Она еще раз попыталась поймать мужа.

– Понимаешь, для него в этом – вся жизнь. Ты уж потерпи, сделай вид, что слушаешь.

Карл раздраженно отвернулся.

– Ну, если будет совсем худо, я всегда могу уйти в сарай и посидеть с Билли, – сердито ответил он. Прошел через дом и вышел на улицу, хлопнув входной дверью.

Джоди вспомнил о своих обязанностях. Высыпал цыплятам зерно, даже не стал их гонять, как частенько бывало. Выбрал из соломы яйца. В два приема натащил в дом дров и так ловко разложил их в коробе, что, казалось, заполнил его с верхом.

Мать тем временем кончила варить фасоль. Пошевелила головешки в огне, смела индюшачьим крылом мусор с плиты. Джоди искоса поглядывал на нее – еще сердито.

– Он приедет сегодня? – решился Джоди.

– В письме сказано, что да.

– Может, я выйду на дорогу, встречу его?

Миссис Тифлин звякнула печной заслонкой.

– Было бы неплохо, – сказала она. – Отцу, наверное будет приятно, если его встретят.

– Раз так, надо пойти.

Во дворе Джоди резким присвистом позвал собак.

– Пошли на гору, – велел он. Два пса махнули хвостами и помчались вперед. Полынь вдоль дороги дала свежие нежные ростки. Джоди сорвал несколько стебельков, растер их пальцами, и воздух наполнился резким запахом диких трав. Собаки внезапно нырнули в кусты – учуяли кролика. Больше Джоди их не видел – кролик оказался проворнее, и собаки, устыдившись, поплелись прямо домой.

Джоди продолжал взбираться на гору, к вершине хребта. У небольшой расщелины, через которую тянулась дорога, на него накинулся дневной ветер, взъерошил ему волосы, парусом вздул рубашку. Он глянул вниз на холмы и кряжи, потом в другую сторону, на огромную зеленую чашу долины Салинас. Вдалеке виднелся беленький равнинный городок Салинас, в лучах слабеющего солнца поблескивали оконные стекла. Прямо под Джоди на ветвях дуба проводило свой конгресс воронье. Дерево было черно от ворон, все они каркали одновременно.

От хребта, на котором стоял Джоди, взгляд его последовал за проселочной дорогой вниз, потерял ее за холмом и снова нашел по другую его сторону. И вот на этом дальнем отрезке дороги он увидел: ломовая лошадь медленно тащит повозку. Скоро она исчезла за холмом. Джоди уселся на землю и вперился взглядом в точку, где повозка должна была вынырнуть. Ветер пел на вершинах холмов, дымчатые клубочки облаков быстро неслись на восток.

Наконец повозка появилась в поле зрения и остановилась. Одетый в черное мужчина слез с сиденья и подошел к голове лошади. Хотя расстояние было очень большое, Джоди понял: человек отстегнул упряжь, потому что голова лошади качнулась вниз. Лошадь пошла вперед, вверх по холму, а человек медленно двинулся за ней. Испустив радостный клич, Джоди сверху побежал им навстречу. Вдоль дороги скакали белки, калифорнийская кукушка крутнула хвостом, взмыла над краем холма и поплыла по воздуху, словно планер.

Шагая, Джоди старался угодить в середину собственной тени. Под ногу ему попался кругляш, Джоди поскользнулся на нем и упал. Вскочил, добежал до поворота – и там, немного впереди, был дедушка со своей повозкой. Джоди тотчас сбавил скорость – вроде бежать сейчас неловко – и приблизился к дедушке солидной походкой.

Лошадь едва тащилась вверх по холму, старик шел рядом. Солнце уже садилось, и их гигантские тени мелькали за ними. На дедушке был черный костюм из плотной блестящей ткани, высокие ботинки с эластичными вставками по бокам, к короткому, жесткому воротничку прицеплен черный галстук. В руке он держал черную шляпу с широкими загнутыми вниз полями. Седая борода его была коротко подстрижена, а седые брови нависали над глазами, будто усы. В голубых глазах застыло строгое веселье. Все лицо и фигура были словно высечены из гранита – само достоинство, каждое движение казалось чем-то сверхъестественным. Стоит дедушке остановиться, подумал Джоди, и он превратится в камень, никогда уже не стронется с места. Ступал он медленно, но твердо. Если шаг делался, он делался окончательно: если направление было выбрано, тропа уже никуда не сворачивала, а шаг не убыстрялся и не замедлялся.

Когда Джоди появился из-за поворота, дедушка медленно помахал шляпой в знак приветствия и воскликнул:

– Это же Джоди! Вышел меня встретить, да?

Джоди бочком приблизился, повернулся и зашагал рядом со стариком, стараясь не спешить, сам весь напрягся и чуть приволакивал ноги, скребя каблуками дорогу.

– Да, сэр, – ответил он. – Ваше письмо пришло только сегодня.

– А должно было вчера, – заметил дедушка. – Конечно, вчера. Ну, как там наши?

– Все хорошо, сэр. – Джоди задумался, потом робко добавил: – Не хотите завтра пойти поохотиться на мышей, сэр?

– Поохотиться на мышей? – Дедушка хмыкнул. – Неужто ваше поколение докатилось до того, что охотится на мышей? Понятно, вы новая поросль, народ хлипковатый, но охотиться на мышей – это уж слишком.

– Нет, сэр. Это просто игра. Убрали скирду сена. Я буду выгонять из-под земли мышей, собакам на забаву. А вы можете посмотреть или немножко сено покидать.

Строгие веселые глаза глянули вниз на Джоди.

– Понятно. Значит, есть их ты не собираешься. До этого дело еще не дошло.

– Их съедят собаки, сэр, – объяснил Джоди. – Наверное, это не то, что охота на индейцев.

– Пожалуй, хотя потом, когда охотиться на индейцев взялись войска, принялись убивать детей и поджигать вигвамы, это уже мало отличалось от твоей мышиной охоты.

Они выбрались на перевал и зашагали в лощину, к ранчо, и солнце перестало светить им в спины.

– Ты вырос, – сказал дедушка. – По-моему, почти на целый дюйм.

– Больше, – похвастался Джоди. – Мой рост на двери отмечают, я больше чем на дюйм вырос только со Дня благодарения.

Густым горловым голосом дедушка сказал:

– Должно быть, пьешь воду без меры, вот все и идет в стебель. Начнешь цвести, тогда и поглядим.

Джоди быстро взглянул на старика – обижаться или нет? – но в голубых проницательных глазах не было намерения обидеть, как-то уколоть, поставить на место.

– Можно забить свинью, – предложил Джоди.

– Э, нет! Этого я тебе не позволю. Ты просто хочешь меня потешить. Сейчас не время колоть свиней, сам знаешь.

– Вы помните Райли, сэр, здорового кабана?

– Да, Райли я помню очень хорошо.

– Так вот, Райли проел дыру в этой самой скирде, она на него рухнула, и он задохнулся.

– Со свиньями такое бывает, – заметил дедушка.

– Райли был хороший, сэр, для кабана. Я иногда на нем катался, он мне позволял.

Они уже были почти прямо над домом и услышали, как хлопнула дверь. На крылечке появилась мать Джоди и приветственно замахала фартуком. А потом они увидели Карла Тифлина, он шел к дому из конюшни, чтобы встретить гостя.

Солнце уже не освещало горы. Голубой дымок из трубы их дома плоскими слоями стлался над лощиной, которая постепенно окрашивалась багряным цветом. Клубочки облаков, оставленные в покое стихающим ветром, безмятежно висели в небе.

Из сарая вышел Билли Бак и выплеснул на землю мыльную воду из таза. Он только что побрился – хотя была середина недели, – потому что относился к дедушке с огромным почтением, а дедушка говорил: у Билли есть стержень, а среди нового поколения таких совсем мало. Билли уже изрядно пожил на свете, но дедушка все считал его молодым парнем. Билли тоже торопился к дому.

Когда Джоди и дедушка спустились, все трое встречали их перед воротами двора.

– Здравствуйте, сэр, – сказал Карл. – Мы вас заждались.

Миссис Тифлин поцеловала отца в заросшую щеку и позволила огромной ручище похлопать себя по плечу. Билли торжественно пожал руку старику, ухмыляясь под пшеничными усами.

– Я привяжу вашу лошадь, – сказал Билли и увел конягу за собой.

Дедушка посмотрел ему вслед, потом повернулся к остальным и сказал то, что говорил уже сотню раз:

– Вот это парень так парень! Я знал его отца, старого Бака – Хвостатого Мула. Уж не знаю, почему его звали Хвостатый Мул, разве оттого, что он был погонщиком мулов.