Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Определив местонахождение врагов, О'Доннелл почувствовал себя увереннее. Взяв в руки факел, он направился в башню, сопровождаемый верным Яр-Мухаммедом, как безмолвной черной тенью. В башне нашлось много всевозможной утвари: седла, одежда, одеяла, еда и оружие, но О'Доннелл не нашел того, что искал, хотя и перевернул все вверх дном. Яр-Мухаммед расположился возле двери с таким видом, словно ему не было никакого дела до того, что искал его друг.

В конце концов О'Доннелл отшвырнул ногой какую-то тряпку и, вытирая вспотевший лоб, подошел к вазири.

— Где подлый пес хранит эти бумаги?

— Бумаги, которые он взял у Ахмед-шаха? — уточнил Яр-Мухаммед. — Их он всегда носит в своем поясе. Он не может прочитать их, но уверен, что их можно дорого продать. Люди говорили, что Ахмед-шах забрал их у того феринги, который умер.

* * *

Над долиной Курука занимался рассвет. Солнце еще не успело подняться из-за гор и только окрасило их белые вершины огненно-красным цветом. Однако никому в долине не пришло в голову тратить время на то, чтобы полюбоваться красотами рассвета в горах. В скалах разносилось эхо выстрелов, и их дымки рассеивались в рассветном воздухе. Свинец ударялся в камни и злобно свистел в воздухе, а иногда глухой шлепок обозначал попадание пули в человеческое тело. Люди отчаянно ругались, многие богохульствовали, бандиты встречали рассвет проклятиями.

О'Доннелл лежал возле бойницы, вглядываясь в скалы, над которыми то тут, то там поднимались дымки от выстрелов. Ствол его ружья раскалился от постоянной стрельбы. В дюжине ярдов от стены прижималась к земле кучка бандитов в белых одеждах.

Едва небо чуть посветлело, бандиты Афзал-хана начали не переставая обстреливать укрепление из-за разрушенных скал в восточной части долины. Трижды они пытались выйти из-за скал и атаковать, но всякий раз шквальный огонь туркменов отбрасывал их назад. На стороне туркменов было преимущество позиции, да и оружие у них было гораздо лучше.

О'Доннелл разместил в башне пятерых лучших стрелков, остальные должны были удерживать стены. Для того чтобы приблизиться к укреплению, бандитам требовалось покинуть укрывавшие их скалы и пройти несколько сотен ярдов по открытому пространству. Пока все бандиты оставались за скалами на расстоянии ружейного выстрела от укрепления.

Патанцы понесли ощутимые потери во время трех своих вылазок. Мастерство их стрелков и качество их оружия во многом уступали воинскому искусству и оружию туркменов. Однако несколько шальных пуль, посланных бандитами, все же попали в стенные бойницы.

В нескольких ярдах от О'Доннелла в нелепой позе застыл туркменский стрелок, его голову пуля превратила в сплошное месиво из крови и мозгов.

Другой туркмен лежал возле обгоревшей хижины. Ему пуля разворотила живот, рана была тяжелой, и бедняге предстояла долгая мучительная агония, однако он мужественно переносил страдания, и с его губ не срывалось ни единого стона.

Третий туркмен с простреленной рукой был куда менее сдержан: его проклятия могли заледенить кровь самого шайтана.

О'Доннелл взглянул на башню и по голубоватым струйкам дыма, вылетавшим из бойниц, понял, что все пятеро его снайперов делают свое дело так, как надо. Их задача была посложнее, чем у тех туркменов, что обороняли стены, да и укрыты они были ненадежнее. Снова и снова они пресекали попытки бандитов подобраться к лошадям в каменном загоне. Загон находился ближе к укреплению, чем к скалам, и распростертые на земле тела бандитов указывали на то, что попытки подобраться к нему были тщетными.

О'Доннелл задумчиво покачал головой. У них было много еды, которую вытащили из горевшей хижины, на территории укрепления был колодец со свежей водой; у туркменов в руках было отличное оружие и добрый запас патронов. Однако долгой осады туркменам не выдержать.

Умер один из воинов, раненный в ночной схватке. Остался в живых сорок один человек из тех пятидесяти, что выехали с ним из Шахразара. Один из них умирал, полдюжины было ранено, у одного из раненых не было шансов выжить. А снаружи у Афзал-хана было сотни полторы бандитов.

Пока Афзал-хан не отваживался штурмовать стену. Но под непрестанным огнем бандитов силы туркменов будут таять, и если небольшой их горстке удастся пробиться и уйти из долины, то это будет чудом. Никакого определенного плана у О'Доннелла не было.

Внезапно стрельба из долины прекратилась, и над скалой на стволе ружья взвился белый флаг.

— Эгей, Али эль-Гази! — донеслось от скалы, и в этом крике легко было узнать голос Афзал-хана.

Яр-Мухаммед, ни на шаг не отступавший от О'Доннелла, дернул его за рукав.

— Это уловка! Не высовывай голову из-за стены, саиб. Афзал-хану нельзя верить.

— Не стреляй, Али эль-Гази! — выкрикнул голос Афзал-хана. — Я хочу говорить с тобой!

— Выходи! — крикнул О'Доннелл.

В тот же миг среди скал появилась могучая фигура. Несмотря на собственное вероломство, Афзал-хан не сомневался в порядочности человека, которого он принимал за курда.

Он даже поднял руки, чтобы показать, что в них ничего нет.

— Иди один! — крикнул О'Доннелл.

Кто-то из бандитов поднял ружье с белым флагом, так что его было хорошо видно из укрепления. Афзал-хан шел по долине с важностью султана. Позади него среди валунов замелькали тюрбаны.

О'Доннелл крикнул, чтобы он остановился, и в тот же миг туркмены прицелились. Афзал-хана это нимало не обескуражило, он остановился и стал ждать О'Доннелла. Через несколько минут они стояли друг перед другом; в долине уже совсем рассвело.

О'Доннелл ожидал услышать упрек в вероломстве — в конце концов, это он первым нанес удар, — но Афзал-хан был плохим дипломатом.

— Ты у меня в тисках, Али эль-Гази, — заявил он без всякого вступления. — Если бы не эта собака вазири, который маячит там за стеной, я бы еще ночью, когда взошла луна, перерезал тебе глотку. Вы все уже мертвецы, и я не хочу больше терять время. Я буду великодушен. В ознаменование моей победы вы отдадите мне либо своих лошадей, либо свое оружие. Ваши кони, впрочем, уже и так принадлежат мне, но если вы пожелаете, я их вам верну. Бросьте оружие и можете убираться из Курука на лошадях. Или, если это вас устраивает, уходите со своим оружием, но пешком. Ну, что ты на это ответишь?

О'Доннелл презрительно сплюнул в его сторону. Это был жест, типичный для настоящего курда.

— Неужели мы похожи на дураков, которых может обвести вокруг пальца рыжеусая собака? — спросил он. — Всем известно, что когда Афзал-хан сдержит слово, волки подружатся с ягнятами. Если мы поедем на лошадях без оружия, вы перережете нас в ущельях. Или перестреляете из-за скал, если мы пойдем пешком.

Ты лжешь, уверяя, что наши кони у тебя. Десяток твоих людей погибли, пытаясь подобраться к ним и захватить их для тебя. Ты лжешь, будто мы у тебя в тисках. Это ты в тисках! У вас нет ни пищи, ни воды; в долине нет второго колодца. У вас скоро закончатся патроны, и вам будет нечем стрелять, потому что все ваши запасы остались в башне, а она у нас в руках.

Афзал-хан зарычал, и О'Доннелл понял, что попал в точку.

— Если бы мы были беспомощны, ты не пытался бы сейчас обвести нас вокруг пальца, а попросту перерезал бы нам всем глотки, не выманивая нас в долину, — добавил О'Доннелл масла в огонь.

— Сыновья шестидесяти собак! — прорычал Афзал-хан. — Я сдеру с вас кожу заживо! Вы будете заперты здесь, пока все не сдохнете!

— Если мы не сможем выйти из укрепления, вы не сможете войти в него, возразил О'Доннелл. — Более того, у тебя в конце концов останется лишь та горстка людей, которая сейчас разбросана по ущелью, и тогда с гор спустятся куруки, которые сейчас выжидают где-то в горах.

Перекосившаяся физиономия Афзал-хана говорила красноречивее всяких слов.

— Наш спор ничем нельзя закончить, кроме одного, — внезапно сказал О'Доннелл.

Увидев, что патанцы под защитой белого флага постепенно выходят из своих укрытий и приближаются, он повысил голос:

56
{"b":"209353","o":1}