– Я видел! Поздравляю с успехом!

– Разрешите повторить операцию? Ответ последовал не сразу.

– Враг приведен в замешательство, – послышался наконец голос капитана. – Он собирается отступать. Носовая пушка вступила в бой. Возвращайтесь в пещеру на глубине трехсот метров.

– Есть возвращаться в пещеру на глубине трехсот метров!

* * *

Из выходной камеры «Пионера» Скворешня, Марат и Павлик немедленно направились в центральный пост управления подлодки. Команда в отсеках, через которые они проходили, молча, не отрываясь от наблюдения за своими аппаратами и механизмами, приветствовала их поднятыми вверх руками. Вся команда уже знала о приключениях этой тройки.

Проходя по верхнему коридору, они еще издали увидели водолаза Крутицкого, неподвижно стоявшего у дверей каюты лейтенанта Кравцова. Крутицкий был в полной боевой форме: с винтовкой у ноги, с кортиком на левом и ультразвуковым пистолетом на правом боку. Его лицо было каменно‑сурово, он холодно, словно не узнавая, смотрел на приближающихся Скворешню, Марата и Павлика. С какой‑то особой и неожиданной повелительностью, свойственной одним лишь военным, стоящим на боевом караульном посту, он приказал:

– Держаться противоположной стены!

И трое друзей, прижимаясь к стене, осторожно и молча обошли дверь, не сводя с нее пристальных глаз, словно видя сквозь нее жалкую и ненавистную фигуру предателя и убийцы.

В центральном посту капитан выслушал краткий рапорт Скворешни.

Затем капитан с нескрываемым волнением крепко пожал руку Скворешне:

– Поздравляю вас! Родина не забудет ваших славных боевых заслуг!

Капитан пожал руку и Марату:

– Спасибо, товарищ Бронштейн, за ток! Он дал нам возможность встретить врага во всеоружии и уничтожить его!

И, обратившись к Павлику, стоявшему навытяжку, как заправский советский моряк, то бледневшему, то красневшему от волнения, капитан с улыбкой, от которой Павлику захотелось вдруг пройтись на руках по палубе центрального поста, сказал:

– Спасибо за все, товарищ Буняк! Вы вели себя геройски! Весь советский флот и вся наша Родина скоро узнают об этом!.. Вольно, товарищи! – весело скомандовал капитан. Тихо смеясь, он схватил мальчика за плечи, привлек его к себе, обнял и расцеловал: – Павлик! Милый мой мальчик! Ты будешь достойным сыном нашей Родины и славным ее моряком, если захочешь!

– Хочу! Хочу, товарищ командир! – звенящим от восторга голосом закричал Павлик. – Я буду советским моряком! Я хочу быть подводником! Я буду служить с вами и учиться у вас, товарищ командир!

Взволнованные этим страстным порывом мальчика, все на минуту застыли в молчании. Наконец капитан, положив руку на плечо Павлика, сказал:

– Ты будешь, Павлик, кем захочешь! И всегда ты будешь достоин нашей великой Родины!.. По местам, товарищи! Могу сообщить вам напоследок: враг обращен в бегство. Уничтожены шесть его подлодок, все выпущенные ими торпеды и один эсминец на поверхности! Остальным удалось скрыться. Завтра «Пионер» отправляется к родным берегам!

Глава XII«Человек за бортом»

Из центрального поста Скворешня, Марат и Павлик быстро направились по коридору в столовую. Радостно взволнованные, они лишь теперь почувствовали безмерную усталость и острый голод.

Но, едва миновав два прохода в водонепроницаемых переборках коридора, они услышали впереди себя приглушенный грохот тяжелых шагов, бряцание винтовок, щелканье затворов, стук раздвигающихся дверей, глухие отрывистые слова команды. Сейчас же за этими необычными звуками из ближайшего отсека коридора показалась фигура комиссара Семина.

Высоко подняв свою седую голову, он строго смотрел вперед и, заметив Скворешню, Марата и Павлика, резко скомандовал:

– В сторону!

Едва они успели прижаться к стене, как за комиссаром показался Крутицкий, за ним знакомая до отвращения фигура Горелова, наконец – замыкающий шествие Матвеев.

Горелов шел, низко опустив голову, желтый, с черными кругами вокруг запавших глаз. Казалось, он стал ниже ростом; его бритая, с оттопыренными ушами голова словно ушла в плечи. Он шел, не глядя по сторонам, и, лишь поравнявшись с Павликом, мельком поднял глаза на побледневшее сразу лицо мальчика. Жалкая, растерянная, как будто заискивающая улыбка вдруг пробежала по лицу Горелова и сейчас же исчезла.

Процессия быстро скрылась за следующей переборкой коридора, потом послышались ее гулкие шаги по винтовой лестнице, которая вела наверх, в отделение складских помещений.

Молча, словно прилипнув к стене, три друга проводили взорами это необычное шествие. Наконец, облегченно вздохнув, они посмотрели друг на друга.

– Переводят гада из общего коридора в изолятор, – с гримасой отвращения сказал Скворешня, тронувшись дальше. – Чтоб воздух тут не портил… И хорошо делают. Я бы этой гадине при следующей же встрече просто шею свернул!

– Ну, брось, Андрей Васильевич! – ответил Марат, едва поспевая за Скворешней, размашисто шагавшим впереди. – Не разводи демагогию. Дисциплину забываешь.

– Ах, спасибо, научил! Только тебя и ждал, чтобы вспомнить про дисциплину.

Пройти в столовую можно было только через красный уголок. Едва ступив в него через широко раскрытые двери, Скворешня, а за ним Марат и Павлик сразу остановились, потрясенные неожиданно открывшейся картиной.

Завернутое в белоснежную простыню, на большом столе, покрытом красным сукном, лежало тело лейтенанта Кравцова. С груди лейтенанта по обе стороны стола спускался до полу боевой флаг Военно‑Морского Флота СССР. Голова лейтенанта покоилась на подушке; лицо его под мягким светом, струившимся с потолка, бледное, с желтизной, застыло в суровом спокойствии.

У изголовья в боевом снаряжении, с винтовками к ноге, стояли в карауле Ромейко и Крамер.

Зоолог с грустным лицом и красными глазами оправлял флаг на лейтенанте. Заметив вошедших, он тихо подошел к ним и, вздыхая, пожал каждому руку.

– Поздравляю вас, друзья мои, с победой, – шепотом проговорил он. – Но как жаль погибшего!

– Мы спешили к нему изо всех сил, – так же тихо ответил Скворешня. – Коли б вин ще одну хвылыночку продержался!

– Не могу простить себе! – взволнованно продолжал зоолог. – Зачем я выпустил его, слабого, еще не совсем оправившегося? Зачем я это сделал?

– Его и здорового смял бы в два счета Горелов, – возразил Скворешня. – Силен, бугай! Ошибку допустил бедняга лейтенант. Бросился, наверно, очертя голову, хотел задержать… а ему нужно было только следить за ним и вызвать подмогу с подлодки. Эх, згинув, бидолага, ни за понюшку табаку!

Со стиснутым сердцем слушал этот печальный разговор Павлик. Подступавшие слезы обжигали веки.

Помолчав и еще раз тяжело вздохнув, зоолог сказал:

– Капитан назначил похороны через два часа… Молча, понурив головы, лишь изредка перебрасываясь короткими незначительными фразами, друзья отправились в столовую обедать.

Когда Скворешня, Марат и Павлик возвратились в красный уголок, караул уже сменился, и у тела лейтенанта, помещенного в быстро сделанный гроб, стояли Крутицкий и Матвеев. Там же они застали почти всех научных работников и команду подлодки.

Вскоре появился капитан, одетый в полную форму, с двумя орденами на груди. Капитана сопровождали комиссар Семин, главный акустик Чижов, главный электрик Корнеев и начальник научной части профессор Лордкипанидзе. Старший лейтенант Богров оставался на вахте в центральном посту управления.

Открыв траурный митинг, капитан произнес краткую речь над гробом погибшего. Он сказал между прочим, что лейтенант допустил в результате беспечности серьезный проступок, выпустив изменника Горелова из подлодки за несколько минут до подготовленного последним взрыва. За это он должен был бы понести суровую кару, но своей мужественной борьбой с предателем при попытке его задержать он во многом искупил свою тяжкую вину перед Родиной. Еще слабый после перенесенного ранения, он погиб славной смертью героя. И Родина и все его боевые товарищи прощают ему проступок, допущенный им по молодости и отсутствию выдержки. Задача, поставленная перед подлодкой партией и правительством, будет выполнена. Порукой этому являются безграничный энтузиазм и решимость, с которыми вся команда и все научные работники не покладая рук, не разгибая спины работают сейчас над восстановлением подлодки и ее боеспособности. Результаты этой работы только что успел почувствовать враг. Он будет чувствовать их и впредь, когда только пожелает…