестокая атмосфера готовности убивать и умирать, царившая на борту сноу, мгновенно разрядилась. Матросы вновь грянули «ура», а из трюма раздался унылый вой.

«Софи» шла под всеми парусами, делая около четырех узлов. «Глуар», едва слушавшийся руля, начал поворачивать под ветер. Такой маневр подставлял его незащищенную корму под огонь пушек «Софи». Менее четверти мили разделяло суда, и расстояние это быстро сокращалось. Но француз был не дурак: Джек Обри увидел, как на его задней мачте появился бизань – марсель, а грот – и фока – реи были обрасоплены так, чтобы корму отнесло под ветер и судно вновь стало бы слушаться руля.

– Думаю, слишком поздно, друг мой, – произнес Джек Обри.

Дистанция между судами уменьшалась. Триста ярдов… Двести пятьдесят…

– Эдвардс, – произнес он, обращаясь к канониру первой от кормы пушки. – Стреляйте в носовую часть сетти.

Ядро пробило фок неприятельского судна. Были отданы фалы, и паруса тотчас опустились. Какой-то моряк торопливо бросился к корме, подняв и опустив флаг в знак сдачи. Однако заниматься этим сетти было некогда.

– Привестись к ветру! – скомандовал капитан. Шлюп начал менять направление, фок затрепетал и снова наполнился ветром. «Глуар» оказался в пределах поворота орудий «Софи».

– Давайте поднатужьтесь, – произнес Джек Обри, и со стороны всего борта послышался скрип талей: пушки надо было немного повернуть, чтобы нацелить их на противника. Орудийная прислуга не произносила ни звука: каждый знал свое дело и был начеку. Банники на коленях, зажженные фитили в руках; отвернувшись от борта, их раздували, чтобы они не гасли. Канониры, присев на корточки, вглядывались в сторону незащищенной кормы и раковины.

– Пли!

Команду заглушил рев пушек. Клубы дыма скрыли море, и «Софи» содрогнулась всем корпусом. Джек Обри, машинально засовывая сорочку в панталоны, увидел, что чтото неладно. Неожиданным порывом ветра от норд-оста облако дыма отнесло к корме. В тот же момент шлюп словно опешил, его нос стал круто забирать направо.

– Людям на брасы! – рявкнул Маршалл, поворачивая руль, чтобы вернуть шлюп на прежний курс.

Медленно, словно нехотя, руль повиновался ему. Раздался второй залп, но тот же порыв ветра развернул и корму неприятельского судна. Когда дым рассеялся, оно ответило. Перед этим Джек Обри успел заметить, что корме и раковине неприятельского судна досталось: иллюминаторы кормовой каюты и балкончик были разбиты; кроме того, он насчитал двенадцать орудий и увидел французский флаг.

«Софи» потеряла скорость, в то время как «Глуар», следовавший левым галсом, быстро набирал ход. Оба судна шли параллельными курсами, держась круто к неровно дувшему ветру. «Софи» немного отставала. Суда осыпали друг друга ядрами, стоял непрерывный гул; белые, серо – черные, освещаемые вспышками пунцового огня, облака дыма не рассеивались. Так продолжалось долгое время: песочные часы переворачивались, били склянки – дым висел густой пеленой. Конвой давно остался позади.

Нечего было делать, нечего было сказать. Канониры получали приказы и выполняли их с великолепной яростью, стреляя в корпус противника с такой скоростью, на какую были способны. Мичманы, командовавшие отделениями, носились взад – вперед по линии, помогая одним, подавляя малейшие признаки растерянности у других. Порох и ядра доставлялись из крюйт-камеры словно по расписанию; боцман и его помощники внимательно наблюдали, не повреждены ли части оснастки; то и дело раздавался треск мушкетов в руках стрелков, сидевших на марсовых площадках. Джек Обри стоял и размышлял. Чуть левей его, почти неподвижно, несмотря на то что ядра со свистом пролетали мимо или с треском ударялись о корпус шлюпа, стояли писарь и Риккетс, мичман, распоряжавшийся на квартердеке. Пробив сетку со сложенными в нее койками, в нескольких футах от капитана пролетело ядро – оно ударилось о металлическую лебедку и, потеряв силу, упало с противоположной стороны коек. Когда оно подкатилось к нему, он увидел, что это восьмифунтовый снаряд. Как обычно, француз бил выше цели и стрелял невпопад, в спокойном синем море, чистом от дыма с наветренной стороны, Джек видел всплески от падения ядер ярдов за пятьдесят впереди и сзади шлюпа, в особенности впереди. Те, что они падали впереди, он определял по вспышкам, озарявшим дальнюю сторону облака. По изменению звука было очевидно, что «Глуар» отрывается от них. Это его не устраивало.