Например, в процессе своего исследования О. Сувенирову удалось выявить «Обзор работы военных трибуналов Киевского Особого военного округа и судимости в воинских частях округа за 1938 год».
«Обзор этот подписан временно исполнявшим должность председателя ВТ КОВО бригвоенюристом Галенковым и 5 февраля 1939 г. был отправлен председателю Военной коллегии Верховного суда СССР Ульриху, – пишет О. Сувениров. – В обзоре содержится немало данных и о 1937 годе. Хотя в разных данных имеются “нестыковки” на одного-двух человек (очевидно, по небрежности составителей), в целом этот документ представляется мне довольно достоверным, позволяющим более-менее полно представить себе картину о том, кого и за что судили в 1937–1938 гг. в Киевском военном округе.
Согласно этому официальному обзору, всего за 1937 и 1938 годы за контрреволюционные преступления в КОВО было осуждено 1097 военнослужащих. (Сразу же необходимо заметить, что в данном случае речь идёт об обсуждённых лишь военными трибуналами – лицах от красноармейца до майора включительно. Командиры и политработники в званиях от полковника (полкового комиссара) и выше подлежали, как правило, суду Военной коллегии Верховного суда СССР и здесь не учтены.)
Поскольку в те годы то или иное отношение военнослужащего к ВКП (б) имело очень большое значение, рассмотрим сначала, как обстояло дело с партийной принадлежностью… среди всех осуждённых в КОВО в 1937–1938 гг. “за контрреволюционные преступления”, члены и кандидаты в члены ВКП(б) составили менее 10,4 % всех осуждённых, комсомольцы – чуть более 15 %, а почти три четверти осуждённых “контрреволюционеров” – это беспартийные. А если в разряд беспартийных включить и комсомольцев (которые, строго говоря, не принадлежали к числу партийных), то доля беспартийных среди осуждённых возрастает до 90 %. Это позволяет сделать вывод о том, что основной удар в антиармейских репрессиях 1937–1938 гг. был нанесён не столько по партийному активу (хотя и ему досталось преизрядно), сколько по массам беспартийных воинов, по разным причинам обвинённых в совершении “контрреволюционных преступлений”. По крайней мере именно так обстояло дело в Киевском военном округе.
Значительный интерес представляет распределение осуждённых по их военным званиям. Из 1097 военнослужащих КОВО, осуждённых “за контрреволюционные преступления” в 1937–1938 гг., лиц старшего начсостава оказалось 86 (менее 8 % от общего числа), среднего – 218 (около 20 %), а младшие командиры и красноармейцы составили более 72 % всех осуждённых военнослужащих. .» (35)
Дополняя эту жуткую картину произвола, О. Сувениров в своей книге особо подчёркивает: «Характерной чертой всего судопроизводства Военной коллегии Верховного суда СССР и руководимых ею военных трибуналов был явно выраженный обвинительный уклон».
И ещё Сувениров пишет: «Красноармейцев не жалели – более 98 % всех осуждённых рядовых получали срок лишения свободы от трёх до пяти, а то и больше лет. Но в то же время по отношению к красноармейцам расстрельный приговор (по крайней мере в Киевском военном округе) в 1937–1938 гг. не применялся. По отношению к начсоставу (включая младший) приговоры трибуналов были гораздо более суровые, а в 1938 г. почти каждый пятый из осуждённых военными трибуналами лиц начсостава КОВО приговаривался к расстрелу» (36).
С октября 1938 года по ноябрь 1939 года полковник А.А. Власов находится в особой командировке. А именно – в Китае. Это всего лишь продолжение карьеры, а не её начало.
И тем не менее некоторые исследователи считают её знаменательной в биографии Андрея Андреевича. Кроме того, с этой поездкой связываются его якобы разведывательная работа, а также особое расположение к нему самого Чан Кайши, награждение орденом Золотого Дракона и масса других нелепостей, которые прыгают из одной публикации в другую.
У Власова действительно в Китае был псевдоним Волков. А всё остальное надумано или придумано им самим уже в плену. Понять это можно, но мы же хотим знать истину.
А она достаточно проста. «До февраля 1939 г. (Власов) стажировался в штабе главного военного советника (комдива А. Черепанова). Читал лекции чинам китайской армии и жандармерии по тактике стрелковых подразделений. С февраля 1939 г. находился в качестве советника при штабе маршала Янь Сишаня, возглавлявшего 2‑й военный район (провинция Шаньси). В августе 1939 г. “за нарушение норм поведения советского коммуниста за рубежом” был переведён в приграничные районы Монголии. 3 ноября 1939 г. вернулся в СССР», – сообщает А. Окороков в своей книге про русских добровольцев (37).
На сегодняшний день известно, что «первая группа советников в количестве 27 человек прибыла в Китай в конце мая – начале июня 1938 г. (к октябрю 1939 г. их число возросло до 80). Тогда же, в мае 1938 г. на пост главного военного советника китайской армии был назначен комкор М.И. Дратвин (в середине 1920‑х годов военный советник по связи), который прибыл в Китай ещё в конце ноября 1937 г. в качестве военного атташе при посольстве СССР и оставался им до августа 1938 г. В последующие годы главными советниками являлись А.И. Черепанов (август 1938‑го – август 1939 года), К.А. Качанов (сентябрь 1939‑го – февраль 1941 года), В.И. Чуйков (февраль 1941‑го – февраль 1942 года), работавший в Китае ещё в 1927 г. Последний одновременно являлся и советским военным атташе. В 1938–1940 гг. военным атташе при посольстве СССР в Китае были Н.И. Иванов и П.С. Рыбалко. К первой половине 1939 г. советский советнический аппарат был практически сформирован. Его деятельность охватила центральные военные органы и действующую армию (основные военные районы). В аппарате представлены фактически все рода войск. При Ставке и в войсках в разное время (1937–1939 гг.) военными советниками работали: И.П. Алфёров (5‑й военный район), Ф.Ф. Алябушев (9‑й военрайон), П.Ф. Батицкий, А.К. Берестов (2‑й военрайон), Н.А. Бобров, А.Н. Боголюбов, А.Ф. Васильев (советник северо-западного направления), М.М. Матвеев (3‑й военрайон), Р.И. Панин (советник юго-западного направления), П.С. Рыбалко, М.А. Щукин (1‑й военрайон) и др. Старшими советниками по авиации были Г.И. Тхор, П.В. Рычагов, Ф.П. Полынин, П.Н. Анисимов, Т.Т. Хрюкин, А.Г. Рытов; по танкам: П.Д. Белов, Н.К. Чесноков; по артиллерии и ПВО: И.Б. Голубев, Русских, Я.М. Табунченко, И.А. Шилов; по инженерным войскам: А.Я. Калягин, И.П. Батуров, А.П. Ковалёв; по связи – Бурков, Геранов; по военно-медицинской службе – П.М. Журавлёв; по оперативным вопросам – Чижов, Ильяшов; по оперативно-тактической разведке – И.Г. Ленчик, С.П. Константинов, М.С. Шмелёв. А также военные советники: Я.С. Воробьёв, полковник А.А. Власов, и др. Всего же, согласно данным, приведённым в воспоминаниях А.Я. Калягина, в 1937–1942 гг. в Китае работало свыше 300 советских военных советников…» (38)
По воспоминаниям военных советников, работавших в Китае, их работа изначально опиралась на дипломатию и психологию. Советы необходимо было давать только на основе фактов, подтверждённых документально. При этом нужно было заботиться о престиже собеседника, одновременно читая его намерения. Во взаимоотношениях следовало быть осторожными, как бы примеряя особый подход к военным руководителям Китая. Требовалось учитывать их особую чувствительность к сложившимся обычаям, нетерпимость к критике, даже разумной.
О проблемах советников в Китае рассказал в своих мемуарах генерал А.Я. Калягин:
«Вторая проблема – немалый разрыв в воинских званиях. К примеру: советником при командующем 1‑м военным районом генерале Вэй Лихуане работал майор М.А. Щукин… В ряде мест советниками были капитаны. Согласитесь, не каждый генерал сразу примет предложения советника-капитана, если даже эти предложения отлично обоснованы и безупречно сформулированы.
Китайские генералы заботились прежде всего о своём престиже, сохранении авторитета. “Потеря лица” считалась непоправимым позором. В практике нашей работы предложения “капитанов” иногда изучались так долго, что острота ситуации пропадала. Предложения устаревали, зато “престиж генерала” оставался незыблемым…
