Гоу Цюань продолжал двигаться. Он не останавливался ни на секунду. Лэ Го открыла глаза, ей было необходимо понять, кто этот мужчина. Ведь она должна произносить вслух его имя, Ацин неоднократно поучала ее, что если во время близости нежно называть мужчину по имени, а также громко кричать и плакать, то мужчина готов уже за один крик выложить кучу денег. Она была практически на пределе, медлить дальше просто непозволительно. Нужно включить свет. Но кто-то зажал ее запястья. Она вот-вот закричит, больше нет сил сдерживаться, но чье же имя выкрикивать? В темноте Лэ Го изо всех сил укусила мужчину за плечо. Она услышала пронзительный крик, мужчина яростно содрогнулся всем телом, после чего страдальчески застыл, не отпуская жертву. Переждав этот момент, Лэ Го потянулась к выключателю и зажгла свет. Сверху находился муж, Гоу Цюань. Лэ Го выдохнула всей грудью, глаза ее затуманились. Она вот-вот готова была заплакать, ее переполняло чувство безграничного страдания и безграничной любви. «Ты чего?» – спросил Гоу Цюань, он все еще пребывал во власти наивысшего наслаждения, граничащего с болью. Лэ Го только улыбнулась, изможденная и довольная, она с необыкновенной нежностью ответила: «Ты меня совсем загнал, мой волк, мой тигр». Гоу Цюань, облокотившись, сменил позу и тоже улыбнулся, как и она, он был изможден и доволен. На месте укуса у него выступила кровь, Лэ Го потушила свет и, крепко стиснув Гоу Цюаня в своих объятиях, стала зализывать ранку. В кромешной тьме Лэ Го тихонько поглаживала Гоу Цюаня по спине, приговаривая: «Ах вы, мужики-паршивцы, ах вы кобели». Между тем Гоу Цюань послушно пристроился ничком на ее груди, от ее ласковых слов и нежностей он совсем разомлел. Дыхание его уравновесилось и постепенно переросло в храп. Лэ Го поняла, что он уснул, каждый раз он ненадолго засыпал прямо на ней. Лэ Го повернула голову набок, тут же прямо в ухо у нее покатилась слеза. Лэ Го мысленно сказала себе: «Сегодня ты с другим мужиком вела себя как женщина, а с собственным мужем уподобилась проститутке, вот уж сучка так сучка».
В период влюбленности Гоу Цюань никак не мог победно поднять голову. Рис развариться-то разварился, но в чьей пиале он в конце концов окажется, было по-прежнему неизвестно. В любви все мужчины и женщины проявляют себя одинаково, это как в поцелуе: мужчина склоняется голову вниз, а женщина, напротив, поднимает ее кверху, выпячивая грудь. Женщина темной тучей висит над головой мужчины, в свою очередь город такой же тучей висит над деревней, так что над Гоу Цюанем распростерлись сразу две тучи. Поэтому ему ничего не оставалось, как склонять голову. Такова судьба, и от нее не уйти.
Но любовь – это все-таки любовь, и суть ее – дарить радость. Любой поход в кино сопровождается приятными прикосновениями, можно есть один на двоих хот-дог, спонтанно заниматься сексом, у влюбленных всегда есть повод для хорошего настроения, их жизнь далека от серых, заурядных будней, которым они сопротивляются. При этом роль первой скрипки в любви принадлежит поцелуям, именно они поддерживают чувство, привязывая влюбленных друг к другу. И хотя поцелуи со стороны Лэ Го особыми эмоциями не отличались, в них была своя особенность. Выпятив губы, она тыкалась, словно дятел, прикосновения ее были краткими и легкими, но преисполненные чувств. Что до Гоу Цюаня, его поцелуи не отличались разнообразием, однако также были искренними. Поцелуи должны сопровождаться объятиями, и как раз в этом Гоу Цюань проявлял себя наилучшим образом. Он обнимал крепко, изо всех сил, настойчиво, безумно. Лэ Го это нравилось. Она любила эти напористые объятия до боли, до удушья, только их и можно было назвать настоящими. Гоу Цюань был мастером по этой части.
Но идти домой к Лэ Го Гоу Цюань боялся. Попав в ее квартиру, он тотчас вспомнил, что он из деревни. Вне дома у Гоу Цюаня такого ощущения не появлялось. На улице он чувствовал себя вполне своим парнем. В этом состоял плюс улицы, здесь кто угодно мог быть хозяином, без разницы, и это великодушие со стороны города кружило голову. Городские проспекты все сильнее притягивали Гоу Цюаня. Ведь улица – это всего лишь красочная ложь, и чем больше ее повторяешь, тем больше она обрастает деталями, становясь все более реальной и допустимой. Как-то им по пути случайно встретился ученик. Гоу Цюань, держа под руку Лэ Го, кивком поприветствовал его, окончательно утвердившись, что он теперь горожанин и находится в шаге от эпицентра городской жизни.
Вот только характер у Лэ Го был невыносимым. Если она начинала дуться, то не давала никаких объяснений, без всякого там метания грома и молний. Она могла просто уйти, при этом лицо ее всегда оставалось непроницаемым. Гоу Цюань же ходил за ней по пятам, не в силах понять причин такого поведения. Если сливы, которые он покупал, оказывались кислыми, она сердито отзывалась – «кислятина», а если кислинки не хватало, то это раздражало ее еще больше – «что это за сливы», говорила она. Кроме постельных дел и поцелуев, у нее всегда была причина злиться и выражать недовольство. Это весьма удручало Гоу Цюаня. Как-то во время ссоры Лэ Го очень резко осадила его, отчего он почувствовал себя не в своей тарелке. Лэ Го сказала: «Не ходи за мной». Ее слова на несколько дней выбили Гоу Цюаня из колеи. Когда он это все-таки пережил, то ему ничего не оставалось, как снова начать преследовать ее.
Гоу Цюань переживал свою влюбленность, опустив голову, покорно, счастливо, осмотрительно, радостно, подлизываясь, бдительно, самозабвенно. Но в целом он был доволен. Ведь источник счастья и радости исходил из его собственных «устремлений». В конце концов, он нашел свою любовь и влился в новую городскую среду.
Период ухаживаний длился три месяца. Руководящая роль в их паре утвердилась за Лэ Го, в то время как Гоу Цюань стал фундаментом. Вместо демократии в их отношениях доминировала централизация, все зависело от единоличной воли Лэ Го и определялось ее сиюминутным настроением. Когда наконец появился подходящий момент, Гоу Цюань женился.
Поженились. Жизнь улыбнулась Гоу Цюаню. Он воспринял ее улыбку с чувством победителя. Он осознал, что на самом деле означают такие прекрасные слова, как «счастье», «благополучие», «уют» и «нежность». Эти слова более не были пустыми, теперь от них очень отчетливо веяло понятным ароматом, похожим на аромат арахиса. Каждый день Гоу Цюаня теперь был похож на ядрышко арахиса, одной половинкой которого был он, а другой – Лэ Го. Жизнь представляла не просто проживание, не просто череду дней. Она являлась переживанием высшей благодати, и всякий день казался совершенством.
Однако то оказалась не улыбка судьбы, а только временный оскал. Любовь прошла, и жизнь возвратилась к своей изначальной сути, превратившись в простое проживание и череду дней. Никакого особого смысла она не несла и была стара как мир. Жизнь обросла непрерывными и неизбежными бытовыми мелочами и привычками, которые невозможно игнорировать. Именно эти детали задают равенство между судьбой и жизнью, становясь их сутью и внутренним ядром. Как есть за столом? Как солить суп? Куда ставить обувь? Как распределять семейный бюджет? Как выдавливать зубную пасту? Как вешать полотенце? С какой стороны откидывать уголок одеяла? Можно ли доливать чай, когда он еще не допит? Можно ли при стирке рубашек тереть воротник щеткой? Два или три раза промывать посуду при использовании моющего средства? Можно ли целоваться, после того как поел чеснок? Нужно ли добавлять в рис морковь? Почему при намыливании рук выходят такие ужасные звуки? К чему лампу дневного света называть «электропалкой»? Почему бы перед сном не помыть ноги, пусть даже после обеда ты принимал душ? Почему во время еды на кончике носа выступают капли пота? К чему во сне разговаривать на диалекте? С чего это вдруг после женитьбы во сне возникают поллюции, кто это там снится?
До свадьбы жизнь Гоу Цюаня протекала вне определенной модели, а сейчас все у них в семье находилось в рамках установленного образца. Собственно, у мужа, выходца из деревни, имелся лишь один способ существования, и этот способ выбирала жена. Особых причин, чтобы жить именно по таким правилам, не существовало, просто так сложилось из-за взглядов тещи. Как теща воспитывала свою дочь, точно так же последняя теперь воспитывала своего мужа. Данный стиль жизни передавался как характер, родство или запах пота, он никуда не исчезал, укоренялся и казался единственно верным.
