— Я сам услугами этого агентства пользовался. Правда, девочек заказывал, но это неважно, меня там любят и обо всем рассказали, — Пашка говорил эти жуткие стыдные вещи с непроницаемым лицом, и Олесь вдруг понял, что не собирается скрывать свою ориентацию. Сложится с Гордеевым что-то или нет — неважно. Благодаря Гоше получилось понять, что быть гомосексуалом не стыдно. — Так что, Владик, ты вернешь мне потраченные на мальчиков деньги? Договор с "Мак" так и не заключили, нужно как-то компенсировать.

Маргулин встал, глухо выругался и вылетел из кабинета пулей.

Пашка удовлетворенно хмыкнул, обвел взглядом присутствующих и сказал, что Маргулина придется уволить по статье, за несоблюдение трудовой дисциплины. Олесь был уверен, что теперь количество шепотков в конторе поуменьшится. Да, обсуждать будут, но теперь по углам и без шуточек.

— Олесь Андреевич, от лица коллектива приношу вам свои извинения, — тем временем продолжил глумиться Пашка, которого и Пашкой теперь трудно было назвать. — Уверен, что многие захотят извиниться лично, если требуется.

— Спасибо, Павел Николаевич, — ответил Олесь. — Слово "пидор", безусловно, неприятно слышать, но это вопрос образования, наверное. И общей морали, — он с удовольствием повторил это слово.

— Значит, на том и порешили. Все, господа. Собрание закончено.

Директора потянулись вон из переговорной, а Пашка окликнул Олеся и попросил задержаться.

— Олесь, слушай, — он нахмурился и, схватив со стола маркер, начал вертеть его в руках. — Маргулин, конечно, мудак, но нечто правильное в его словах я нашел. Мы — вполне узнаваемая компания, пост у тебя ответственный... Я понимаю, что деньги и хобби, но... ты бы выбрал, что тебе надо. Уволю Маргулина — другой найдется. И ты себе лоб расшибешь доказывать, что ты не верблюд.

— Жопа — это еще ладно, — напряженно сказал Олесь. — А вот когда твои директора в моей личной жизни захотят покопаться, начнется она самая. Прав ты был, Пашка, когда про мальчиков сказал. И такого дерьма у каждого найдется вагон и маленькая тележка.

— Как знаешь. Я еще посмотрю, но мне бы хотелось, чтобы ты остался. Я уже говорил.

— Паш, спасибо.

— Не за что, — он хлопнул его по плечу. — И, кстати, тебе спасибо за то, что со страховкой своего этого… друга ты ко мне пришел.

— Да мне за что? Ты же помог.

— Нет, — покачал головой Пашка, — ты меня не понял. У тебя ведь печати, ты мог бы сам втихаря все сделать, я бы не узнал. Но ты пришел. Значит, честный. Для меня это самый важный показатель.

Олесь выходил из здания, ощущая досаду и даже какую-то злость. Несмотря на похвалы, основной темой беседы был выбор и прочее. Выбирать не хотелось, хотя было ясно, что если придется, то Олесь выберет нормальную работу, а не карьеру модели.

Звонок мобильника вырвал его из мрачных размышлений, и Олесь, не посмотрев на номер, рявкнул в трубку:

— Да!

— Олеська, начало девятого. Приглашенная звезда нас почтит своим присутствием?

К вопросу о выборе своего, подумал Олесь.

— Выбирай тон, Гордеев. Я только что с собрания, на котором услышал в свой адрес очень много приятных слов.

— Увольняйся, будем продолжать делать из тебя звезду.

Олесь разозлился еще сильнее.

— Я отлично работаю, чтобы ты знал. И только что с моей подачи уволили одного из начальников отдела.

— Это прекрасно, но мы тебя заждались. И возьми на завтра отгул.

— Погоди... а ты там что забыл?

— А я решил посмотреть на работу оператора, — сообщил Гоша. — Может, переквалифицируюсь. Неужели ты по мне не скучал?

Скучал, хотел сказать Олесь. Глаза бы мои тебя не видели.

— Не особенно — работы много, — сказал он. — Но если решишь потрахаться — зови. Милый, — и отбой нажал.

— Значит, правда пидор, — раздалось из-за спины, и он уже знал, кого увидит, когда повернется. Обиженного Маргулина.

— Значит, — ответил и улыбнулся. — Завидуешь?

— Завидую твоей изворотливости. Я ведь звонил в твою контору, узнавал, как ты там работал, и мне все рассказали. Ни опыта, нихрена — чем ты Пашку захомутал? Неужели и правда настолько хорошо сосешь?

Олесь вспомнил Гошу, утренний минет и покачал головой.

— Я плохо сосу, пока не научился. Не пойму, что тебе покоя не дает. Ладно бы работал хорошо, а так всю компанию подсирал своими липовыми сводками. Какого хрена мне было это терпеть?

— Да я тебе даже не подчиненный!

— Ну и что? Я за финансы отвечаю, они напрямую от тебя зависели. Подставлять голову из-за ленивого урода как-то не хочется.

— Ты вместо этого меня подставил, пидор, — Маргулин шагнул к нему, попытавшись схватить за воротник рубашки.

Олесь успел увернуться.

— Ничего, ты себе везде теплое место найдешь, я в тебя верю.

От кулака увернуться уже не вышло, и Олесь получил в живот со всего размаху, но не растерялся и, глотнув воздуха, ответил. Их смогли растащить только подбежавшие охранники, а Маргулин еще долго орал, что все равно Олеся достанет. Тот в ответ молчал — не хотелось уподобляться.

Глава 15

Понятно, что когда Олесю удалось добраться до места съемок, он был немного не в себе. Всю дорогу себя накручивал: то ли злость на Гошу решил перенести на Маргулина, то ли выпендрежа с присутствием Гордеева на съемках не понял, но факт оставался фактом: когда Гоша сам вышел его встречать, Олесь только мрачно на него зыркнул и от поцелуя уклонился.

— Я тоже рад тебя видеть, — сказал тот, улыбаясь. — Что, офисные будни тяжелы?

— Бля, — отозвался Олесь, беря в руки мобильник.

Совсем с этими происшествиями забыл о завтрашнем отгуле. Он быстро набрал Пашку и сказал, что хочет взять выходной. К его удивлению, Павел Николаевич уже знал о драке, поинтересовался, все в порядке, и отпустил с миром на два дня. Судя по всему, Гордеев из разговора не упустил ни единого слова.

— Олеська, я смотрю, ты продолжаешь агрессию разводить... — попытался пошутить он.

Олесь снова на него посмотрел очень мрачно и ничего не сказал. Хороший был момент, очень правильный, они словно поменялись местами, но радости он не испытывал.

— Гордеев, не трогай меня сейчас. Я злой.

— Да забудь ты про этого своего, у нас до девяти вообще времени не остается, а ты еще даже на площадке не появился. Хорошо, что Лилю еще гримируют. Тебе бежать надо.

— Ничего, без грима справлюсь, — ответил он раздраженно. — Ты специально меня контролируешь, что ли? Думаешь, не справлюсь без тебя совсем? Гордеев, перестань обращаться со мной как со своей личной комнатной собачкой!

Последние слова он выкрикнул Гоше в лицо и ушел искать кого там... режиссера или оператора.

В павильоне было грязно. Не просто неубрано — на полу кое-где валялись обертки от конфет, бумажки, окурки. Курили, по всей видимости, прямо здесь, потому что воздух был пропитан запахом сгоревшего табака и старых тряпок; краска на стенах облупилась. Помещение больше напоминало какой-то заброшенный склад, чем павильон киностудии. Олесь поморщился, оглядываясь по сторонам.

Лиля сидела на высоком стуле, и около нее колдовала гримерша, накладывая макияж. Он оглянулся — ни одного знакомого лица в поле зрения не было, даже продюсера Олега. Потоптавшись на месте, Олесь подошел к Лиле и улыбнулся настолько широко, насколько позволяло его испорченное настроение.

Та сразу заулыбалась в ответ, принялась щебетать о съемках. Через десять минут было решено, что Олесь будет сниматься в той же одежде, в которой пришел, только рубашку сменят. Идея клипа состояла в том, что юную Лилю любил какой-то мальчик, но она не отвечала ему взаимностью, а потом они встретились уже взрослыми, и она поняла, насколько ошибалась.

Гоша пришел чуть позже, когда уже Олеся усадили на стул, а Лилю отправили на площадку, чтобы осветители выставили свет.

— Слушай, — сказал Гордеев девушке-гримерше, — может, его покрасить? Будет знойный мачо. Ему пойдет темный цвет волос.

Та кивнула, и Олесь разозлился еще сильнее.