– Клер может упасть, – обеспокоенно сказала Твит.

– Ни в коем случае. Я встану с ней рядом.

– Безопасней отнести тебя, – настаивал Мэттью.

Я встретила его взгляд. Зеленые глаза, глаза Сэлли Макклендон, смотрели на меня с вызовом.

– Никто меня не понесет, – сказала я. – Если вы сможете поднять на этом грузовом лифте мою задницу, то поехали.

Твит воскликнула:

– Я сбегаю поверну рукоятку. – Она рысью помчалась вверх по лестнице. Ее короткие сильные ноги так и замелькали, обтянутый брюками толстенький задок перекатывался из стороны в сторону. Сердце мое сжалось от зависти. Я устала быть инвалидом.

– Дорогая, не выпускай пока собак, – крикнул ей вслед Мэттью. – Ты же знаешь, что бывает, когда они видят опускающийся подъемник.

– Собак? – переспросила я. – А что бывает?

Мэттью состроил гримасу.

– Они прыгают вокруг нее, она отвлекается и порой оставляет подъемник на произвол судьбы.

– И тогда подъемник несется вниз?

– Да, но, прежде чем грохнешься без сознания, придется падать не больше чем дюжину футов. Я махнула рукой.

– Ну, тогда нет проблем.

Я посмотрела на птичьи кормушки у нас над головой, на маленький подъемник. Мне было ужасно страшно, но я бы ни за что не призналась в этом.

– Ну что ж – я готова. Но, надеюсь, будет остановка в местном магазине. Должна же я купить хозяйке подарок.

Мэттью внимательно смотрел на меня, его белесые брови сошлись на переносице в одну прямую, в глазах появилось какое-то новое выражение.

Он подошел к Роану и слегка обнял его. Роан мягко шлепнул его по спине. Мэттью усмехнулся.

– Больший говорил мне, что ты никогда не отступаешь и никогда не сдаешься. Теперь я понимаю, что он имел в виду.

Итак, первый раунд. Борьба за уважение. Роан помог мне сесть на это техническое чудо. Твит крутанула ручку, и подъемник резко дернулся вверх. Роан и Мэттью вскарабкались по бокам, поддерживая меня и отводя ветки кустов.

Я, наконец, поняла, как много упрямого английского достоинства я унаследовала от бабушки Элизабет.

Она бы гордилась мной в этот день. Гордилась бы и Роаном, и Мэттью – своим упрямым внуком.

У Мэттью и Твит было две собаки – большая и маленькая обе дворняжки. Виляя хвостами и пуская слюни от восторга, они валились прямо на ковер в гостиной, задрав вверх все четыре лапы каждая, чтобы я почесала им брюхо.

Весь передний угол гостиной был занят насестами самой разной высоты. Под ними – большие деревянные подносы для помета. Два больших зеленых попугая два длиннохвостых и два ара прыгали по насестам, пронзительно крича и непрестанно испражняясь.

Медовый месяц моего недавно обретенного кузена и его молодой жены был не столь уж спартанским. Свидетельством тому была и пара дорогих каяков, подвешенных на кольцах на заднем дворе, и свадебное кольцо с бриллиантом на деловой ручке Твит. Оба они немножко играли в поселенцев-новобрачных и наслаждались этой игрой – благодаря Роану.

Они не были ни наивными, ни испорченными. Во время учебы в университете оба работали помощниками ветеринаров. И Роан рассказывал мне, как он учил Мэттью, когда тот был мальчиком, распоряжаться деньгами и делать их.

Я знала, что вначале они долго жили в дешевых квартирах и домах-развалинах, которые Роан покупал, чтобы ремонтировать и перепродавать. Обстановка, в которой рос Мэттью, была отнюдь не роскошной, но он был сыт, его никто не терзал, ему не приходилось все время защищаться и у него не было угрюмого пьяницы-отца.

Я надеялась выведать кое-что о нем у Твит. У репортеров ведь нюх на легкую добычу, а Твит была самым открытым человеком, с которым мне приходилось когда-либо встречаться. Пока Мэттью и Роан решали на крыльце какие-то проблемы копчения лосося, мы с Твит сидели в гостиной.

Я устроилась на сером бархатном диванчике, накрыв ноги пледом – июньские вечера на Аляске достаточно прохладны. Было приятно, что рядом в камине горит огонь. Рисунок на пледе изображал дерево с поющими птицами.

– Держу пари, что твое прозвище от слова “щебет”, – сказала я Твит, которая обихаживала свою стаю, называя птиц по именам.

– Да, – усмехнулась она, – я люблю птиц. Всегда любила. Этих всех я вырастила из птенчиков. – Она погладила одного из попугаев, и он тихонько клюнул ее палец. – Это моя первая птица. Мне ее подарили родители. Она старая.

Я представила себе Твит у нас на ферме, разводящей цыплят на продажу. Надеюсь, что в съедобных птиц она не влюбляется.

– А где живут твои родители?

– Их нет. – Она взяла бокал вина с красивого дубового стола и выпила его. Я потягивала из своего и ждала продолжения.

– Они погибли, когда мне было двенадцать. Там, где мы жили. Около Сиэтла. Меня вырастили друзья моих родителей. – Она улыбнулась мне так, как люди улыбаются, чтобы не обременять других своим горем. – Меня удочерили, как и Мэттью.

Я посчитала эту информацию очень интересной. И дала это понять, чтобы вдохновить Твит на новую откровенность.

Она на цыпочках прошлась к двери на кухню и посмотрела через витраж двери, что происходит на крыльце. Затем подошла и села рядом.

– Роан не знает, что мы встретились в лагере для усыновленных детей. Он думает, мы познакомились в университете.

Я напряглась.

– Почему вы не сказали ему об этом?

– Потому что он многого не понимает. Такие дети, как Мэттью, постоянно выдумывают бог знает что о своих настоящих родителях. Послушай, я-то знала своих отца и мать. Они остались в моей памяти как потрясаюшие люди. Мои приемные родители очень славные, но они не заняли место мамы и папы. Хорошо это или плохо, неважно. Семья для Мэттью великая тайна, я имею в виду родную семью. Ну, ты понимаешь. Я как бы в мире со своими родителями, потому что я знаю, я была нужна им. А Мэттью все время гадает про своих, что да как.

Я непонимающе пялилась на нее.

– Не могу поверить, что он никогда не говорил об этом Роану. Они так близки.

– В этом все и дело. Мэттью знает, что причинит Роану боль, если признается. Он не хочет, чтобы Роан почувствовал, что его предали. Роан всегда стоял насмерть против того, чтобы Мэттью встречался с той семьей. Когда Роан сказал нам, что едет в Джорджию посмотреть, не может ли он чем-то помочь тебе, мы были в шоке. Мы считали, что он ненавидит твою семью и у него нет никаких причин возвращаться. Поэтому Мэттью никогда не говорит об этом. Во имя Роана.

Я просто окаменела от изумления.

– Но Роан боялся за Мэттью, когда тот был маленький. Он считал, что семья может разыскать их и отобрать ребенка. Он был не прав. Я пыталась убедить его, что семья не повторила бы своих ошибок. Они были наказаны за то, что сделали. Но я не об этом. Теперь-то Мэттью вырос, и беспокоиться не о чем.

– Мэттью не сделает ничего, что может огорчить Роана, – прошептала Твит, снова посмотрев в сторону кухни. – Но у Роана другой взгляд на все это. Он не сможет понять и простить.

– Другой взгляд? Это неправда.

– Даже Мэттью бывает трудно представить реакцию Роана. Ну вот, например, Роан любит женщин. У него были серьезные, на мой взгляд, романы. Он никогда не относился к ним, как к вещам, как к развлечениям на одну ночь. Но брак? Ни за что! Брак никогда не интересовал его, и детей он больше не хотел. Я надеюсь, что ты не сочтешь меня сплетницей за то, что я тебе это рассказываю.

Я нетерпеливо отмахнулась. Она упускала главное.

– Ты забываешь, что говоришь о мужчине, который посвятил себя отцовству, когда сам-то еще не вырос. Для него семья – все!

– Да, но какая семья?! Что касается женщин, ты для него особенная. У него не было ни с кем ничего подобного. Он никогда не привозил их сюда… хм, чтобы спать с ними здесь.

– Ну что ж. Буду считать это комплиментом. Послушай меня. Если Мэттью захочет увидеться с семьей, Роан его поддержит. Он сделает так, как будет лучше для Мэттью. Поверь мне.

– Ты пойми правильно. Роан всегда прекрасно относился к Мэттью. И ко мне. Он так много всего сделал для нас. Я имею в виду не только деньги, но он… принял меня. Отнесся ко мне с уважением.