Вам говорилось здесь о вашей задаче и о значении вашего приговора. Вас приглашали признать, что подсуди-мый достаточно наказан десятимесячным предварительным заключением и теми нравственными страданиями, которые должен испытывать он при сознании пред вами неприглядности своей прошлой деятельности. Поэтому от вас ждут вменения подсудимому того, что он испытал, вменения, которое на языке суда присяжных называется оправданием. Вам говорят, что такой ваш приговор, указывая, что вы рассматриваете действия Юханцева лишь как последствие дурной организации Общества взаимного поземельного кредита, будет иметь влияние на законодательные меры к улучшению внутреннего устройства кредитных учреждений. Таким образом, побуждая законодателя прислушаться к вашему приговору и именно тем объяснить себе оправдание растраты в два с половиною миллиона, вы сами косвенным образом примете участие в законодательстве, содействуя его оживлению и улучшению. Вам указывают также и на необходимость обвинительного приговора ввиду общественного мнения Европы, ввиду оценки иностранцами вашей способности к отправлению правосудия. Я советую вам, господа, совершенно отрешиться от этих взглядов. Следуя им, вы отступите от вашей прямой обязанности пред обществом, которого вы являетесь представителями. Вы войдете в область, где ваша ясная и высокая задача сделается неопределенною и гадательною. Вы произнесете приговор не о том, достаточно ли наказан подсудимый, а о том, виновен ли он. Вы не имеете права говорить «ты невиновен потому, что, по нашему мнению, ты уже довольно испытал неудобств и стеснений». Это значит не оправдывать, а прощать. Скамья подсудимых видит на себе не мало людей преступных, но между ними есть люди, которые, нарушив закон, не упали, однако, нравственно до того, чтобы успокоиться на сознании, что их не оправдали, а простили. Притом, вы всегда имеете возможность примирить строгие требования закона с голосом сострадания к его нарушителю. Вам принадлежит широкое, ничем не стесняемое право давать снисхождение, и слово снисхождения, сказанное вами, обязательно для суда. Да и можно ли становиться на почву понесенного, предварительно, неизбежного по сложности дела, наказания? Где ручательство, что даже в вашей среде не окажется одних, которые скажут, что десять месяцев ареста — достаточная кара, и других, которые найдут, ослепляясь чрезмерною строгостью, что за растрату двух с половиною миллионов во всех наших законах нет достаточной кары. Что касается до страданий душевных, испытываемых на суде, то, как бы они тяжелы ни были, они не должны ложиться в основание вашего приговора. Здесь все неуловимо и все зависит от нравственной природы, характера, восприимчивости и взглядов человека на окружающую жизнь. Эти страдания, отрицать которые было бы несправедливо, не поддаются никакому мерилу. Я говорю вам не о Юханцеве, и вы, вероятно, не усомнитесь, что ему и горько, и тяжело сидеть пред вами. Но я хочу сказать вам вообще, что могут быть случаи, когда пред вами предстанет лукавый лицемер и будет вызывать вас на оправдание картиною тяжких душевных мук и раскаяния; и предстанет человек хотя и преступный, но в гордой душе которого, несмотря на действительные страдания, никогда не найдет места мысль, чтобы выставлять их напоказ и ради их униженно просить у вас, как милостыни, прощения. И что же? Как распознаете вы того или другого, и чем оградите вы себя от того, чтобы не помиловать первого и не осудить сурово второго? Вы также и не законодатели — ни прямые, ни косвенные. Если на законы влияют благотворно судебные процессы, то, конечно, не приговорами, в них постановленными, а фактами, в них раскрытыми. В этом великое значение гласности суда. И каков бы ни был ваш приговор, поучительная сторона этого процесса вполне и окончательно раскрылась еще вчера, когда закончилось судебное следствие. Ни изменить, ни иначе осветить фактов, в нем раскрытых, приговор ваш не может. Нельзя отрицать, что есть, однако, исключительные случаи, где и ваши приговоры, повторяясь однородно в течение долгого времени, могут служить для законодателя указанием на то, что представители общественной совести не видят вины в деянии, которое признается с формальной точки зрения нарушением закона, такого закона, который устарел вследствие того, что экономические административные условия, его вызвавшие, исчезли или изменились. Но таковы проступки не против прав известных лиц или общества, а против целой системы правил, которые уже опережены жизнью. Таковы, например, некоторые проступки против паспортной системы и т. п. Но законодатель никогда не может черпать для себя указаний в таких приговорах, которые относятся не к проступкам против временной системы, а к преступлениям, нарушающим вечные понятия, давным-давно выраженные словами: «не убий», «не укради» и т. д. Исполняя свой долг, вам также незачем оглядываться на Европу и задумываться над тем, что там скажут, как истолкуют ваш приговор и какого мнения будут о русском правосудии. Помните, что одно из условий отправления действительного правосудия — слушать голос своей совести и не заботиться о том, «что скажут». Если следует вам помнить о ком-нибудь, так это о честных людях на родине вашей, сердца которых жаждут справедливости, состоящей в оправдании невиновного и в признании вины за виновным. Чувства этих людей для вас должны быть дороже выводов законодателей и мнений иностранцев. Господин старшина, получите вопросный лист. Передаю его вам с уверенностью, что присяжные приступят к исполнению своей обязанности спокойно, с сознанием всей ее важности.
ПО ДЕЛУ О ФРАНЦУЗСКОЙ ПОДДАННОЙ МАРГАРИТЕ ЖЮЖАН, ОБВИНЯЕМОЙ В ОТРАВЛЕНИИ *
Господа присяжные заседатели! Двухдневное судебное следствие и оживленные прения сторон дали вам богатый разнообразный материал: он так велик и имеет такую разнородную доказательную силу, что, быть может, вам полезно получить от меня несколько указаний на те приемы, посредством которых надо обсуждать и оценивать этот материал. Закон обязывает меня дать вам эти указания, но отнюдь не считает их обязательными для вас.
Вам говорилось о характере преступления, подлежащего вашему рассмотрению. Указания обвинителя согласны с сущностью этого преступления и с обыкновенною житейскою обстановкою его. Действительно, это преступление коварное и, если можно так выразиться, трусливое. Совершитель отравления не имеет обыкновенно той смелости, которая заставляет более или менее рисковать собою, на-падая на другого. Он действует тайно и иногда с видимым спокойствием удаляется прочь, когда его орудие и невидимый союзник — яд — только еще начинает свое дело. Между орудием преступления и виновником нет, обыкновенно, непосредственной тесной связи, ему нечего бояться брызг крови от удара ножом, криков жертвы, борьбы с нею, шума и дыма выстрела. Когда яд начнет действовать, виновник может быть уже в полной безопасности, скрывая и извращая следы своего участия, а иногда даже приходя с лицемерною и позднею помощью. Коварство — главное свойство отравления. Оно — продукт слабости, а не силы, — ненависти и корысти, но никогда не гнева. Из этих свойств отравления вытекает трудность собрания доказательств, из них же вытекает, с другой стороны, и возможность широких предположений и догадок, не всегда основанных на действительных обстоятельствах или на верной и спокойной их оценке. Когда предлагается вопрос об отравлении, первое, что должно занять внимание, — это вопрос о том, было ли отравление? Не имеем ли мы дела с естественной смертью? Если найдено, что отравление было, тогда, естественно, взоры обращаются к тому, кто заподозрен. Изучается его личность для того, чтобы определить, был ли он способен на такое преступление, и затем рассматриваются его отношения к покойному. Они должны содержать ответ на то, была ли причина ненависти, был ли повод к такому ее проявлению. Но это далеко не все. Этого достаточно для того, чтобы заподозрить человека. Но для того, чтобы обвинять, необходимо, чтобы между отравою и личностью заподозренного была связь, было соединение, смычка. Для того же, чтобы обвинить, чтобы выразить не мимолетное мнение, а обдуманный и взвешенный приговор о судьбе человека, всегда необходимо, чтобы это соединение было прочно, чтобы оно выдерживало серьезный напор возражений.
