К артиллеристам подошел комиссар Стрельник.

- Правильно, Егунов, так воевать нельзя. Фашисты ждать не будут, пока мы в них стрелять соберемся. Скорость самолета вон какая. Опоздать на секунду - значит упустить врага. А он за это время по кораблю бомбами ударит.

- Уж очень мала она, эта самая секунда, товарищ комиссар, - сказал Мироненко, щурясь от яркого солнечного света. - Никак ее и не поймаешь. Моргнул глазом - вот тебе и секунда!

Заряжающий говорил тихо, не спеша, мешая русские слова с украинскими. Стараясь, чтобы его лучше поняли, сопровождал свою речь жестикуляцией. Руки у него были подвижные, как у дирижера.

- Это верно, Мироненко, - улыбнулся комиссар. - Давайте посчитаем, займемся немного бухгалтерией.

Матросы недоуменно переглянулись. Но старшина Егунов, видимо, догадался, о чем пойдет речь. Его румяное лицо расплылось в широкой улыбке.

- Какова средняя скорость современных самолетов? Ну, вот хотя бы того, что сейчас пролетел? - начал комиссар.

- Около шестисот километров, - ответил раньше других старшина Егунов.

- Значит, шестьсот километров в час? - повторил Стрельник. - А если перевести в минуты?.. Ну, кто быстрее подсчитает?

- Десять километров в минуту! - выкрикнули одновременно несколько голосов.

- А в секунду?

Наступило короткое молчание.

- Около ста семидесяти метров, - подсказал комиссар. - А теперь посмотрим, какова ширина залива в том месте, где мы сейчас идем.

- Не больше двух километров, - робко произнес молчавший до сих пор Ефанов.

- И сколько же времени потребуется самолету для того, чтобы пролететь над заливом, обстрелять нас и сбросить бомбы? Оказывается, всего лишь около десяти секунд. Представляете себе, что это такое? Не успеешь до двадцати сосчитать - и десять секунд пролетели. Понятно?

Никто не проронил ни слова.

- Вот, товарищи, что такое для нас с вами секунда. Ну как, Мироненко?

- Вроде бы ясно теперь, что она за птичка-невеличка, эта секунда.

- Запомните это, товарищи. Мы обязаны научиться действовать так, чтобы с толком использовать каждую секунду. От этого будут зависеть наши победы в боях, - комиссар оглядел обступивших его моряков и укоризненно покачал головой: - А что получилось сейчас? На секунду опоздал наблюдатель, на две - подносчик, на три - заряжающий... А самолет за это время успел пролететь над кораблем. А как низко шел! Чуть за мачту не зацепился. Влепить бы ему как следует, чтоб другим неповадно было. А мы упустили... Так воевать нельзя, моряки!..

В полдень «Туман» вошел в главную базу флота - город Полярный. Екатерининская бухта, на берегу которой в тридцатые годы вырос этот новый заполярный город, похожа на огромную, сделанную из серого гранита чашу, заполненную водой. Высокие, почти отвесные берега с трех сторон окружают бухту, защищая ее от северных и северо-западных холодных ветров, дующих из арктических ледяных пустынь, и крутых волн, приходящих с широких просторов штормового Баренцева моря. С юга отроги скал не так высоки. Большими лестничными уступами они опускаются к воде. На них и построен город Полярный. Суровая северная природа отступила перед волей и силой советского человека. На голом камне среди скал выросли многоэтажные дома. Над бухтой засияли огни жизни. Город был полон детских голосов, музыки, песен, простого человеческого счастья. Был... А сейчас он тих, суров, насторожен, как и все наши прифронтовые города.

«Туман» обменялся сигналами с рейдовым постом и ошвартовался у причала, рядом с другими сторожевыми кораблями своего дивизиона.

Полдень. Обед. В кубрике шумно. Слышатся шутки, смех. Моряки - веселый народ.

- Наш кок всегда бьет прямо в цель. Снайпер! - аппетитно уплетая борщ, говорит котельный машинист, весельчак и балагур Александр Косач.

- Уж Ваня Жмыхов не промахнется! - от удовольствия причмокивая толстыми губами, добавляет Сережа Жиленко.

- Это верно. Не то что некоторые мазилы артиллеристы, - весело улыбаясь, хлопает по плечу Тимофея Мироненко Саша Пелевин.

Тот не оправдывается, только виновато разводит руками.

- Ну, как борщ? - вбегая в кубрик с бачком в руках, спрашивает кок Иван Жмыхов. Тонкий, щупленький, с бледным лицом, он совсем не похож на того традиционного кока, каких обычно изображают в книгах и на сцене.

- Добавочки бы, - отодвигая в сторону пустую миску, еле слышно просит Петр Ефанов, вытирая рукавом парусиновой робы блестящий от пота лоб.

- А снаряды кто за тебя подносить будет? И так еле ноги волочишь, - подтрунивает его приятель Александр Косач.

Дружный смех внезапно обрывает сигнал боевой тревоги. Кубрик мгновенно пустеет.

Проходит минута. Утихает перестук каблуков по палубе. На мостик один за другим поступают доклады:

- Кормовое орудие к бою готово!

- Пулеметные расчеты к бою готовы!

- Носовое орудие к бою готово!

Все замерли на своих местах. Заряжающие держат наготове снаряды, чтобы в одно мгновение послать их в казенник.

Прошла еще минута.

Громкий голос разрывает тишину:

- По самолетам противника, огонь!

Над кораблем стоит гул и треск. Огонь ведут пулеметчики и артиллеристы. Стреляют рядом стоящие корабли и береговые зенитные батареи. Где-то недалеко ухают разрывы фугасных бомб.

Сквозь этот беспорядочный грохот все явственнее слышится завывающий шум самолетных моторов. Взоры всех устремлены в сторону моря. Оттуда, подойдя на большой высоте, пикируют поочередно три бомбардировщика с крестами на крыльях. Свой удар они нацелили на корабли.

Командир орудия Егунов, резко взмахивая рукой, командует:

- Огонь!.. Огонь!.. Огонь!..

Один за другим гремят выстрелы. Непрерывно щелкает замок пушки. Быстро и четко работает подносчик Петр Ефанов. Снаряды мелькают в его руках. Куда только девалась его неповоротливость. Легкими и ловкими стали движения. Рукава у тельняшки закатаны выше локтя. Пот крупными каплями катится по лицу. Каска сдвинута на затылок.

- Давай, давай, Тима! Жми! - кричит он заряжающему Мироненко, подбегая с очередным снарядом.

Вражеские самолеты проходят над кораблями. Рев моторов нарастает со скоростью падающей лавины. Слышится противный визг летящих бомб. Грохочут взрывы. Водяные столбы, опадая, заливают палубу «Тумана».

- Горит! Смотрите, горит! - кричат сразу несколько человек.

Черная машина, медленно снижаясь, уходит за дальнюю гряду темнеющих на горизонте скал. За самолетом, расширяясь и тая, тянется черный хвост дыма.

Налет врага отбит.

Кто подбил фашиста? Этот вопрос долго обсуждают моряки, собравшись после боя на верхней палубе. Спорят. Доказывают. Шумят.

- В конце концов, не все ли равно - кто? Важно - одним фашистом меньше! - говорит боцман Александр Саблин и тут же, приказав своим подчиненным Филиппу Марченко и Михаилу Терехину: «Скатить верхнюю палубу! Навести порядок!» - поднимается своей неторопливой походкой «вразвалочку» на шкафут.

Оттуда он переходит на полубак, заглядывая во все уголки, а через минуту его широкая, чуть сутулая спина уже маячит на корме:

- Ящики расставить аккуратней! Убрать все лишнее!

Закрывшись в каюте, командир и комиссар обсуждают детали предстоящего похода. Они только что вернулись из штаба дивизиона. Корабль получил срочное задание.

- Возглавлю группу я, - предлагает Стрельник.

- А может, Рыбакова пошлем? - спрашивает командир. - Парень он молодой, энергичный. Сам рвется в бой.

- Это наше первое боевое задание. И я, как комиссар, должен идти непременно.

Командир согласился:

- Хорошо. Людей отбирайте сами, Петр Никитич.

- Я думаю взять добровольцев.

- Не возражаю.

Шестаков вызвал к себе дежурного по кораблю.

- Передайте сигнал:

«Корабль к бою и походу изготовить!»