Она глубоко вздохнула, успокаиваясь. Паника ей здесь помощницей не была.

– Маргарет, – произнесла она, когда слова отца дошли до нее. – Там есть кто-то, кого вы знали при жизни?

– Да, дорогая.

– Может он нам помочь?

Она не ответила.

Эмма подбежала к двери и потянула ее, открывая; ручка была теплой, но еще не горячей. Она дернула широкую дверь и дым ворвался в комнату; это все, что она могла сделать, чтобы не повернуться и не закричать на Эндрю. "Мы привели сюда твою мать, она несет тебя, черт побери..."

"Черт, ему четыре года, Эм. Думай. Просто думай." – Она направилась по коридору в спальню Марии, которая была в нескольких шагах дальше; дверь была приоткрыта, поскольку они так оставили ее. Огонь против высоты лестницы, но какая часть лестницы уже сожрана огнем, она не могла сказать.

Это не имело значение. Она пробралась к передним окнам, окнам спальни, и какой-то инстинкт заставил ее прижаться к полу. Воздух здесь был чище, но не намного. Она медленно выглянула из одного из окон и изучила Роуэн-авеню.

Она увидела Лонгленда на улице. В его руке была рука Эллисон, а руки Эллисон – обе – были защитно обвиты вокруг ребенка.

Ни Майкла, ни Эми, ни Скипа. Эмма почувствовала боль, реальную боль и внезапный страх. Где остальные? Были ли они живы? Чейз предупреждал ее. Чейз, такой сердитый, полностью уверенный в своей правоте, и такой чертовски правильный.

– Эмма.

Она подняла голову и увидела своего отца, стоящего посреди комнаты. Возле него стояла Мария с сыном на руках, ее лицо было очень бледным, а губы того же цвета, что и кожа.

Эмма сглотнула.

– Папа, – сказала она, все еще хриплым голосом. – Что я делаю?

– Просто думай, Эм.

Она хотела закричать на отца, но крича на отца, она сделала бы не больше, чем ребенок на руках Эллисон. Но это ничем не поможет и ничего не изменит.

– Мария, – прошептала она. – Станьте в стороне от окна, не стойте перед ним. Не позволяйте им увидеть вас.

Мария поколебалась и кивнула, пересекая комнату в направлении окон, смотревших в ночь, и пропускавших воздух, относительно прозрачный и чистый.

– Что случилось? У кого мой... Эллисон и мой сын?

– Его зовут Меррик Лонгленд, но его имя не имеет значения. Он... – Мария скривилась. – Они называются некромантами. Я немного знаю о них, но я знаю несколько фактов.

– Давай.

– Они пожирают мертвых.

– Но...

– Не их трупы. Я думаю, их называли бы вампирами. Или зомби. – Боже, она несла полную ахилесицу, когда была напугана. – Они пожирают души мертвых.

Мария была неглупой женщиной. Ее руки напряглись вокруг сына.

– Что это дает им?

– Силу.

– Силу?

Эмма кивнула.

– С этой силой они могут делать кучу вещей, которые мы технически называем магией.

– Пожалуйста, скажи мне, что он здесь не из-за моего сына.

– Я хотела бы. Но я не знаю, почему он здесь, а ваш сын... – она сглотнула. – Ваш сын поддерживал огонь и мог сжечь меня, даже когда я не могла видеть его и дотронуться.

– Что он хочет от Эллисон?

– Я не знаю. Но я могу предположить, что вероятно меня.

– Но... но зачем?

– У меня есть то, что он считает своим. Он, вероятно, хочет это обратно.

– Разве ты не можешь просто отдать ему это?

– Нет. Так же как ты не смогла бы отдать ему Эндрю.

Мария действительно была не глупа.

– Ты говоришь о других, – сказала она, ее голос стал тусклым. – Джорджес, Кэтрин, Маргарет и еще двое. Я не помню их имена.

Эмма кивнула, а когда они вышли в зал, добавила:

– Сьюзанн и Эмили.

– Он может использовать их, потому что они мертвы.

– Больше всего это выглядело бы так, будто даешь заряженное ружье человеку, который обещал тебя убить. – Она поморщилась и добавила. – Прости, Маргарет, – говорить о людях только как о стратегических объектах было верхом несправедливости, что делало ее похожей на Меррика Лонгленда больше, чем ей хотелось.

– Эмма?

Со своего положения на полу, Эмма взглянула на Марию.

Мария смотрела на улицу из узкого закутка между стеной и окном. Ее взгляд был сосредоточен на чем-то на расстоянии.

– Мне кажется, что твои двое друзей там же.

– Кто?

– Эрик, – сказала она. – И Чейз.

– Что? Что они тут делают?

Тишина, а затем гораздо тише:

– Огонь.

– Огонь зеленый? – Спросила Маргарет.

Они начали одновременно, но Маргарет кивнула .

– Да, он зеленый. Очень похожий на огонь, но труднее тушится .

– Это душа огня. У них есть небольшой опыт работы с ним, – сказала, наконец, Маргарет. – Он не может убить их. Технически это вообще не огонь.

– Мария, Эллисон...

– Я не знаю. Лонгленд – так зовут того, кто ее держит? – Когда Эмма кивнула, Мария продолжила. – Лонгленд говорит. Или кричит. Мне кажется, я почти слышу его слова.

Эмма тоже могла, но пламя усложнило это; оно было громче.

– Эмма, дорогая, – начала Маргарет.

Мария сказала:

– Эрик и Чейз неподвижны. У них с собой ножи. – Добавила она. – Но они не приближаются к Лонгленду – Неужели он сделал это чтобы...

Дыхание Марии было отрывистым и четким, она не говорила. Она не должна была.

Эмма поднялась. Она стояла, забыв о чем предупреждала Марию, потому что она должна была видеть и знать. Лонгленд держал Эллисон рукой, да, но Эллисон боролась, потому что он также касался и ребенка. Он нахмурился, а потом почти небрежно поднял руку с груди младенца и ударил ее – жестко – по лицу. Эллисон пошатнулась и, если бы не была в его хватке, упала бы.

Было бы плохо, если бы она упала; она все еще крепко прижимала ребенка. Держаться до конца света – или до конца жизни. В этом была вся Элли. За это Эмма любила ее.

Она сглотнула и посмотрела – с трудом – на Лонгленда. Посмотрела на двоих, что стояли рядом с ним. Один был мужчиной и постарше; вторая – женщина, возможно, ровесница Марии. Глаза Эммы сузились, так как она пыталась охватить взглядом всех.

– Среди них, по крайней мере, один призрак, – вслух сказала она. – Возможно, два. У Лонгленда никого.

– Как ты можешь так говорить? – Спросила Мария. Ее голос звучал спокойно – но это было обманчиво. Он был так напряжен, что казалось, заговори она громче и он сломается.

– Некроманты связывают мертвых каким-то образом, а для меня это выглядит как... как золотая цепь. Я не вижу мертвых, но цепь светится, – добавила она. – Они используют эту силу.

– Им приходится, дорогая. Против Эрика, в частности, им приходится.

Лонгленд, должно быть, узнал его в какой-то момент .

Эмма покачала головой.

– Он разговаривал с какой-то дамой в зеркале. Она узнала его.

Маргарет была совершенно, абсолютно тихой. Эмма хотела бы отвести взгляд, но она не могла заставить себя отвернуться. Она чувствовала себя беспомощной и раньше, но никогда настолько.

– Они убьют Эрика, – почти онемев, сказала она. –Они убьют Чейза.

– Если Эллисон у Лонгленда, да, – сказала Маргарет. И намного мягче добавила. – Ты всегда имела довольно большую силу в руках, дорогая.

– Маргарет? – Эмма отвернулась от окна и подняла руки, ладони были изогнуты и пусты, как у попрашайки. Было ясно, что она собиралась начать.

Маргарет отвернулась для короткого совещания с остальными призраками – кроме Брэндана Холла, который стоял, скрестив руки, с настороженным выражением лица. Она повернулась к Эмме.

– Ты знаешь, что не обязана спрашивать, – начала она. Она властно подняла руку, когда Эмма открыла рот, и Эмма уважительно снова прикрыла его. – Но ты спрашиваешь. В этом разница, – сказала она спокойно, – между любовью и изнасилованием.

– Мы дадим тебе то, что тебе нужно.

– Джорджес...

– Он не ребенок, дорогая. Он мертвец.

– Я видела его с Майклом, – ответила Эмма.

Маргарет пожала плечами, одновременно деликатным и четким движением.

– Ты знаешь, что делать.

– Но я не...

– Ты не подозреваешь, что ты знаешь. Но тебе удалось пройти через узкую лазейку, когда ты изменила восприятие Марии. Ты изменила очень мало – в ней. Что ты изменила в себе, еще неизвестно, но это потом. Коснись линий Эмма. Коснись их всех.