То же говорила и племянница:

– Знаете ли, сеньор мастер Николас, – так звали цирюльника, – сеньор мой дядя нередко по двое суток не смыкал глаз, зачитываясь этими проклятыми романами. В конце концов он приходил в такой азарт, что бросал книгу, хватал меч и наотмашь рубил стены. Выбившись из сил, он восклицал, что убил четырех великанов, ростом с башню. От страшной усталости с дяди лил пот, а он думал, что это течет кровь из ран, которые он получил во время боя. Затем он выпивал большой ковш холодной воды и говорил, что это не вода, а драгоценнейший напиток, который принес его друг, великий волшебник Эскифе. Но во всем этом я виню себя. Я не могу себе простить, что не догадалась раньше сообщить вашим милостям о сумасбродствах моего дяди. Вы бы, конечно, сумели положить им конец. Довольно было бы сжечь книги, которые сводили его с ума.

– Я вполне с вами согласен, – сказал священник, – и даю вам слово, что завтра же мы предадим огню все эти глупые романы, дабы они не сбивали с толку нашего бедного друга.

Дон Кихот со своим спутником слышали весь этот разговор. Теперь крестьянину стало вполне ясно, что за недуг у его соседа. Поэтому он громко закричал:

– Откройте, сеньора! Прибыл тяжко раненный сеньор Балдуин, маркиз Мантуанский, он же сеньор мавр Абиндарраэс, а ведет его отважный Родриго де Нарваэс, правитель Антекеры.

Все выбежали на его голос; мужчины узнали своего друга, женщины – своего хозяина и дядю и бросились его обнимать. Но Дон Кихот, который так ослабел, что не мог сойти с осла, сказал:

– Погодите! Я тяжело ранен по вине моего коня. Отнесите меня на постель и, если возможно, призовите мудрую волшебницу Урганду[19], чтобы она перевязала и исцелила мои раны.

– Видите, какое несчастье! – воскликнула тут экономка. – Сердце мое верно чуяло! Пожалуйте, в добрый час, ваша милость, мы вас вылечим и без всяких волшебниц. Тысячу раз будь они прокляты, эти рыцарские книги: вот до чего довели они вашу милость!

Затем Дон Кихота отнесли на постель и хотели перевязать ему раны, но никаких ран не оказалось. Он объяснил, что просто ушибся, так как вместе со своим конем Росинантом рухнул на землю в самый разгар боя с десятью великанами. Более дерзостных и свирепых созданий, по его словам, земля не производила.

– Та-та-та, – перебил священник, – так у нас и великаны завелись? Клянусь, не успеет завтра зайти солнце, как от них не останется и следа.

Тут они стали расспрашивать Дон Кихота о его приключениях, но тот не пожелал ни о чем рассказывать. Он только попросил дать ему поесть и оставить его в покое, ибо больше всего он нуждался в еде и сне. Желание его было исполнено, а священник подробно расспросил крестьянина, где и как нашел он Дон Кихота.

Крестьянин охотно рассказал обо всем случившемся и даже повторил некоторые из безумных речей идальго.

Это еще более укрепило священника в его решении уничтожить книги Дон Кихота. На следующее утро он зашел за своим другом, цирюльником, и оба они направились в дом нашего идальго.

Дон Кихот все еще спал. Священник попросил у племянницы ключи от комнаты, где хранились книги – виновники всего несчастья. В сопровождении экономки все направились в эту комнату. Там лежало на полках около сотни толстых и еще много маленьких томов в отличных переплетах. Попросив священника минутку подождать, экономка выбежала из комнаты и вскоре вернулась с чашкой святой воды и кропилом.

– Возьмите-ка, сеньор священник, окропите сначала комнату, а то еще явится один из волшебников, о которых говорится в этих книгах, и превратит нас в каких-нибудь чудищ в отместку за то, что мы собираемся сжить всю его братию со света.

Священник только рассмеялся в ответ на эти опасения простодушной экономки и попросил цирюльника передавать ему книги одну за другой. Ему хотелось отобрать те, которые не заслуживали казни огнем.

– Нет, нет, – воскликнула племянница, – ни одна из них не стоит помилования: все они повинны в нашей беде. Лучше всего выбросим их через окно во двор и устроим из них костер.

Племяннице вторила экономка. Но священник не обратил никакого внимания на их болтовню и решил познакомиться хотя бы только с заглавиями книг. Мастер Николас передал ему толстый том. Это оказалась история Амадиса Галльского в четырех частях. Священник сказал:

– Я слышал, что это первый рыцарский роман, отпечатанный в Испании, и что от него ведут начало все остальные. Поэтому я полагаю, что мы должны сжечь его без всякой жалости.

– О, нет, сеньор! – возразил цирюльник. – Я слышал, что этот роман лучший из всех, которые когда-либо были написаны, и потому он, как исключение, заслуживает пощады.

– Пожалуй, вы правы, – ответил священник, – мы примем это во внимание и временно даруем ему жизнь. Ну, а теперь посмотрим, что стоит с ним рядом.

– Подвиги Эспландиана, законного сына Амадиса Галльского, – сказал цирюльник.

– Ну, по совести говоря, – промолвил священник, – заслуги отца не спасают сына. Возьмите-ка его, сеньора экономка, откройте окошко и выбросьте во двор. Пускай он будет первым поленом в нашем костре.

Экономка повиновалась с величайшим удовольствием.

– Ну, дальше, – сказал священник.

– Следующий за ним, – продолжал цирюльник, – Амадис Греческий, и мне кажется, что все книги на этой полке из племени Амадиса.

– Ну, так пусть все они отправляются во двор, – ответил священник.

– И я того же мнения, – ответил цирюльник.

– И я, – подхватила племянница.

– Ну, если так, – сказала экономка, – то на костер их всех.

И толстые и тонкие тома один за другим полетели в окно.

Покончив с рыцарскими романами, священник обратился к полке, где стояли сборники различных стихотворений и поэм. Но едва он взял в руки первый сборник, снизу раздался голос Дон Кихота.

– Сюда, сюда, отважные рыцари! – кричал он. – Пришло время показать силу ваших могучих рук! Придворные рыцари хотят присвоить себе победу на турнире.

Встревоженные этими криками, наши друзья побросали книги и кинулись на шум.

Вбежав в спальню, они увидели, что Дон Кихот уже вскочил с постели, схватил шпагу и рубит и колет воображаемых врагов с такой яростью и проворством, словно никогда и не чувствовал себя больным и слабым.

Священник с мастером Николасом подбежали к нему и насильно уложили в постель. Несколько успокоившись, Дон Кихот обратился к священнику с такой речью:

– Поистине, сеньор архиепископ Турпин[20], великий позор для двенадцати пэров[21], что они позволили придворным рыцарям присвоить себе победу, одержанную нами, странствующими рыцарями. Нет, никогда я не допущу такого издевательства!

– Успокойтесь, ваша милость, сеньор кум, – отвечал священник, – бог даст, завтра все переменится, и то, что сегодня мы потеряли, завтра вернем с избытком. А пока пусть ваша милость подумает о своем здоровье. Мне кажется, что вы если не ранены, то, уж наверное, ужасно устали.

– Нет, я не ранен, – ответил Дон Кихот, – но действительно порядком избит и помят. Коварный и завистливый дон Рольдан[22] избил меня стволом дуба: ведь он прекрасно понимает, что я единственный его соперник в рыцарских подвигах. Но только бы мне подняться с этого ложа. Я отплачу ему. Пока же принесите мне позавтракать, потому что сейчас прежде всего надо подкрепить свои силы. А отомстить ему я сумею позже.