Должен признаться, что я в то время, несмотря на уже вполне зрелый возраст, не только не имел собственных детей, но и с чужими сталкивался довольно редко. Правда, году, кажется, в 1973 случилась со мной одна странная история, и я, пожалуй, сейчас ее расскажу, хотя она и не имеет прямого отношения к моему повествованию. Это будет у меня как бы вставная новелла.
Так вот, летом упомянутого года я работал в одной геофизической партии помощником взрывника. Наша партия занималась изыскательскими работами в бассейне речки Зарамаг (это в горах Северной Осетии), и мы квартировали на одноименной турбазе. И вынужден с прискорбием, но нисколько не погрешив против печальной истины, засвидетельствовать, что разнузданность нравов на этой турбазе не поддавалась никакому описанию. Контингент туристов, съезжавшихся сюда со всех концов страны, был весьма пестрым по национальному составу, но почему-то преимущественно женским, каковое обстоятельство по вечерам привлекало сюда практически все мужское население соседних аулов в возрасте от 13 до 70 лет, и корпуса турбазы, а также близлежащие живописные окрестности еженощно становились ареной буйного и беспорядочного совокупления.
Что же касается меня, то я был в те годы крайне романтически настроенным юношей, и этот дикий праздник плоти не мог вызвать у меня ничего, кроме глубокого и совершенно искреннего омерзения. Тем более что я состоял тогда в возвышенной любовной переписке одновременно с несколькими прелестными и высоконравственными студентками филологического факультета МГУ им. Ломоносова — так что весь этот разврат мне был бесконечно чужд и неинтересен.
К счастью, сначала я жил отдельно от своих коллег-геофизиков, которые в те редкие минуты, когда не предавались, по изящному выражению А.С.Пушкина, «чувственному наслаждению пиянства», в половой невоздержанности ничем не уступали темпераментным горцам, и поэтому по вечерам имел возможность уединиться в своей хибарке, служившей по совместительству складом нашего инвентаря, и предаваться там поэтическим и эпистолярным восторгам. Но через некоторое время ко мне подселили одного вновь прибывшего геофизика (назовем его на всякий случай вымышленным именем Андрей Д.). Этот Андрей Д. с первого же дня невероятно активно включился в светскую жизнь турбазы и буквально каждую ночь, совершенно не стесняясь моим присутствием, стал приводить к нам крайне легкомысленно настроенных особ прекрасного пола самого разного возраста и этнической принадлежности. Так что мне поневоле приходилось быть очевидцем всевозможных душераздирающих эротических сцен, глубоко потрясших мое юношеское воображение.
А надо сказать, что турбаза «Зарамаг» была транзитной на маршруте к знаменитому Цейскому леднику и туристические группы задерживались здесь только на 2–3 дня. Этот порядок и определял частоту, с которой сменялись избранницы моего неистового сожителя. Но одна из его пассий, весьма молодая особа лет 16–17 (поскольку за давностью лет я забыл ее настоящее имя, мне ничего не остается, как назвать ее вымышленным именем Надя Т.), почему-то отстала от своей группы и задержалась у нас чуть ли не на две недели. То ли она немного прихворнула и врачи не разрешали ей идти выше в горы, то ли она была родственницей кого-то из обслуживающего персонала турбазы — не помню. Так вот, эта Надя Т. удивительно привязалась к Андрею Д. (что в ее положении было естественным), а заодно и ко мне (что было по меньшей мере странным) и все две недели, по сути дела, прожила в нашей хибарке. При этом она, узнав, что Андрей Д., в отличие от меня, был женат, причем не в первый и даже, кажется, не во второй раз, постоянно высказывала вслух твердое намерение выйти замуж за меня, к чему я, со своей стороны, не имел никакого желания и, естественно, не давал ни малейших поводов. Более того, в личных беседах с Надей Т. я неоднократно подчеркивал химеричность и абсурдность ее планов, но, как я понимаю теперь, делал это в излишне мягкой и деликатной форме, что, по всей видимости, позволило Наде Т. понять меня не вполне однозначно. Короче, в конце концов Надя Т., успев уже до последней крайности надоесть и мне и Андрею Д., которому ее присутствие мешало реализовывать его природную склонность к полигамии, уехала с турбазы, но на прощанье Андрей Д., этот вероломный друг, тайком от меня и, очевидно, из юмористических побуждений дал ей мой московский адрес.
Вскоре наша экспедиция завершилась. Я, гордый тем, что в этой клоаке разврата ни разу не поддался слабости, вернулся в Москву и был весьма удивлен, когда где-то через месяц получил не то из Донецка, не то из Ростова-на-Дону телеграмму следующего содержания: «Марк, если ты на мне не женишься, у меня от тебя будет ребенок. Надя Т.» Поскольку мое (невымышленное) имя в начале телеграммы исключало то, что телеграмма попала ко мне по ошибке и на самом деле была адресована Андрею Д., я усомнился, вполне ли понимает юная Надя Т., отчего бывают дети. Но так как я сам в те годы не имел еще на данный предмет исчерпывающего знания и был не в состоянии оценить степень подготовки Нади Т. по этому вопросу, то на всякий случай решил ничего на ее телеграмму не отвечать и не ответил. А на ноябрьские праздники я с чистой совестью уехал в составе Московского поэтического театра на гастроли в город Ярославль.
Буквально через несколько часов после отхода поезда в дверь моего родительского дома уже звонила Надя Т., а спустя еще несколько минут она уже представлялась моему отцу как моя невеста. Причем отца, которому мой богемный образ жизни и без того доставлял массу острых ощущений и которому я, дабы их не усугублять, не показывал вышеприведенную странную телеграмму, больше всего поразило, что прямо под пальто у Нади Т. было надето свадебное платье. Однако никаких других признаков беременности отец у нее не заметил, и сообщение об этом оказалось, пожалуй, единственным приятным моментом во время моего объяснения с отцом, состоявшегося, когда я вернулся из Ярославля, уже не застав, к счастью, Нади Т., которая, проведя у нас ноябрьские праздники, отбыла за день до моего приезда, неизвестно почему не дождавшись меня.
Честно говоря, я и сейчас не совсем понимаю, с какой целью она приезжала. Тем не менее через несколько недель я получил от Нади Т. еще одну телеграмму, гласившую: «Поздравляю, у тебя дочь, назвали Полиной». По вышеозначенным причинам я и на эту телеграмму ничего отвечать не стал и уж тем более постарался, чтобы она не дай бог не попалась на глаза отцу. Впрочем, на этом моя переписка с Надей Т. благополучно завершилась, и больше ни о ней, ни о Полине я не имел никакой информации. И за десять лет, которые прошли с тех пор вплоть до моего вступления в фиктивный брак с Верой М., я еще только один раз, да и то, как читатель убедится в дальнейшем, чисто умозрительно, имел отношение к проблемам деторождения, хотя не могу сказать, что все это время вел такую же воздержанную и целомудренную жизнь, как на турбазе «Зарамаг».
Поэтому, когда Вера М. обратилась ко мне со своей неожиданной просьбой и позже, когда я вполуха слушал рассказ Васи К., мне абсолютно не приходило в голову, что зарегистрировать ребенка в ЗАГСе — значит дать ему имя. По всей вероятности Вера М. и Вася К. тоже представляли себе это все довольно туманно, поскольку в разговорах со мной они никак не акцентировали непосредственно имя, которое решили дать своему первенцу, и даже если и упомянули его, то вне всякой связи с регистрацией, так что у меня в голове это совершенно не связалось одно с другим.
Словом, когда на следующий день после встречи с Васей К. в ЗАГСе у меня спросили, под каким именем я намерен зарегистрировать своего сына, я был настолько ошарашен этим, казалось бы, естественным вопросом, что на первое время просто потерял дар речи и начал мычать что-то невнятное и невразумительное. Но сотрудники ЗАГСа, перевидавшие на своем веку немало счастливых отцов, очень вежливо и обходительно сказали мне, чтобы я так не волновался, а сел и спокойно подумал, и даже дали мне в помощь справочник русских и почему-то удмуртских имен. Машинально перелистывая этот справочник, в котором удмуртских имен оказалось такое невероятное количество, какого я прежде не мог себе и представить, я сидел и думал, но совсем не о том, о чем мне предлагали подумать сотрудники ЗАГСа, а о том, что не знаю ни телефона, ни даже адреса Веры М. и Васи К. Связь с ними у меня была односторонней, то есть они всегда звонили мне сами.
