Шелавин почти бежал впереди, а Павлик едва поспевал за ним. Так они прошли еще около получаса, и, когда Павлик почувствовал наконец, что выбивается из сил, Шелавин вдруг остановился.

Перед ними, стеной метра в два вышины, тянулась поперек склона, метров на пятьдесят‑шестьдесят в длину, сложенная из огромных плит терраса. Но ни Шелавин, ни Павлик не смотрели на нее. В полном молчании, словно зачарованные, закинув головы, они не сводили глаз с нескольких гигантских статуй, безмолвно, в мрачном и грозном спокойствии возвышавшихся над террасой на пятнадцать‑двадцать метров. В лучах фонарей были видны их странные головы, украшенные, словно каменными тюрбанами, огромными, двухметровыми цилиндрами. Срезанные назад узкие лбы, длинные вогнутые носы, глубокие пустые и черные глазницы, тонкие, строго сжатые губы и острые подбородки производили незабываемое впечатление внутренней силой своего сверхчеловеческого облика.

Они стояли на удлиненных торсах, без ног, с едва намеченными под грудью руками, – примитивные и мощные, безмолвные и грозные, – и пристально глядели вперед, в безмерные пространства океана, через головы пигмеев, внезапно появившихся оттуда. Между этими стоящим словно на страже гигантами валялись многочисленные, повергнутые уже океаном фигуры с отлетевшими в стороны огромными цилиндрами, некогда украшавшими их головы.

– Рапа‑Нуи…[4] – бормотал океанограф. – Рапа‑Нуи. Древний Вайгу… Значит правда: его затопил океан… Смотри, Павлик! Смотри! Запомни это навсегда…

Долго стояли они молча перед каменными гигантами; наконец Шелавин, словно очнувшись, вздохнул и сказал:

– Надо идти дальше, Павлик. Мы еще встретим их немало. Нам нужно закончить обследование острова.

Бросив последний долгий взгляд на подводных стражей горы, Шелавин запустил винт и поплыл дальше на юг. Павлик последовал за ним. После длительного молчания он спросил океанографа:

– Почему вы сказали, Иван Степанович, «острова»? Разве это не просто подводная гора?

– А где ты видел подводную гору с затонувшими на ней лодками, ножами, копьями и, наконец, с такими сооружениями, как эти террасы и колоссальные статуи? А?… Позвольте вас спросить, молодой человек?

– Ну что же? – набравшись духу, возразил Павлик. – Вы же нам как‑то рассказывали на кружке об опустившихся в море островах и даже материках. Может быть, и здесь так же произошло?

– Гм, гм… – замялся океанограф. – М‑да… Конечно, бывает… Отчасти ты прав, но только отчасти. Ведь могут быть случаи, когда остров или материк постепенно или сразу, но лишь частично покрывается наступающим океаном. Кажется, об этих трансгрессиях океана я тоже вам говорил? Очевидно, и здесь произошел такой случай… А это что такое? – внезапно прервав себя, указал рукой Шелавин на большое темное пятно, выделяющееся на склоне в подводных сумерках.

– Вход в пещеру или грот, могу сказать наверное, – не задумываясь, ответил Павлик, считавший себя в этих вопросах достаточно опытным человеком.

– И, очевидно, очень большой пещеры, – добавил океанограф. – Надо посмотреть.

Павлик первым вплыл в пещеру. Она оказалась действительно огромных размеров и, судя по ее базальтовым стенам и сводам, была вулканического происхождения. Возможно, что в далекие геологические эпохи через это жерло или боковой ход изливалась из недр земли расплавленная лава. Пещера была очень высока, широка и тянулась далеко в глубину горы. Ее дно было покрыто илом, в котором среди бесчисленных раковин копошилось множество иглокожих и кишечнополостных; стены, обломки скал и бугры застывшей лавы заросли фестонами, занавесями, коврами известковых водорослей.

Бегло обследовав пещеру, Шелавин и Павлик почувствовали усталость и голод. Решено было сделать привал, отдохнуть и поесть. Оба опустились на небольшой обломок скалы и принялись за термосы. Сделав несколько глотков горячего какао, Павлик вернулся к прерванному разговору:

– Иван Степанович, если мы не на простой подводной горе, то что же это за остров?

– Это остров Рапа‑Нуи. Таинственный, загадочный остров, доставивший и до сих пор еще доставляющий массу хлопот и мучений географам, этнографам и историкам культуры всего цивилизованного мира. Слыхал ли ты что‑нибудь об этом острове?

– Рапа‑Нуи?… Нет, – признался Павлик, – в первый раз слышу.

– Гм… Нечего сказать, хорош! Но, может быть, ты знаешь его под именем Вайгу, как его иногда называют?

– Н‑нет, Иван Степанович, – ответил Павлик, чувствуя уже некоторую неловкость. – И Вайгу не знаю.

– Не понимаю. Абсолютно не понимаю, чему вас только учили в этих ваших прославленных гимназиях, или… как их там… колледжах, что ли!

– Колледж святого Патрика, Иван Степанович, в Квебеке.

– Не святого Патрика, – разразился океанограф, – а святого невежества!.. Вот‑с! Святого невежества! Не знать ничего и даже не слышать об острове Рапа‑Нуи, или Вайгу, или Пасхи! Это чудовищно!

– Пасхи? Остров святой Пасхи? – встрепенулся Павлик. – Я что‑то припоминаю… Да‑да, я припоминаю… Это крохотный остров среди Тихого океана. Его открыл Дэвис в тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году, потом адмирал Роггевен – в тысяча семьсот двадцать втором году. И остров населяли тогда язычники, идолопоклонники, но потом туда приехали какие‑то монахи, которые обратили их в христианство. Вот и все, что нам рассказал об острове Пасхи учитель географии в колледже.

– Идиот, на обязанности которого лежало превращать детей в таких же идиотов, как он сам! Как хорошо, Павлик, что ты вырвался из этой фабрики невежд, тупиц и ханжей! Поступишь в нашу советскую школу – и весь мир раскроется перед тобой во всей своей красоте и правде! Ведь тебе не рассказали в колледже самого интересного про этот замечательный остров! Крохотный островок, который за один час ходьбы можно пересечь с одного конца до другого, одинокий клочок земли, затерянный среди безбрежного океана, отделенный четырьмя тысячами километров от Южной Америки и таким же примерно расстоянием от ближайших островов Полинезии, – этот островок представляет собой настоящий клубок научных загадок и тайн! Ты подумай только, Павлик: среди всей Полинезии, между всеми ее бесчисленными островами и племенами, только здесь, у этого маленького народца, населявшего Рапа‑Нуи, развилась и расцвела письменность! На тех самых кохау ронго‑ронго – длинных красновато‑коричневых дощечках, которые мы только что нашли в каноэ и держали в руках! Мало того! Эти деревянные таблицы с письменами древних рапануйцев до сих пор не прочитаны, не раскрыты ни одним ученым цивилизованного мира.

Шелавин замолчал и сделал несколько глотков какао из термоса.

– А эти террасы, или аху, как их называют туземцы! А эти необыкновенные, поразительные статуи! – продолжал он через минуту. – Как мог сделать эти гигантские сооружения маленький народец, находившийся на самом низком уровне культуры? Ведь некоторые из этих статуй достигают двадцати трех метров в высоту, имеют в плечах до двух‑трех метров, с двухметровыми тюрбанами на головах, весят до двух тысяч центнеров! А таких аху к моменту появления европейцев насчитывалось не менее двухсот шестидесяти штук, а статуй – свыше пятисот, и все они своими гневными, угрожающими лицами обращены к океану. Не ясно ли, что эту огромную, можно сказать – титаническую, работу мог выполнить только другой, более многочисленный, гораздо более культурный и развитый народ!

Чтобы разгадать все эти загадки, некоторые ученые высказали такое предположение. Этот остров в древности был гораздо больших размеров. Его населяло многочисленное племя со своеобразной, довольно высокой культурой, гораздо более высокой, чем у тех жалких племен, которых застали на острове первые европейцы. И вот настало время, когда древние рапануйцы начали замечать, что их остров медленно, но неудержимо поглощается морем. Тогда они, полные тревоги и смутных опасений, обратились к своим богам, ища у них защиты против угрожающей стихии. Они начали строить у берега моря огромные террасы и ставить на них многочисленных идолов как стражей и хранителей родной земли. Но океан продолжал неумолимо наступать, и напрасно каменные боги вперяли в него свои гневные, угрожающие взоры. Люди не теряли, однако, надежды. Лихорадочно продолжали они свою работу; высекали новых идолов, строили новые аху и воздвигали на них новые и новые ряды своих стражей и хранителей. Так продолжалось, вероятно, много десятков лег. Может быть, постепенно убеждаясь в тщетности своих надежд и в бессилии своих богов, а может быть, после какого‑нибудь внезапного штурма со стороны океана в результате землетрясения, но в конце концов население впало в панику. Оно бросило все работы и, захватив весь свой скарб, устремилось к своим каноэ, чтобы искать спасения на другой земле. Такие переселения с острова на остров, через огромные водные пространства океана, по разным причинам, довольно часто происходили в истории заселения Полинезии.