—        Здравствуй, Ваня! Хитёр же ты прятаться, только я тебя всё ж хитрее. Коль ты спрятаться не схитришься — головы навеки лишишься!

—        Знать тебе планетник помог, коли ты найти меня смог! Но теперь-то уж — не отыщешь, хоть весь белый свет обыщешь!

Встал поутру Ваня ранёшенько, умывался Ваня белёшенько. Он восславил Бога Всевышнего и великую Матерь Славу. А затем перекинулся слева направо: горностаем стал, подворотней пробежал. Тихо в царский терем влез — вновь стал добрый молодёц, с Мерей целовался, а затем прощался:

—        Ты прощай же, свет Святогоровна! Я укроюсь от Святогора — пусть хоть целый свет обыщет, никогда меня не сыщет!

Ваня вновь ушёл в подворотню, поскакал по чистому полюшку, обернулся в полюшке Волком, рыскал-рыскал в лесах дремучих и в боло– тушках тех зыбучих. Соколом затем обернулся, в поднебесье птицей взметнулся, и без счёта звёзд пролетал, новою средь них заблистал.

И с небес пал Ванюшка звёздочкой — прямо в Гамаюново гнёздышко.

И спросил его Гамаюнушка:

—          Что ты хочешь, скажи-ка мне, юноша!

—          Ничего мне, птица, не нужно — лишь прошу, не в службу, а в дружбу: ты сокрой-ка меня от взора бога мудрого — Святогора!

Три волшебных пера вырывала Гамаюн из крылышка правого.

—          Ты пойди в палаточки царские, отвори там пошире двери, помаши волшебными перьями перед Книгою Святогорской — той волшебной книгой Вещёрской. Помаши, а сам приговаривай: «Заклинаю книгу волшебную, чтобы книга та промолчала, где найти меня — не сказала». И беги-ка ты к Мерюшке на крылечко, обернись золотым колечком, чтобы та его подби рала, на мизинец его надевала.

Всё как сказано, так и сталось — в узелок судьбы завязалось.

Рано утром встал Святогорушка, раскрывал и спрашивал книгу, только книга та молчала,,ни словечка не вещала. Разгорелося сердце царское, будто в печке бел-горюч камень. Он схватил Ве– щёрскую книгу и бросал её в жаркий пламень.

И пришла к нему Меря милая, молвил ей тогда Святогор, исполняя свой уговор:

—                      Слово данное не нарушу — отдаю тебя за Ванюшу!

И снимала колечко Меря, и бросала пред Святогором — как по полу оно покатилось, так Ванюшею обратилось.

И сказал ему Святогор, эхо прокатилось средь гор:

—                      Что ж, пора за свадебный пир! Будет пир у нас на весь мир! Пусть качаются горы высокие, расплескается море широкое! Будем петь мы теперь и плясать, замуж Мерюшку выдавать!

Выдал он любезную дочь за Ванюшу — мудрого витязя. И на эту свадьбу небесную собиралась вся поднебесная.

Стали жить они, поживать. Святогор с Пле– яною правили. Ваня с Мерей родили сына, дали имя ему — Садко. Жили весело и легко.

И пошли от Вани и Мери племена мари и венедов.

И теперь все из века в век Ваню с Мерею прославляют! Святогорушку почитают!

—               Расскажи, Гамаюн, птица вещая, нам о сыне Вана и Мери, о герое славном Садко, что ходил по морям далеко….

—               Ничего не скрою, что ведаю…

Как в Святых горах, в Цареграде, жил Садко, сын Вана и Мери.

Был велик Цареград и славен. Терема, дворцы — белокаменны, храмы в городе — все высокие, ну а площади — все широкие. И все лавки полны товарами, а у пристани корабли — будто лебеди в тихой заводи.

У Садко-то нет злата-серебра, нет и лавок, полных товаром, нет и кораблей белопарусных. У него есть гусли яровчаты, у него есть голос певучий. Сел на камень он бел-горючий, начал он на гуслях играть — стал Ильмень– лиман волновать. От утра играл и до вечера. Как к закату склонился день — взволновался старый Ильмень. В нём волна с волною сходились, и песком вода замутилась.

И тогда из вод Ильм Купалень на златой песок выходил, и Садко он так говорил:

—               Ай же ты, Садко Цареградский! Были в царстве моём пир-гуляние и под гусли твои пля– сание! Ты, гусляр, меня распотешил игрой, и теперь тебя я пожалую, но не золотою казной. Ты обратно в город ступай, на пиру и там поиграй. Все начнут на пиру напиваться, станут хвастать и похваляться. Будет хвастать иной золотой казной, глупый хвастать начнёт — молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой. Ты ж скажи, что коли в лиман сети шелковые забросишь — рыбу-златапёрую словишь! Станут спорить купцы цареградские на товары и корабли — ты главу в заклад позакладывай. Как закинешь невод в Ильмень — рыбу выловишь в тот же день!

Всё как сказано — так и сталось, узелками в сеть завязалось.

Как вернулся Садко в Цареград — на пиру поставил заклад.

—         Ай же вы, купцы цареградские! Нету у меня золотой казны, нету у меня молодой жены. Лишь одним могу похвалиться: видел я златопёрую рыбицу! Коли я её не поймаю — пусть мне голову отрубают!

Бились с ним купцы о велик заклад. И оставил Садко славный Цареград, и закинул невод в Ильмень, вынул рыбу-ту в тот же день!

И купцы царьградской земли отдавали ему товары, белопарусные корабли.

Стал Садко купцом цареградским. Начал тут Садко торговать — и по городам и украи– нам со товарами разъезжать.

И женился Садко цареградский, и построил себе палаты. Все в палатах тех по-небесному. Как на небушке Солнце Красное — так и в тереме Красно Солнышко. Есть на небе Месяц — и в тереме есть. Есть в нём красота всех небес!

И устраивал столование, для честных гостей пирование.

Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались. Стали между собою хвастаться. Кто-то хвастает золотой казной, кто — удачею молодецкою, глупый хвастает молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой.

А Садко по палатам похаживает, золотыми кудрями встряхивает:

—         Ай же вы, купцы цареградские! Чем же мне, Садко, отличиться, перед вами чем похвалиться? У меня, Садко Цареградского, золотая казна не тощится, все подвалы от золота ломятся. Все товары в Царьграде я выкуплю, все худые товары и добрые. Чем же будете торговать, коли нечего продавать!

И тогда все билися о заклад — сам Садко, а против Царьгад. И все с пира того разъезжа– лися, и закладу тому удивлялися.

А Садко-купец встал ранёшенько, умывался поутру белёшенько. И давал он дружине златой казны, чтоб скупали товары любой цены. И во день второй, и на третий день отпускал он дружину хоробрую, и скупали они в Царег– раде все товары худые и добрые.

И пошёл он сам во гостиный ряд. Видит тут Садко, что товаров во торговых рядах не убавилось. Скупит он товары цареградские — подоспеют товары заморские. И опять есть чем торговать, есть что продавать-покупать.

Тут купец Садко призадумался:

—         Ведь не выкупить мне товаров со всего-то белого света! Я, Садко Цареградский, богат, но богаче меня будет сам Царьград!

Тут Садко — купца Цареградского — кто-то тронул за плечико левое. Обернулся он — видит Велеса.

Стал тут Велеса он молить:

—         Помоги товары скупить! И, клянусь, для тебя — вскоре сам возведу из золота храм!

Согласился на это Велес.

И пошёл Садко ко своей казне. Видит — де нег в ней больше прежнего, чтоб сойтись с купцами в цене. И тогда Садко Цареградский всё, что есть, скупил до последнего. Не оставил товаров в городе даже на полушечку медную.

И казна Садко не истощилась, и богатства его приумножились. И возвёл Садко храм златой богу Велесу Семиликому, по делам своим Всеве– ликому.

И построил Садко тридцать кораблей чернобоких и белопарусных. И поехал он торговать. Он поплыл по Ильмень-лиману, из Ильменя — вошёл в Ильмару, из Ильмары-реки — в море Чёрное — где ветрам и волнам раздольно.

Говорил Садко корабельщикам:

—                      Поплывём мы по морюшку Чёрному, мимо Белого, Березани, мимо острова Лиха– лютого, а потом и мимо Буяна. А затем от Буяна ко Ра-реке, а по ней ко Белому граду, где товарушкам нашим рады!