Литмир - Электронная Библиотека

Последние слова он, как обычно, уже прорычал в зал, неистово потрясая руками.

На следующий день газеты сообщили о том, что гауляйтер назначил мать молодого кавалера Рыцарского креста Вольфа фон Тюнена начальницей Красного Креста в городе.

Начальница Красного Креста! Баронесса фон Тюнен была в восторге. Наконец-то на нее возложена задача, соответствующая ее силам, ее пылкой любви к отечеству! С первого же дня она с великим рвением предалась своему делу и, правду говоря, работала не покладая рук с раннего утра до поздней ночи.

— Надо работать, — говорила она, — поболтать мы всегда успеем.

Она предложила и Клотильде руководящую должность в Красном Кресте, но Клотильда, выразив сожаление, отказалась. Союз друзей отнимает у нее все время и силы, заявила она. На самом же деле Клотильда просто избегала всякой обременительной работы. Она любила поздно вставать и завтракать в постели. И, если уж говорить начистоту, ненавидела уродливые больничные палаты и отвратительный запах карболки. Клотильда не выносила даже вида раненых и больных: ей становилось дурно.

— Нет, дорогая, благодарю вас, это не для меня.

Зато Клотильде удалось зазвать к себе юного кавалера Рыцарского креста, который должен был прочитать доклад в Союзе друзей на тему «Как я получил Рыцарский крест». Это было достойным освящением нового зала.

Затем, излив на гауляйтера поток красноречивых слов и лести, она упросила его присутствовать при этом событии. Отказаться он, конечно, не смог и обещал быть.

— Надеюсь скоро встретиться с вами в вашей новой квартире, которую фрау Фабиан так замечательно перестроила, — сказал он Фабиану на следующий день.

Фабиан все еще не решался переехать в те две комнаты, которые Клотильда предназначала для него в новой десятикомнатной квартире. Но теперь это, по-видимому, было уже неизбежно.

Однако гауляйтер и на этот раз на доклад не пришел. По-видимому, он не очень-то интересовался тем, как зарабатывают Рыцарский крест.

X

Со стуком и топотом, как человек, решивший показать, что никаких церемоний он разводить не намерен, скульптор Вольфганг поднялся по лестнице в бюро Фабиана.

В приемной сидели клиенты, но он, ни слова не говоря, прохромал мимо них прямо в комнату личного секретаря Фабиана, фрейлейн Циммерман, которая испуганно вскочила из-за машинки.

— Брата еще нет? — резко спросил он, не снимая шляпы.

Фрейлейн Циммерман отшатнулась, ее худое, высохшее лицо побледнело.

— Господин профессор! Вы ли это? — воскликнула она. — Боже мой, как я испугалась! Господин правительственный советник сейчас придет, прошу вас, пройдите в его кабинет.

Она открыла дверь и пропустила Вольфганга в кабинет Фабиана. Вольфганг швырнул шляпу на диван и достал сигару из ящичка, стоявшего на столе. Он остался в своем старом, поношенном пальто; и то, что его сапоги были облеплены грязью, по-видимому, нисколько его не смущало.

В комнате, обставленной с большим вкусом, было тепло. Свет проникал в нее через высокие окна со светлыми занавесями. Уединенный, спокойный кабинет, располагающий к сосредоточенности! За дверью по-прежнему усердно стучала на машинке фрейлейн Циммерман.

Вольфганг осмотрелся. Над диваном висела фотография брата. Он стоял в форме артиллерийского капитана возле полевого орудия с видом гордым и властным, как и подобало офицеру, повелевающему пушками. Вольфганг иронически усмехнулся. Заметив на письменном столе небольшой бюст Гитлера, он взял в руки эту дешевенькую статуэтку, с добродушной улыбкой оглядел ее и, не задумываясь, швырнул в корзину под столом.

Комендант Биркхольца, бывший полевой жандарм, а ныне властелин над жизнью и смертью, обещал Вольфгангу освободить его еще весной, ибо комендантша, красавица из бара, осталась очень довольна его работой и ходатайствовала перед мужем за скульптора.

— Ну, как? Теперь вы, надо полагать, подумаете, прежде чем подметать улицы за евреев? — спросил коренастый, круглоголовый, и плешивый комендант.

Вольфганг ничего не ответил, только пробормотал в свою растрепанную бороду что-то невнятное. Такая реакция не понравилась круглоголовому, и Вольфгангу пришлось пробыть в лагере еще полгода.

— Видеть больше не могу вашу чванную морду, убирайтесь! — крикнул комендант, решив наконец освободить его.

Когда Вольфганг углубился в изучение фотографии, на которой он узнал своих племянников Гарри и Робби, до него донеслись шаги брата.

Фабиан стремительно открыл дверь и, пораженный, воскликнул:

— Это ты, Вольфганг?

Вольфганг перестал смотреть на фотографию.

— Да, я, — сказал он низким голосом; глаза его угрожающе сверкнули.

Фабиан бросился к нему и схватил брата за руку.

— Слава богу, что это страшное время уже позади, Вольфганг, — продолжал он, быстро снимая свое элегантное пальто и вешая его на крючок у двери.

— Ты не представляешь себе, как я счастлив, — снова начал он, но ликующие нотки в его голосе звучали глуше, так как Вольфганг молчал, а глаза его грозно блестели. Фабиана обидело и то, что Вольфганг едва коснулся его руки. Вольфганг намеревался и вовсе оттолкнуть руку брата и лишь в последнее мгновение, глядя на фотографию мальчиков, настроился более миролюбиво. Только сейчас Фабиан внимательно рассмотрел его.

— Боже мой, как ты выглядишь! — воскликнул он. — Что у тебя с зубами?

Вольфганг рассмеялся грубо, резко, почти невежливо.

— С зубами? — переспросил он, — В Биркхольце мне выбили их в первый же вечер. Там так принято.

Он широко открыл рот: в верхней челюсти недоставало трех зубов, и зияющая черная дыра выглядела страшно. Да и вообще Вольфганг, в поношенном пальто и грязных сапогах, с коротко остриженными, поседевшими волосами и худым, голодным, серым лицом, являл собой плачевное зрелище.

Фабиан испугался, слова замерли у него на языке, и краска сбежала с румяных щек.

— Не удивляйся моему виду, — громко продолжал Вольфганг. — Биркхольц не санаторий. Ничего, это все образуется. Не удивляйся и тому, что я пришел в благоустроенный буржуазный дом в этом жалком пальто. Твои люди украли мою одежду.

— Мои люди? — раздраженно переспросил Фабиан. Было бы бесчеловечно не считаться с нервным состоянием Вольфганга, но в его тоне сквозила такая неприкрытая вражда, он держал себя так вызывающе, что Фабиану трудно было сохранить спокойствие.

— Не сердись, Франк! — засмеялся Вольфганг. — Этого еще только недоставало! Конечно, я знаю, что среди коричневых и черных ландскнехтов попадаются приличные парни. Но банда, производившая у меня обыск, сплошь состояла из наглых мерзавцев. Они вылакали мое вино, переломали мебель и под конец еще украли те несколько костюмов и пальто, которые у меня были.

— Преступные элементы встречаются повсюду, — спокойно заметил Фабиан, пожимая плечами. Он старался умиротворить брата.

— Допустим, — отвечал Вольфганг и снова возвысил голос. — Однако с тех пор как вы систематически обираете Чехию и Польшу, Голландию и Францию, грабеж в германской армии, а также среди коричневых и черных банд стал, по-видимому, заурядным явлением.

Фабиан побледнел.

— Я понимаю, что ты озлоблен, Вольфганг! — взволнованно воскликнул он, садясь за письменный стол. — Но это еще не дает тебе права оскорблять меня.

— Я пришел сюда не для того, чтобы тебя оскорблять, — побагровев от гнева, закричал Вольфганг, — я пришел сюда, чтобы сказать тебе правду! — Он выкрикнул это так громко, что машинка в соседней комнате смолкла.

— Хорошо, говори правду. — Фабиан указал головой на дверь. — Но не обязательно всем слышать, что ты мне говоришь.

— Прости, — спохватился Вольфганг, понизив голос. — Прости меня. Биркхольц не институт для благородных девиц. Но я должен говорить громко, для того чтобы ты правильно понял меня, Франк! Ведь вы, национал-социалисты, ничего не хотите понимать, ничего не хотите слышать! Когда вам говорят правду, вы утверждаете, что это ложь и пропаганда; когда же эта правда неоспорима, вы заявляете, что нет правила без исключения. Преступные элементы встречаются повсюду, говоришь ты. Прежде ты, бывало, уверял, что такое-то явление временное, а такая-то мера необходима лишь на данный момент и что вскоре все изменится и вернется нормальная жизнь.

73
{"b":"209725","o":1}