Литмир - Электронная Библиотека

331 «... кардиналы... присягают папе». — В постановлении Парламента от 17 февраля говорилось, что ни иностранец, принявший подданство Франции, ни француз, присягнувший на верность чужеземному монарху, отныне не допускаются в Государственный совет. Пункт о кардиналах, как предполагает г-жа де Мотвиль, мог возникнуть благодаря Бофору, который досадовал, что Рец скрывал от него действительный ход переговоров.

332 ... первого октября созвать Генеральные Штаты. — Это обязательство не имело силы, ибо 5 сентября король становился совершеннолетним (ему исполнялось 13 лет) и мог его отменить, как отмечалось в «Парламентском дневнике» (23 марта). Выборы были проведены, но ассамблея так и не собралась.

333 ... что я совершил в пору заключения Парижского мира... — Рец ставит себе в заслугу политическую сдержанность: в 1651 г. он соблюдает умеренность в требованиях, ранее, в 1649 г., он не решился воспрепятствовать заключению Рюэльского мира (подписан 11 марта, утвержден Парламентом в Париже 1 апреля 1649 г.), взбунтовать народ, обратиться за помощью к испанцам.

334 ... исполнить свои обещания. — Против брака принца де Конти с м-ль де Шеврёз была его сестра, герцогиня де Лонгвиль: она считала, что жениться на любовнице коадъютора и унизительно и опасно — можно попасть под его влияние. Расстроить свадьбу стремился и Мазарини, заинтересованный в том, чтобы поссорить две Фронды. Мемуары герцогини Немурской подтверждают рассказ Реца.

335 ... покуда Кардинал... не очутился в Брюле во владении кёльнского курфюрста — Максимилиана Генриха Баварского-Лихтенбергского. Мазарини месяц не мог найти себе пристанища, странствовал, отказался от предложения вступить на испанскую службу. С 11 апреля по конец октября 1651 г. кардинал жил в Брюле, в двух лье от Кёльна и, постоянно переписываясь с королевой, руководил оттуда политикой французского двора, «как если бы жил в Лувре» (по словам Ги Жоли).

336 ... согласен... на изменения в Совете... — Должность канцлера, руководившего государственными советниками и занимавшегося правовыми вопросами, была пожизненной (с 1635 по 1672 г. ее занимал Пьер Сегье), но, если он попадал в опалу, у него забирали печати и передавали их специально назначенному хранителю. 3 апреля королева дала отставку Шатонёфу, связанному с фрондерами, и вручила печати Моле (который через 11 дней был вынужден их вернуть Сегье) и ввела в Государственный совет сторонника принца де Конде Шавиньи, враждебно относившегося и к Мазарини, и к герцогу Орлеанскому. Назначения, не согласованные с правителем королевства, Месьё, оскорбили его и привели к разрыву союза между старой и новой Фрондой. В памфлете «Защита старой и законной Фронды» («Defense de l'ancienne et legitime Fronde») (1651) Рец называет Шавиньи «самым страшным инструментом тирании кардинала де Ришельё», запачканным воровством и изменами.

337 ... призывом к резне. — Многие мемуаристы (Ларошфуко, г-жа де Мотвиль, О. Талон, Н. Гула), рассказывая об этом, обвиняют коадъютора в жестокости, в том, что он предлагал возмутить народ и даже штурмовать Пале-Рояль: «Он с такими преувеличениями и с такой злобой изобразил им образ действий двора, что тотчас было созвано совещание... которое занялось обсуждением вопроса о том, отправиться ли немедля во Дворец Правосудия и силою отобрать печать у Первого президента или сначала поднять народ, дабы он поддержал это насилие» (Ларошфуко Ф. де. Указ. соч. С. 83 — 84).

338 ... эпохи более отдаленные. — Ларошфуко, напротив, утверждает, что принц де Конде, испугавшись, что брат влюбился в м-ль де Шеврёз и во всем ее слушается, расстроил брак, рассказав принцу де Конти обо всех любовниках его невесты. «Брак был расстроен по их воле и побуждению, причем они не пытались ни соблюсти хоть какую-либо учтивость, ни сохранить хотя бы малейшее благоприличие» (Ларошфуко Ф. де. Указ. соч. С. 85). Ларошфуко, герцогиня Немурская и Ги Жоли утверждают, что Виоль так и не нанес визит м-ль де Шеврёз, но письмо одного из корреспондентов Мазарини, приведенное М.-Т. Хипп, подтверждает правоту Реца: 15 апреля (а не 4) Виоль объявил г-же де Шеврёз, что королева недовольна предстоящим браком. После этого герцогиня де Шеврёз, оскорбленная принцем де Конде, перешла на сторону Мазарини.

339 ... мой монастырь. — Монастырь Парижской Богоматери, примыкающий к собору; там находилась резиденция архиепископа.

340 ... за смысл я ручаюсь. — Это письмо найдено не было, и комментаторы сомневаются в достоверности пересказа Реца; но в других письмах Мазарини действительно советовал королеве воспользоваться услугами коадъютора для борьбы с принцем де Конде, который приобретал огромную власть в государстве.

341 ... быть Вам полезным подле другого... — Наступил звездный час Реца: удалившись в монастырь, выйдя притворно из игры, коадъютор приобрел особый политический вес, ибо три соперничающие стороны (Мазарини, Конде, Месьё) в этот момент уравновешивали друг друга. Примкнув к одной из них, объединив эту партию с другой, он склонял чашу весов — и потому мог требовать высокую плату (кардинальскую шапку) за содействие. Соотношение сил постоянно менялось. Ларошфуко, анализируя ситуацию, говорит, что стороны уравновешивали друг друга только в борьбе, в действии. На противоречии между тремя партиями стремились играть и другие политики, например, Шавиньи. Особую важность приобрели не дела, а слова — переговоры, речи, памфлеты, постановления, слухи, обманы, ловушки, — и Рец подробно их описывает; это его стихия. Напротив, Ларошфуко достаточно лаконичен, для него важнее всего боевые действия, о них последовательно рассказывает воин, а священнослужитель лишь бегло упоминает.

342 ... Барте пора в дорогу... — Авантюрист Исаак Барте, бывший посол короля польского в Париже, сначала примкнул к фрондерам, попал в 1650 г. в Бастилию за то, что прятал у себя герцогиню Буйонскую, потом перешел на службу к принцессе Пфальцской, сестре королевы польской, стал связным между ней и Мазарини, возил письма в Брюль. В 1660 г. был заподозрен в том, что продался кардиналу де Рецу, попал в опалу, но потом примирился с двором.

343 ... с наступлением ночи, я отправился к Месьё... — В памфлетах того времени (в частности, в «Анатомии политики коадъютора») подробно описывались переодевания коадъютора (большие черные усы, роскошные светские одежды) во время ночных визитов к фрондерам, к буржуа, которых он стремился привлечь на свою сторону. Но костюм кавалера, в отличие от сутаны, уже не скрывал недостатков его телосложения.

344 ... оставались в Стене, хотя в крепости располагался гарнизон принца де Конде. — Во время пленения принца де Конде герцогиня де Лонгвиль сдала город Стене испанцам, которые и после освобождения принца продолжали в нем оставаться, дружески встречаясь и выпивая с французским гарнизоном, расположенным в крепости (и это во время войны!).

345 ... а я уже вышивал по ней узор... — По мнению французского исследователя XIX в. С. Моро, автора «Библиографии мазаринад» (1850 — 1851), Рец здесь имеет в виду написанный им совместно с Комартеном памфлет «Вольная и правдивая речь о поведении принца де Конде и монсеньора коадъютора» («Discours libre et veritable sur la conduite de Monsieur le Prince et de Monseigneur le Coadjuteur», сентябрь 1651 г.).

346 ... отрезать нос за какой-то пасквиль... против его сестры... — Клод Дюбоск-Монтандре, плодовитый памфлетист, в 1649 г. состоял на службе у Реца, а в 1650 г. перешел на службу к принцу де Конде (у которого был личный типограф, а в особняке стоял печатный станок). Как указывает С. Бертьер, опровергая комментарии А. Фейе и Ж. Гурдо, Дюбоску-Монтандре действительно отрезали нос, но не за политические сочинения, а за оскорбление маркизы Рене де Гебриан, как об этом и пишет Рец.

214
{"b":"209376","o":1}