Литмир - Электронная Библиотека

– Дак ыть и впрямь – гроза! Да ишшо какая!

– Гроза-то грозой, братцы… – оправив кафтан, скорбно покивал убийца. – Одначе, люди – Олекса со Славны, приказчик, Никифор с Рогатицы, с Лубяной Илья да протчие – мне навстречу попалися, так они видали, как со Федотова двора тайком тать с ножом окровавленным пробирался.

– Тать? С ножом?!

– Того татя они узнали – мудрено не узнать.

– Говори, паря!!! Кричи, что за тать-то?! Ужо мы ему…

– Тать-то? – выставив ногу вперед, ухмыльнулся оратор. – Да его и вы, братцы, ведаете. Рыжий Илмар Чухонец!

– Илмар Чухонец?!

– Он, он убил. – Ондрейко истово перекрестился. – Одначе убийца – не он!

– Как не он?! – хлопнул глазами Степан.

Собравшаяся у церкви Бориса и Глеба толпа недоуменно притихла.

– А так – не он! Вы что, забыли, чей рыжий чухонец слуга? А?! – Убийца с торжеством обвел взглядом буянов. – Боярина Данилы Божина, вот чей! Того самого, что на место на вече метит! Заместо славного нашего Степанки!!! Единственного от бояр проклятых заступника! Слава Степану!!! Степану Заступнику слава! Его на вече и выберем!

– Слава! Слава! – послышалось со всех сторон площади. – Степанку – на вече! Даешь!

– А боярина Божина, собаку, – в Волхове утопить!

– Верно речете, люди!

Убийца снова обнял Степанку, шепнул:

– Твой враг – теперь и их враг тоже! Так что ничего не бойся, друже! Давай! Народ на Софийскую веди! Расшевелим гнездища боярские, за все неправды их… ух! К ногтю! В Волхов вниз головою! Там наши ждут уже… Веди, Степанко! Веди!

Однако многие еще колебались, страшновато было вот так вот запросто начинать бунт: за мостом, за Волховом, на Софийской Детинец – укрепления, пушки, – попробуй возьми! А ну как пальнут? А ведь запросто! И что тогда-то?

Ондрейко все стоял на бочке, словно бы высматривал, ждал кого-то… И, похоже, дождался – со стороны пристани, от моста, выплеснулась на площадь группа всадников, человек с дюжину, все молодые парни, у многих кафтанишки странно топорщились – верно, от поддетых кольчуг.

– Люди-и-и-и!!! – взвив на дыбы коня, заголосил дюжий молодец с круглым красным лицом и смешным, картошкою, носом. – Боярин Данила Божин со людищи свои на нас идет! На мосту уже верно… Грозился всех побивать!

– Ах он, гад! – С ненавистью сплюнув, Степанко махнул рукой мужикам: – А ну, братие! Пособите мне на злодея сего, убивца!

– Пособим, Степане! Эх, пособим. Веди нас! Веди!

Толпа всколыхнулась, взревела. Выпрыгнув из седла, краснощекий поспешно подвел коня народному вожаку:

– Веди, Степане, веди!

– Ой, я на коне-то не очень… Ну да ладно – коли уж такое дело пошло… Н-но!!! За мной, люди, за мной!

– Ну вот. – Вынырнув из толпы, убийца со Щитной довольно потер руки и, жестом подозвав краснорожего, негромко спросил: – С рыжим как все прошло?

– Удачно, господине Ондрей. На стрелу взяли чухонца… а потом – в Волхов.

– Надеюсь, никто не видел?

– Да не видел – гроза. А мы Чухонца у корчмы подстерегли, у Детинца…

– Молодцы, молодцы… можете, когда захотите, ага! – Махнув рукой, Ондрей довольно ухмыльнулся и подмигнул: – А ну, пошли, Епифане, глянем – что там да как. Поди, боярина Божина уже и без нас приструнили…

– А нет – так мы подмогнем!

– Цыц! Сколь раз повторять – зазря не высовывайтесь! Тако себе на носу и заруби.

Боярин Данила Божин – невысокий, но ладно скроенный мужчина лет тридцати пяти, с приятным лицом, обрамленным небольшой бородкою и усами густо-каштанового, как и вся шевелюра, цвета, – поплотней запахнул от поднявшегося вдруг ветра синюю суконную однорядку, украшенную витым золоченым шнуром, и, поежившись, придержал лошадь у самого моста через Волхов. Здесь, у белокаменных стен Детинца, боярин чувствовал себя куда более спокойно и уверенно, нежели на той стороне, на Торговой. Здесь, на Софийской, казалось, и стены помогали, тем более – на родной Козьмодемьянской улице, где усадьба… ах, на загляденье усадьба, не хуже, чем у иных на Прусской, не хуже, чем и у великого князя даже, пусть у него и больше, и на немецкий манер – с башенными воротами, с караульней.

Ах, княже, княже… и что ж тебя понесло на московские земли? Москва зла: князь Василий хоть и прищучен, да ведь и придавленная гадина ужалить может. Ах, князь… ну и что – пусть там и чума… так из Новгорода-то ушла, а до иных земель и дела нету…

Божин невольно усмехнулся – это им, новгородским боярам, нету, а князю Егору – императору-курфюрсту Георгию – очень даже есть! Потому что он – князь великий, всея Руси – Русии – государь, а не токмо одного Новгорода или там Москвы. Нет, у всяких русских земель – свои князья, но все князю великому подчиняются, чтят. Пробовали бы взбрыкнуть! У императора Георгия, чай, не только над русскими землями власть – над всей Европою! И оттого Новгороду Великому – один прибыток. Ране через ганзейские корабли торговали, а ныне и свой флот есть, потому как и своя гавань в устье Нево-реки. Потому и морские суда на верфях ладожских заложили, и не одни когги, но и нового манера – каравеллы. Все благодаря князю, правителю умному, на вольности новгородские особо не посягающему: как выбирали раньше посадников да тысяцких – так и сейчас выбирают, и вече заседает по-прежнему, и избранных туда людей государь подчеркнуто уважает, советуется, называя «господа депутаты». Однако другого князя, как в стародавние времена, теперь уж не пригласишь, так-то! Так ведь и не надо другого-то! Князь Егор-Георгий и так всякому мыслящему человеку хорош. Потому что умный, а хуже дурака на троне разве что недавний мор – черная смерть, что от Новгорода – слава те, Господи! – отошел; на юг, в московские земли подался, и князь за ним следом – земли свои от смерти страшной спасать! На то он и князь, а как же. Князь – государь, помазанник Божий, его слово сердцу Господнему близко. Тем более – говорят, знал князь Егор, как черную смерть унять. Новгород вон пронесло – все благодаря государю! И государыня, княгиня Елена Заозерская, тоже, говорят, умная… себе на уме, крута на расправу – и город, и всех бояр во время отсутствия мужа в кулаке держит. Побаивались княгинюшку в Новгороде Великом, чего уж…

– Господине…

Божин поворотил коня, голову вскинул, увидев перед собой слугу верного, Авраама – парня молодого, но отнюдь не глупого, правда, не такого умного и много чего повидавшего, как рыжий Илмар из Ревеля, приказчик. Ну, так рыжий и постарше лет на семь-восемь…

– Ну что, Авраам, отыскался Илмар?

С сожалением пожав плечами, слуга помотал головой:

– Нет, господине, не сыскался. О том и докладаю.

Боярин хмыкнул в бороду:

– Докладает он… Нет чтоб сыскать!

– Везде искали, батюшко! – Обернувшись, Авраам истово перекрестился на Святую Софию. – Даже на Прусскую сбегали и на Федоровский вымол…

– А на Федоровский-то зачем? – удивился Божин.

– Лмар сказал – там какие-то дела. С Федотом со Щитной…

– А! – вспомнив, боярин махнул рукой. – Ну да, ну да – с Федотом. Значит, не закончил еще… жаль. А я хотел его с собой на диспут взять, на Торговую.

– На что, господине, взять?

– Диспут. Ристалище такое, словесное, при народе, – с усмешкой пояснил Божин. – Ну, как в Древнем Риме на выборах в Сенат. Впрочем, ты про это, верно, не ведаешь.

– Отчего же не ведаю, господине? – тряхнув пшеничною челкой, неожиданно обиделся слуга. – Чай, грамотен, книжки читаю. А вот Степанко – вряд ли!

– Что – неграмотен, что ли? – Боярин удивленно качнул головой. – Что ж он тогда на вече-то суется? Одних ведь денег там мало, нужны мозги еще…

– Да не дурак Степанко и грамотен, – осторожно перебил Авраам. – Только, я так понимаю, книжки-то читать ему недосуг…

– Знаю, знаю… Он ведь из этих… из шильников, да.

– Из мастеров, господине. Ох, зря мы воинов с собою не взяли. Вдруг да шильники нападут?

– Не нападут. – Запрокинув голову, боярин искренне рассмеялся. – Князь наш за такие дела живо головенку оттяпает!

2
{"b":"210042","o":1}