Разговор поспешила подхватить воспитательница Фу:
– Линь тут ни при чем, это все я.
Лэ Го уже устала смеяться, выражение ее лица выглядело неестественно, иллюзию улыбки создавали только должным образом натянутые мышцы. Директор это заметил и сделал шаг в ее сторону, чтобы загородить. Между тем Фу потянула его за рукав и преисполненная воодушевления начала свое повествование заново. Директор опустил голову и с видом искренней заинтересованности терпеливо слушал ее рассказ. Когда Фу закончила свою историю про Ремешоку Ослаби, директор закивал и улыбнулся:
– Да, да, я тоже видел. Снова стали проводить рейды, глядишь, через год-другой такие явления исчезнут. А теперь на занятия, быстренько на занятия.
Сказав это, он поспешил удалиться. Посмотрев ему вслед, Линь Кэ пришла к определенным умозаключениям. «Вот уж старый лис», – подумала она. Фу все еще пребывала в возбуждении.
– Чего это с вами? Как директор пришел, так все онемели. Прямо никто и пукнуть не смеет.
Линь Кэ покосилась на Лэ Го и язвительно заметила:
– Здесь если и портят воздух, то втихаря.
Холодная война продолжалась. Гоу Цюань и Лэ Го избегали друг друга. Зачастую то, чего намеренно избегают, становится в жизни самым важным. И сейчас Гоу Цюань с Лэ Го оказались перед выбором: разводиться им все-таки или нет?
Брак является всего-навсего продолжением, а не результатом любви. К последней он не имеет никакого отношения. Если любовь – это дело сугубо двух влюбленных, то с брачными узами все обстоит по-другому они выходят далеко за рамки личных отношений. Брак – это своеобразный сосуд, вмещающий участников процесса, который они преподносят друг другу как зрительный образ. Официальное оформление отношений подтверждает факт создания ячейки, законодательно связанной с жизнью других людей. Расторжение семейных уз, соответственно, подразумевает и смену окружения. Сам по себе развод – вещь не сложная, а вот причина развода попадает в поле зрение окружающих.
Гоу Цюань и Лэ Го не могли начать разговор о поводах для развода, и пока им оставалось лишь вести холодную войну, что подразумевало раздельное проживание на одной площади.
Большую проблему создавал вопрос питания. Поскольку у них был ребенок, то кто-то должен был вести домашнее хозяйство. Но благодаря многолетнему семейному опыту у них уже выработалось взаимопонимание без слов. Итак, Лэ Го выполняла бытовые обязанности по понедельникам, средам и пятницам, а Гоу Цюань, соответственно, по вторникам, четвергам, субботам и воскресеньям. В определенный день каждый брал на себя роль хозяина, это проявлялось в обращениях к дочери типа «ешь быстрее», «иди делай домашнее задание» и тому подобных. Другой при этом сохранял молчание, чтобы не петь на два голоса одно и то же, совестливо сохраняя дистанцию. Роль хозяев давалась им легко, а вот чувствовать себя в роли гостя было непривычно, особенно это касалось приема пищи. Идти со своей тарелкой за едой было чем-то из ряда вон выходящим, словно ты был попрошайкой. Зато вечером было намного проще: телевизор они не включали, Гоу Цюань читал, а Лэ Го наматывала пряжу. Лэ Го понятия не имела, что именно читал Гоу Цюань, а того не заботило, для кого она заготавливала пряжу. Они просто знали, чем занимается каждый из них, и все.
Однако в первую субботу, выпавшую на Гоу Цюаня, с ним кое-что произошло. С раннего утра он закупил продукты и вернулся домой. Увидев, что Лэ Го и Цяньцянь еще спят, он тоже решил прилечь на диван и вздремнуть. Только он уснул, как ему приснилась Лэ Го. Она была само очарование, Лэ Го только что сошла с самолета, она стала киноактрисой и сейчас возвращалась с премией из Токио. Потом Гоу Цюань и Лэ Го оказались вместе в кинотеатре, где смотрели фильм с ее участием в главной роли. Лэ Го играла проститутку, которую поймали на месте преступления в публичном доме. У нее были длинные растрепанные волосы, полностью заслонявшие лицо. Гоу Цюань сидел с Лэ Го в самом последнем ряду, сжимая ее ладонь в своей руке. Он был неимоверно счастлив чувствовать присутствие Лэ Го рядом и одновременно видеть ее на экране. Он ощущал ее близость, в то время как в фильме она вместе со своим партнером, Чжан Госуном, разыгрывала на кровати интимную сцену.
– Как ты могла согласиться на это? – спросил ее Гоу Цюань.
– Я только притворяюсь, это все не по правде, это же просто кино.
Пока они так переговаривались, фильм закончился, в зале оказалось пусто, темно и тихо, остались только пустые ряды с откидными сидушками. Гоу Цюань стиснул руку Лэ Го, намекая на свое желание. Лэ Го отстранилась, выражая отказ.
– Это же просто кино, я притворялась, это все не по правде, – оправдывалась она.
– Я знаю, конечно не по правде, – понимающе ответил Гоу Цюань.
У него вдруг словно камень упал с души, потом они в опустевшем зале все-таки занялись любовью. Они делали это сидя, Лэ Го выглядела точь-в-точь как только что на экране, обворожительная, преисполненная вожделения. Все время она заискивающе продолжала повторять:
– Это же просто кино, это все не по правде, просто кино, просто кино.
Настроение Гоу Цюаня становилось все лучше, его напористость возросла, он прошептал:
– Только со мной по-настоящему только у нас все по правде.
И в это самое мгновение Гоу Цюань проснулся, он открыл глаза и понял, что находится дома. Данное обстоятельство подействовало на него удручающе. Прерванное удовольствие неприятно отозвалось в каждой его клетке. Лэ Го к этому времени уже встала и как раз расчесывала свои волосы. Расчесываясь, она смотрела на Гоу Цюаня. Но как только тот открыл глаза, она тотчас отвернулась. Гоу Цюань не знал, насколько было очевидно для Лэ Го то, что с ним происходило во сне. Он тяжело вздохнул, ему было стыдно, досадно и неприятно. Волосы, которые расчесывала Лэ Го, выдавали в ней шлюху гораздо сильнее, чем обнаженное тело. Тучи над ним снова сгустились, накрыв момент его пробуждения. Гоу Цюань прикрыл глаза, раскаиваясь за содеянное во сне.
В этот день до обеда в дом Гоу Цюаня заявилась теща. Целыми днями она рубилась в мацзян в своем кругу бессменных игроков. Практически превратившись в отшельницу, она весьма редко делала вылазки в бренный мир. В руках она держала матерчатую кошелку на яшмовых кольцах. Войдя на порог, она тут же стала звать Цяньцянь, ее настроение моментально согрело атмосферу в их доме. Такое родственное расположение вызвало у Гоу Цюаня подозрение. Ее обычная манера говорить была совершенно другой, она чеканила фразы, после чего всегда заключала «я сказала». При этом она не только делала свои выводы, но и со всей ответственностью давала понять, что ее слова имели авторитетный вес уже только потому, что так «сказала она». Первая ссора Гоу Цюаня с Лэ Го как раз и была усмирена этой фразой. Когда Гоу Цюань явился к теще за своей женой, то она, встав в дверях, заявила:
– Для начала верни мне дочь, а уж потом получишь жену – я сказала.
Дабы выполнить ее просьбу, Гоу Цюаню пришлось пройти первую долгую черную полосу супружеских отношений. Завершение этой полосы означало не то, что она исчезла, а то, что просто прошло время. Этот конфликт не минул для Гоу Цюаня без последствий, у него осталась своего рода болезнь, фобия. Он до сих пор не мог подыскать ей названия, хотя точно знал, что болен. Эта зараза проникла в его внутренности, стала как кишки и кровь, она была вполне материальна.
Замысел появления в их доме тещи открылся достаточно быстро. Потрогав Цяньцянь за ножки, она с нарочитым удивлением спросила:
– Что это Цяньцянь так похудела?
Гоу Цюань разговора не поддержал и не собирался поддерживать. Лэ Го со шваброй в руках ответила:
– Да такая же, как и всегда.
– Что бы у вас там ни происходило, ребенок от этого страдать не должен.
Гоу Цюань тут же обратил внимание на эти слова: что это значит, «что бы ни происходило»? Выходит, ей уже давно известно, что произошло в их семье. И эту серьезную размолвку она запросто низводит до уровня «что бы ни происходило»! Теперь Гоу Цюаню стало понятно, зачем она явилась: пришла провести разведку боем. В душе Гоу Цюаня разом взыграли недобрые чувства, однако он не посмел дать им волю. Он взял сигареты и как ни в чем не бывало потихоньку выскользнул из дома.
