Уже в начале раскопок Кащенко обратил внимание на один весьма любопытный факт: большинство костей мамонта оказались раздробленными совершенно определенным способом. Природа так тщательно и с такой преднамеренностью сделать это не могла. Напрашивался один вывод: это сделал человек. Тем более что раскалывались в основном те кости, которые содержали костный мозг или были наиболее пригодными для изготовления древних орудий труда. Но Кащенко не спешил с выводами. Требовались новые, более веские доказательства. И они вскоре появились. Когда раскоп углубился ниже трех метров и стало ясно, что он достиг уровня древней поверхности, стали попадаться орудия, сделанные из камня. Здесь оказались грубые ядрища — нуклеусы, от которых отбивали грубые отщепы и правильной формы пластины. Среди орудий труда встречались ножи, пилки, скребки и другие изделия. В качестве орудий употреблялись и некоторые кости после их предварительной обработки.

Сомнений не оставалось в том, что в Томске удалось открыть единственную не только в Сибири, но и в мире стоянку, где исследователи обнаружили целый скелет мамонта. Все кости на стоянке находились на одном уровне и принадлежали только одному животному. Между костями и под ними залегала толстая углистая прослойка, во многих местах глина оказалась прокалена сильным огнем. На этом месте много тысяч лет назад горели яркие костры, на которых первобытные люди готовили мясо мамонта. Любопытно, что кострища располагались здесь же рядом с тушей убитого животного.

Кащенко удалось с помощью геологов реконструировать довольно точно рельеф местности и указать место, где мог быть убит мамонт. Подводя итоги раскопок, Kaщенко писал: «Находка представляет нам хотя неполную, но живую и новую картину... отрывок из жизни человека каменного периода, остатки его пиршества, по всей вероятности, после удачной охоты».

Открытие Кащенко, ювелирные раскопки, очень ценные наблюдения и превосходное документирование всех находок привлекли к ним большое внимание специалистов. О томских находках писали многие газеты в России и за рубежом. Доклад Кащенко на X археологическом съезде в Риге был выслушан с огромным вниманием. Об этом открытии делегаты говорили и в кулуарах съезда, и с трибуны.

Кащенко, как и многих других пионеров сибирской науки, отличала не только тщательность раскопок, но и стремление зафиксировать, сберечь для потомков каждый факт, связанный с древним человеком. Уже в наше время археологи, в который раз разбирая материалы его раскопок, наткнулись на пробирку, в которую он собрал уголь из древнего кострища. Кащенко, конечно же, не знал, что в 1949 году появится радиоуглеродный метод, позволяющий устанавливать возраст древних стоянок по органическим остаткам. Анализ этого угля дал дату 18300 ±1000 лет назад. Именно в то отдаленное время человек разжег свое кострище на берегу реки Томи.

В конце XIX — начале XX века в Восточной Сибири и Забайкалье сделан еще ряд интересных открытий древних стоянок первобытного человека. К этому времени среди ученых уже происходит значительная переоценка старых идей и гипотез. Серьезной критике подверглась прежде всего гипотеза о Сибири как о прародине человека. Большинство ученых пришли к выводу о том, что северные районы земного шара испытали наиболее сильное влияние ледниковых процессов в четвертичный период, когда происходило становление человека, вследствие чего эти районы могли быть заселены сравнительно позднее, когда ледники уже исчезли совсем или находились в стадии затухания. Отсюда появились гипотезы о позднем времени заселения человеком Сибири, о том, что она была самой отсталой и отдаленной точкой человеческой ойкумены с очень примитивной культурой и техникой по сравнению с районами Запада.

Истинную роль Сибири в истории человеческого общества, особенно на ранних этапах его развития, можно было установить только широкими и систематическими раскопками, а это стало возможно лишь с созданием здесь в 20-х годах сибирской школы археологов при Иркутском государственном университете.

Успехи иркутской школы связаны с именем известного ученого, талантливого педагога Бернгарда Эдуардовича Петри. Ученик академика В. Радлова и Л. Штернберга, с конца 90-х годов он прочно и навсегда связал свою судьбу с Сибирью, переехав с берегов Невы, где работал в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого, в Иркутск, на берега Ангары. Широко образованный, хорошо владеющий методикой проведения археологических и этнографических исследований, Петри по праву может считаться основателем иркутской школы этнографов и археологов. С самого основания Иркутского университета, в 1918 году, создается кафедра первобытной культуры (этнографии) и сразу же при кафедре организуется студенческий научный кружок краеведения. Кафедру и кружок с первых дней и возглавил Бернгард Эдуардович. Он обладал редкой и завидной способностью обрастать талантливыми и энергичными людьми, преданными науке.

Члены кружка выступали с рефератами, упорно трудились, обрабатывая коллекции. Бернгард Петри в предисловии к своей работе «Далекое прошлое Прибайкалья», вышедшей в Иркутске в 1828 году, писал о краеведческом кружке: «Я с особой теплотой вспоминаю наши экскурсии на раскопки, на которых мы, не жалея сил, рыли землю, и возвращались домой усталые, засыпанные пылью и глиной, и счастливые сделанными «открытиями», и обогащенные увесистыми находками. Оглядываясь на прошедшие десять лет, я с радостью вспоминаю моменты возвращения из первых научных поездок наших молодых исследователей, их волнение, когда они разворачивали пакеты с находками, и захватывающий интерес начинающих (младших). В нашей маленькой семье создавалась та коллективная работа, которая особенно ценна в области наук, требующих коллективных усилий многих исследователей; к этим наукам относится и археология».

В эту дружную семью молодых энтузиастов-единомышленников, горячо любящих науку, в то время входили Павел Хороших, Георгий Дебец, Михаил Герасимов, Алексей Окладников, Георгий Сосновский, Гаврил Ксенофонтов, Яков Ходукин и другие начинающие исследователи, многие из которых позднее стали крупными учеными — антропологами, археологами, этнографами.

Выдающийся антрополог Георгий Францевич Дебец за свою капитальную сводку «Палеоантропология СССР» был удостоен Государственной премии СССР. Работы многих членов кружка до настоящего времени не потеряли своего значения, и о каждом из них можно было бы написать немало.

Одним из древних памятников, существенно изменившим представление об уровне культуры «первых сибиряков», стало поселение Мальта, открытое и исследованное Михаилом Михайловичем Герасимовым.

В наше время, пожалуй, трудно найти культурного человека, которому не были бы известны уникальные работы Михаила Михайловича по восстановлению лица по черепу. Эта проблема увлекла его в 30-е годы. Кропотливое изучение толстых мягких частей лица и головы в разных участках, анализ закономерностей их вариаций, установление степени связи между краниологическими и соматологическими размерами и формами — все было осуществлено ценой огромных усилий и творческого напряжения в течение многих лет. И к началу 40-х годов он разработал метод, который стал признанным во всем мире.

Десятки реконструкций портретов древних людей, видных исторических деятелей прошлого выполнены Герасимовым. С особой увлеченностью работал он над портретами Ярослава Мудрого, Андрея Боголюбского, героя «Слова о полку Игореве» Буй Тур Всеволода, царя Ивана Грозного и других.

Работа требовала от ученого каждый раз глубокого проникновения в жизнь той страны и той эпохи, к которой принадлежал оригинал создаваемого им портрета. Как много тонких наблюдений, знания мельчайших деталей биографии потребовалось, например, для того, чтобы установить подлинность скелета Ярослава Мудрого, определить, какой из находившихся в гробнице черепов принадлежал Фридриху Шиллеру, доказать общность происхождения и тем самым достоверность останков сыновей и внуков Тамерлана.