— Пошли отметим?

— У меня денег нет… — почти обрадованно признался Олесь, но не тут-то было.

— Да я сам тебя угощу. Пацана ждете!

Он обнял Олеся за плечи, обдав смрадом потного тела и давно нестиранной майки, и потащил вниз по лестнице.

— Гоша-а… почему нельзя войти? — послышался голос девицы.

— Потому что я работаю, малыш.

— А ты мог бы со мной поработать.

Она соблазнительно выгнулась, прислонившись спиной к дверному косяку.

— Анечка, солнце мое…— начал было Гоша, но Михалыч прервал его, шумно выдохнув:

— Привет!

— О, привет, соседи. Анечка, знакомься, это мои соседи. А это Аня, она уже уходит, — улыбнулся Гоша, пристально глядя на девушку.

— Пфф… Ладно, жду звонка, — она чмокнула Гошу в щеку и, покачивая бедрами, пошла к двери подъезда, сопровождаемая взглядом Михалыча.

— Завидую выдержке, — буркнул тот. — Я бы ее выебал. И не только выебал.

Олесь про себя хмыкнул, едва сдерживаясь, чтобы не начать объяснять Михалычу, почему это только мечты.

— А я вот не хочу, — сказал Георгий ровно, его губы были поджаты, и Олесь решил, что это прямой намек на то, что продолжать тему не стоит.

Однако Михалыч успокаиваться не спешил:

— А где ты таких блядей берешь, а?

Дверь подъезда хлопнула, и Гоша, медленно проследив похотливый взгляд Михалыча, повернул к нему голову.

— Именно потому, что бляди, — на последнем слове он поморщился, — не хочу. Хорошего вечера.

Он попытался закрыть дверь, но Михалыч продолжал тему:

— Чистюля, бля. На него такая девка вешается, а он ведет себя как пидорас.

— Кто? — переспросил Гоша, выходя за порог.

— Педрила, — снисходительно пояснил Михалыч. — Который мужиков в задницы ебет. И не способен красивую девку удовлетворить.

— Педераст — это любитель мальчиков, а не взрослых мужчин, — отозвался Гоша. — И если вы хотите поговорить о моих пристрастиях, то я, скорее, содомит.

Олесь вцепился пальцами в перила и почувствовал, что краснеет.

— Так ты внатуре пидовка? — уточнил Михалыч, и его рот снова, как накануне, превратился в букву "О".

— Обычно пидовками называют тех, кто снизу, — ответил тот спокойно, но было заметно, как напряглись плечи. — А я предпочитаю быть сверху.

— Тьфу, — Михалыч звучно харкнул на пол и повернулся к Олесю: — Пойдем отсюда.

— Что ты на него напал? — сокрушенно качая головой, спросил Олесь по дороге.

— Одни, одни пидорасы вокруг. По ящику — пидорасы, на улицах — пидорасы, в родном подъезде… — Михалыч выругался.

— Да кто тебе сказал?

— Кто? Да сам этот… тьфу, бля, руки хочется вымыть.

Ага, и самому целиком не мешало бы, подумалось в ответ. Вспомнился анекдот про гея и пидора — тот, в котором сантехнику объясняли, что геем ему не быть, — и Олесь тихо заржал.

— Че смеешься? — буркнул Михалыч.

— Да так, вспомнил... Катьку.

— Да, — тот резво хлопнул его по плечу, — отметим!

Вернулся Олесь домой на рогах и заполночь. Единственная мысль, которая его тревожила — это какого хрена было пять лет учиться, чтобы получать копейки, когда Михалыч даже без среднего образования зарабатывает гораздо больше.

***

В субботу Катерина сбежала на свой корпоратив, завоняв квартиру лаком и любимыми духами, а Олесь залег на диван перед телевизором. В голове было пусто, ничего не хотелось, он лениво потягивал пиво, раз за разом прокручивая в памяти тот вечер, парк и последнюю встречу с Георгием. Неужели и правда гей? Олесь впервые в жизни видел живого гея и, конечно, хотел знать, точно ли живой… тьфу, настоящий.

На экране телика мелькали кадры старого фильма, в котором так некстати превозносилась крепкая мужская дружба. В старых фильмах любое слово можно было трактовать по-своему, но тут уровень дружбы явно зашкаливал, и Олесь с омерзением нажал на кнопку пульта. И опять застыл.

Показывали молодежную комедию, и переключилось как раз на том моменте, когда два парня должны были поцеловаться на спор.

Телевизор пришлось вырубить, к горлу подкатывало чувство омерзения, и, когда Олесь сделал глоток пива, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту, его стошнило прямо на любимый Катькин ковер.

Он матерился, пока убирал, потом залез в душ и тер себя жесткой мочалкой, пока не стало больно: хотелось содрать с себя кожу и отмыться от того дерьма, которое лезло в голову. Прав был Михалыч: мужик не может хотеть другого мужика. Гоша — хрен с ним, пусть трахает кого угодно, а Олесь нормальный. Нормальный!

***

Понедельник начался даже хорошо: веселая Катька порхала по квартире, довольная тем, что у них наконец-то получилось забеременеть, планировала купить себе спецодежду, щебетала что-то о подгузниках и о том, что садики в округе забиты, нужно уже сейчас записаться, иначе после декрета придется уволиться и сидеть дома с ребенком, а Олесь смотрел в чашку и думал о том, что если эта мерзость, которая с ним творится, продолжится, то впору повеситься и избавить человечество от своего присутствия. А вдруг действительно мальчик родится? Он скривился, отставил кружку с чаем в сторону и сбежал на работу, снова едва сдерживая тошноту.

Отпустило только в метро, и Олесь старался не смотреть по сторонам: вдруг снова какой подросток на глаза попадется.

В обед оказалось, что у генерального день рождения, нужно сброситься, и пришлось отдать последние деньги. А потом позвонить Катьке и сказать, что задержится.

— Ты только недолго, — разом погрустнела жена, но сам Олесь повесил трубку с явным облегчением.

Хотелось напиться до легкости в голове, чтобы вообще ни о чем не думать.

Вечеринка за какой-то сраный час скатилась до уровня обычной попойки, и генеральный, почти не стесняясь, заигрывал с новенькой из отдела продаж, а та отвечала ему взаимностью. Впрочем, Олесь сам не обратил бы внимания на брачные игры руководства, если бы не Ростислав.

— Смотри, папа нашел мне новую маму, — прошептал он Олесю на ухо, неожиданно подойдя сзади.

— Следуй примеру, — огрызнулся Олесь.

— Так я следую. Я нашел себе красивого мужчину в полном расцвете сил.

— Шел бы ты, малыш…

— Меня устраивают оба варианта: и в жопу, и нахуй, — рассмеялся Ростилав. — Пойдем, потискаемся?

Олесь опрокинул в себя очередной бокал вина залпом, хотя обычно любил смаковать и чувствовать вкус, и свалил на улицу покурить. Коллеги собирались в кучки, все что-то обсуждали, а он чувствовал себя лишним: его тут и за мужика-то не считали. Иногда Олесь сомневался, что люди помнят его имя.

Докурив, он отбросил окурок в сторону и направился в сторону туалета. Там его точно никто не побеспокоит, а через полчасика можно будет свалить домой.

Одна кабинка оказалась занята, он мысленно матюгнулся, умылся холодной водой, дождался, пока дылда-курьер закончит свои дела и свалит из туалета, и зашел в крайнюю, с окном. Стекло было матовым, но по силуэтам во дворе угадывались некоторые сотрудники, и Олесь подумал, как они отреагируют, если он сейчас спустит штаны и прислонится задом к окну — заржут или прибегут, чтобы запинать его ногами.

Расстегнул ширинку, прицелился, и…

— Да, привет… — раздался голос Ростислава.

Следит пацан за ним, что ли?

— Привет. Нет еще. У отца. А какие есть предложения? О-о-о… я согласен, да-да. Сейчас, закончу тут. Давай, ага.

Дверца кабинки дрогнула.

— Эй, кто там ссыт как полковая лошадь? — громко спросил Ростик.

— Блядь, — буркнул Олесь тихо. — Хочешь подержать?

— Олесик? — недоверчиво переспросил он. — Конечно, хочу! Открывай!

— Придурок, — Олесь стряхнул каплю, натянул трусы и брюки, со злостью дернул за ручку слива и, развернувшись, рывком открыл двери. — Что ты, придурок малолетний, от меня хочешь, а?

— Сто раз уже говорил, — ухмыльнулся мальчишка, толкая его обратно в кабинку и прижимаясь к Олесю именно так, как представлялось в извращенных фантазиях.

Ростислав был одного с ним роста, теперь же показался даже выше — он склонил голову и сразу поцеловал Олеся, обдав ароматом мятной резинки с цитрусом.