Весь силуэт корабля – от киля до радиоантенны – был ясно виден на экране подлодки. На глазах у капитана и старшего лейтенанта середина подводной части крейсера стала растягиваться, расползаться, словно глина. Спустя лишь одну минуту после начала ультразвуковой атаки середина обращенного к подлодке борта корабля неожиданно и сразу вдавилась внутрь его, потом вдруг, как огромный пузырь, лопнула, и гигантская струя воды ворвалась в трюмы, в машинное отделение, в артиллерийские погреба.

Крейсер сразу осел, в несколько секунд набрав чудовищную порцию воды. Не помогли ни подводные противоминные утолщения бортов, ни многочисленные водонепроницаемые переборки. Мощный поток воды сделался полновластным хозяином своей добычи – великолепного крейсера, красы и гордости императорского восточно‑азиатского флота…

– Прекратить звук! – отдал команду капитан и, повернув бледное лицо к старшему лейтенанту, добавил: – Надо дать людям время для спуска шлюпок.

Крейсер медленно погружался своей серединой в воду, все выше задирая кверху нос и корму. Один за другим слетали на воду катера, моторные лодки, вельботы, шлюпки и быстро наполнялись людьми. Со всех сторон к погибающему кораблю неслись многочисленные мелкие суда, работавшие до сих пор на море поодаль от него, и спасательные шлюпки с парохода.

– Разрешите доложить, – послышался позади голос Плетнева.

Радист стоял в дверях с пачкой радиограмм.

– Что там у вас? – отрывисто спросил капитан.

– Крейсер «Идзумо» непрерывно шлет сигналы о бедствии. Сообщает, что тонет. Говорит, что по неизвестной причине правый и левый борта расползаются, открыв доступ воде.

– Хорошо. Принимайте дальнейшие сообщения. Капитан вновь повернулся к экрану. Все палубы уже очистились от людей. Лишь одинокая приземистая фигура командира крейсера продолжала неподвижно стоять на верхнем мостике. Вот он прощально приложил руку к козырьку. Вся масса мелких судов, скопившихся около медленно погружавшегося корабля, сразу широким веером рассыпалась далеко вокруг него.

– Ясно, – проговорил капитан. – Все сошли с корабля. Пусть теперь расплачивается за всех один этот волк! Звук! – резко скомандовал он главному акустику. – На полную мощность!

Все помещения подводного корабля наполнились величественной симфонией потрясающей силы.

* * *

Через полчаса «Пионер» стремительно мчался к югу и вниз, созывая на сборный пункт всех членов команды, оставленных им в глубинах океана на время битвы с коварным врагом.

Глава ХДва разговора

Отразив коварное нападение, экспедиция еще семь суток оставалась на месте сражения и успешно закончила начатые исследования. Полученными результатами особенно был доволен Шелавин.

Наличие электродвижущей силы в слоях океанического дна было подтверждено и всесторонне изучено им, и это обстоятельство распалило изобретательскую фантазию Марата до необычайных размеров. Он уже носился с проектом организации огромных придонных электроаккумуляторных батарей, собирающих и накапливающих непрерывно возникающую в толщах морского дна электроэнергию и потом передающих ее на сушу для промышленных, транспортных и бытовых целей. Марат сумел заразить своим энтузиазмом даже Шелавина и превратить его в яростного сторонника и защитника своего проекта. В стенгазете появилась статья Шелавина, в которой он громил скептиков и маловеров, сомневавшихся в практическом значении проекта.

Дискуссия разгоралась, как пожар, и Марат чувствовал себя на вершине счастья.

Подлодка шла теперь в полосе соприкосновения двух параллельных течений – теплого поперечного, идущего с запада, от Фолклендских островов, на восток, к берегам Южной Африки, и другого – широкого холодного течения мыса Горн, которое идет в том же направлении, тесно соприкасаясь с теплым, и составляет атлантическую часть великого непрерывного кольца восточного течения, опоясывающего в этих высоких широтах весь земной шар.

Как и во всех случаях соприкосновения холодных и теплых течений, эти области и над поверхностью океана и в глубинах отличаются многими физическими и биологическими особенностями. В атмосфере здесь чаще всего наблюдаются штормы, туманы, большая облачность, дожди, а в водах океана – исключительное богатство и развитие жизни, начиная от планктона (микроскопические организмы, пассивно плавающие на поверхности и являющиеся питательной основой для жизни всей фауны поверхностных вод) и кончая самыми крупными видами морских животных.

Как далеко сказывается влияние этих условий в глубинах океана? Какие новые, не известные еще науке виды водных организмов можно там найти? Как распространяются здесь холодные течения, зарождающиеся у ледников Антарктического материка под влиянием таяния льдов и в результате усиленного теплового лучеиспускания в южных антарктических

областях Атлантического океана? Каков здесь в действительности рельеф дна и как он влияет на движение глубинных вод и на распределение температуры в них?

Все эти и множество подобных им проблем стояли перед научной экспедицией подлодки. Кипучая работа шла не только на частых, хотя и кратковременных остановках, но и во время движения корабля – в его лабораториях‑кабинетах и даже у бортовых окон. Медленно двигаясь на трех десятых хода и зажигая на безопасных глубинах мощные прожекторы, подлодка привлекала к себе множество водных организмов, и на долю Сидлера, помощника Шелавина, одновременно художника и кинооператора экспедиции, выпала чрезвычайно увлекательная работа.

В эти дни Павлик не отходил от Сидлера, восхищаясь всем, что появилось в мощном луче прожектора, а также быстротой и искусством, с которым все это запечатлевалось немедленно на кинопленке или на листах альбома карандашом или красками художника.

Вообще настроение у Павлика последние дни было исключительно радостное: капитан сообщил ему, что, по сведениям Главного морского штаба, отец Павлика уже совершенно оправился от ран, полученных им при крушении «Диогена», и скоро будет выписан из больницы. Хотя отец и не знает подробностей спасения Павлика, но все радиограммы Павлика переданы ему, и он теперь вполне спокоен за жизнь сына.

Павлик ходил все эти дни окрыленный счастьем. Это состояние счастья и непрерывного восхищения окружающим в конце концов привело к неожиданному результату. Запершись на целый день в каюте Плетнева, где он жил с момента своего появления в подлодке, Павлик в один присест, не отрываясь от стола, разразился длиннейшей поэмой, в которой торжественно воспел все величие океана, его красоты, его богатства, его таинственную жизнь и покорение его советскими людьми…

Радист входил в этот день в свою каюту на цыпочках, едва дыша, и под величайшим секретом рассказал Марату, Скворешне, интенданту Орехову и коку Белоголовому, что «мальчик сочиняет какие‑то стихи» и что «он прямо не в себе и горит от вдохновения…»

К концу дня уже весь экипаж подлодки знал о поэме и ждал ее появления с возрастающим нетерпением.

Поздно ночью, когда, вернувшись с вахты, Плетнев тихонько, как мышь, раздевался и готовился лечь, Павлик наконец поставил точку, бросил перо, откинулся на спинку стула и с наслаждением, закрыв глаза, потянулся. По всему было видно, что великий труд окончен, и опустошенная, обессилевшая душа творца жаждет лишь покоя и отдохновения… Однако уже через несколько минут, предварительно взяв у радиста страшную клятву, что он «никому‑никому не расскажет», Павлик, стоя посреди каюты, все больше и больше разгораясь и потрясая поднятой рукой, читал ему свое творение. Изборожденное глубокими морщинами, словно вспаханное трактором поле, лицо Плетнева было в непрерывном движении. Он не мог прийти в себя от восторга, ежеминутно прерывая чтеца восхищенными возгласами: