– Опять эти ваши истории, связанные с военными секретами? – выкрикнул Аньелло. – Но я тоже провел свое маленькое расследование. Этот парнишка – один из уцелевших в Джексонвилле. В огне города погибли три тысячи человек. Жуткий грозовой денек! Правда, довольно любопытно? И никто не воспользовался своей тачкой, чтобы дать деру. Нет, что вы, все они смирно согласились подохнуть. Кроме шестерых. И вы один из них. А парнишка рассказывал каждому встречному, что город был логовом оголодавших зомби, которые пытались взять контроль над живыми… И случилось все это из-за пролома во Вселенной, через который бесы проникли в наше пространство-время… И как раз этот-то малыш и попытался убить одного из своих товарищей. Он сумасшедший, Хейс. Я не знаю, что там такое произошло, но сейчас-то он точно сумасшедший.

– Я найду и верну его. Но скажите своим людям, чтобы они не вмешивались.

Аньелло вздохнул:

– Заметьте, я спорю просто ради развлечения. Я ведь всего лишь коп, берущий под козырек, мистер важная шишка из Вашингтона.

Хейс встал.

– Спасибо, лейтенант, за сотрудничество.

Когда он закрывал дверь, ему показалось, что он расслышал шепот, что-то вроде «паршивый черный идиот», но, вероятно, ему это просто почудилось.

Около полуночи Джем бесшумно выскользнул из пустующего дома, занятого бродягами. Самая разнообразная публика, завернувшись в старые заплесневелые газеты, спала в коридорах. Перешагнув через тела, он вышел на улицу, совершенно пустынную в этот час, если не считать двух пьянчужек, которые грелись возле импровизированной жаровни. Подгоняемый голодом, он быстро шел вдоль полуразрушенных домов. Весь квартал был предназначен на снос, поэтому вокруг слонялись только бомжующие да ханурики-наркоманы. И еще беглые пацаны. Он решил сгонять в открытый всю ночь супермаркет, который заприметил в двух улицах отсюда. Он постарается что-нибудь стибрить. Накануне ему удалось свистнуть монету у одного из наркоманов под кайфом, отрубившихся в этом пустующем доме. Хватит, чтобы купить батончики мюсли и апельсиновый сок.

Он опасливо продвигался вперед, поминутно бросая вокруг осторожные взгляды. Главное – не попасться по глупости. Он уже собирался пересечь проспект с разбитым асфальтом, когда вдруг замер на месте.

Какого черта делают на улице эти малыши? В такой час да еще в таком тухлом районе? Их было двое, мальчик и девочка, они приближались неуверенной походкой, держась за руки, по другой стороне улицы. Девочке не было и десяти лет, а мальчишечке – всего три или четыре годика. Неужели их бросили родители? Или они убежали? На краткий миг ему представилась картина детей, сбежавших от недостойных этого имени родителей, истязавших их. Он сделал шаг в их направлении, и они резко остановились, медленно поворачивая головы в его направлении. Оба ребенка были светловолосы, как и сам Джем. Оба бледные. И очень странно одетые, подумал он. На мальчугане был черный бархатный костюмчик, а на девочке – розовое платьице, какие носят подружки невесты. Джем не мог разглядеть их лиц, они были слишком далеко, но, кажется, они… улыбались. Да, улыбались. Странно. Похоже, они не были напуганы и вовсе не казались несчастными. Малыш держал что-то в руке, кажется, пластиковый мешочек, которым машинально размахивал.

Джем сделал еще шаг, и улыбка детей стала шире. Девочка шаловливо прикрыла рот. Они подходили к большой куче мусора, наваленной на тротуаре вдалеке от фонаря. От нее исходила такая сильная вонь, что Джем был принужден дышать через рот. Он не выносил теперь запаха помойки, это напоминало ему тяжелую вонь гниения, нависавшую над Джексонвиллем. Малыш весело помахивал своим мешочком и что-то кричал.

– Что ты говоришь? – спросил его Джем, собираясь перейти улицу.

– … кушать!

Они хотели есть. Но… брошенные малыши, одетые по-праздничному? Раздавшийся шум шагов помешал ему додумать свою мысль. Появилась старая бомжиха с трехколесной тележкой из супермаркета, грохотавшей железом и пустыми бутылками. Она остановилась в двух шагах от малышей.

– Какова фига здесь делаете-та? – изрыгнула она.

Джем отступил в тень. Он не хотел, чтобы его видели. Даже старуха бомжиха может оказаться опасной, если копы начнут ее допрашивать.

– Кушать… – повторил мальчик.

А девочка опять прыснула со смеху.

Джема охватила какая-то слабость. Может быть, от запаха падали? Дети были такими… Или оттого, что он долго не ел? … странными. Или просто от усталости?

Одетые как куклы. И ни капельки, ни капельки не испуганные. Джем отер вдруг вспотевший лоб. Мальчик сделал шаг к свету, приближаясь к старухе, и желтый отблеск фонаря осветил содержимое его прозрачного мешочка. «Почему он разгуливает с мешочком, в котором лежит кисть руки?» – спросил себя Джем. И вдруг он осознал, о чем только что подумал, и ноги у него сразу стали ватными. Да нет же, он просто псих, это опять один из его приступов страха. Он плохо рассмотрел. Это не потому, что ребятки – мертвенно-бледные – возникли из ниоткуда и наряжены в лучшую одежду, как те набальзамированные люди, которых он видел однажды по телику, прежде чем надзирательница поспешно переключила на другую программу… это не потому что… Джем заколебался: он потерял нить рассуждения. Но детишки… Малыш, напевая, подходил к бомжихе, а девчушка в своем розовом муслиновом платьице – как у Хелен Мартин, когда та вышла из могилы и… — прыгала то на одной, то на другой ножке…

– Спасайтесь, – завопил Джем. – Спасайтесь! Не подходите к ним!

– Чиво?

Повиснув на своей тележке и слегка покачиваясь, старуха медленно повернулась к нему.

– Бегите! Они злые! Бегите! – опять закричал Джем, и девочка взглянула на него с улыбкой, обнажив красный рот, полный острых клыков.

Повторяя с глупым видом: «Чиво?» – старая женщина сделала шаг вперед, потом отступила.

Приветливо подняв руку, малыш тоже повернулся к Джему, и стало видно, что у него нет кисти, что рука кончается культей, откуда торчит белая кость.

И запах. Смрадный тяжелый запах. Как он мог быта таким идиотом, чтобы подумать, будто запах исходит от мусорных бачков, а женщина все стоит и…

Мальчуган потянул старуху за платье, и она наклонилась к нему так, что тележка спрятала ее от Джема Ни шума, ни криков. Только вертикальный фонтан крови. Девочка зашлась хохотом и бросилась к Джему. Она бежала на четвереньках, как зверь, как волк – как волк в розовом платьице, открыв пасть, и ее длинные светлые волосы развевались на ветру, а вокруг растекался тяжелый запах тухлого мяса.

«Пошевеливайся, пошевеливайся, или ты погиб!» – услышал Джем свой собственный вопль. Он отступил, едва не упав, и бросился бежать назад, к жаровне, оставшейся в сотне метрах позади. Каких-то сто метров. Огонь. Спасение. Прерывистое дыхание девчонки позади него, совсем уже близко. Кажется, что ее язык уже касается его пяток. И этот непрекращающийся глупый смех. Он зацепился за трубу и рухнул. Ручонка схватила его за лодыжку, маленькая, холодная как лед ручонка с острыми когтями, и на него нахлынула вонь. Он завыл, безуспешно отбиваясь ногами, затем, подобрав большой кусок песчаника, ударил малышку по голове. Он почувствовал, что камень углубился в мягкий череп, и увидел, как брызнул мозг. Девчонка с проломленным черепом отряхивала платьице.

– Ты плохой, – сказала она тоненьким голоском, уставившись глазами, неподвижными и холодными, как у акулы, изготовившейся к атаке, на низ живота Джема. – А она у тебя большая? Ты мне покажешь свою сосиску?

Чувствуя, что его вот-вот вырвет, Джем взглянул на камень, вымазанный мозгами, а затем что есть силы запустил им в лицо девчонки.

Она пошатнулась, словно маленький испорченный автомат, а Джем со всех ног бросился прямо к жаровне, возле которой хором распевали пьяницы.

Джем, не отдавая себе отчета, растолкал их, запустил руку в железный бидон, схватил докрасна раскаленный уголь и, не обращая внимания на удивленные возгласы пьянчужек, швырнул его в девчонку, которая опять наступала. Пылающая головешка, подпалив платье, упала к ее ногам, и девочка отскочила, издав такой вопль, что ее кожа, испещренная мраморными пятнами, лопнула, обнажив множество блестящих личинок, а маленький улыбающийся ротик стал изрыгать огромных черных тараканов, которых Джем, тоже вопя, давил сапогами. Завопили и оба пьянчужки, а девочка хлопала в это время своими пухленькими ручками по почерневшему платьицу. Но вот, словно принесенный порывом ветра, появился и мальчик, передвигаясь на четвереньках длинными легкими прыжками. Пьянчужки замолчали и бросились удирать со всех ног. Джем протянул руку к жаровне. Малыш остановился, прерывисто дыша. Его взгляд был полон ненависти, на мясистых губах появилась отвратительная пена. Он подошел к сестре, которая взяла его за руку.