— Заткнись, урод! — гаркнул главарь. — А ты продолжай! И смотри мне, не вздумай сдохнуть!

— Я побежал… Кейн погнался за мной… этот дьявол настиг меня… но я вырвался и убежал… и подоспел сюда прежде… Черт, я умираю!..

Раненый опять начал сползать со скамьи, навалившись всем телом на стол.

Волк свирепо пнул его в бок, приводя в чувство.

— Дьяволы и святые угодники! — взревел он. — Скажи, скажи, как он выглядит, этот ублюдок Кейн!

— Как… как Сатана… — выдохнул раненый. Голос его угас, и жизнь оставила разбойника. Мертвое тело окончательно сползло на каменный пол и осталось там лежать грудой кровавых тряпок.

— Эт-т-то и ест-т-ть с-сам С-сат-т-тана! — заикаясь, пролепетал второй бандит. — Я ж-же т-т-тебе говв-ворил! Это сам р-рогатый во п-плоти! Мы п-проппали!..

Он выпучил глаза и замолк: в пещеру ввалился еще один перепуганный разбойник.

— Кейн?

— Да! — Волк был настолько выбит из колеи свалившимися на него новостями, что не смог даже с ходу соврать. — Ты там повнимательнее, Ла Мон! Сейчас мы с Крысой к тебе подойдем.

Разбойник выскочил, и Ле Лу повернулся к поделыцику.

— Стало быть, банде конец, — протянул он. — Я, ты да этот придурок Ла Мон — вот и все, что осталось. Не густо… Что делать будем?

Совсем потерявший от страха голову Крыса с трудом выдавил:

— Бе-бе-бежать!

— Бе-бе, бе-бе, — передразнил его Волк. — Значит, так. По-быстрому сгребаем цацки и золотишко из этих сундуков и делаем ноги через потайной ход.

Поняв, что никто не собирается задерживаться здесь больше, чем необходимо, и у него появился шанс избежать встречи с ужасным Соломоном Кейном, Крыса оживился.

— А как же Ла Мон? — спросил он у главаря.

— Да черт с этим ворюгой. Пускай себе караулит. Дурак как раз задержит англичанина ровно на столько, чтобы мы успели смыться. Тебе что, больно надо делить добро натрое, когда можно пополам?

Тупую и злобную рожу Крысы перекосила гаденькая ухмылочка. Потом до него неожиданно дошло:

— Что значит «задержит» англичанина?.. Подожди-ка! Он, что, — Крыса носком сапога ткнул в мертвого бандита, — говоря, что подоспел сюда «прежде», имел в виду, что Кейн по пятам за ним направляется… Сюда!?

Волк только оскалился в ответ, нетерпеливо мотнув головой в сторону сундуков с сокровищами. Крыса поспешно бросился к бандитской казне.

Огарок свечи, стоявший в глиняном черепке на столе, освещал безумную сцену. Дрожащее, мечущееся пламя отбрасывало желтые блики на стол, стены, пол и отражалось мутным пятном в луже крови, все шире растекающейся из-под мертвого тела; оно играло на самоцветах и золоте, которые жадные руки торопливо выгребали из окованных медными полосами походных сундуков, выстроенных в ряд вдоль стены.

Если бы в этот момент в пещере мог оказаться сторонний наблюдатель, он, несомненно, обратил бы внимание, что глаза Волка блестят тем же металлическим блеском, что и его кинжал, до поры до времени укрытый в ножнах.

На то, чтобы выгрести сокровища из сундуков, Крыса затратил не так уж мало времени. Наконец их содержимое было вывалено мерцающей грудой прямо на заплеванный и залитый кровью пол. На мгновение Волк замер, прислушиваясь. Нет, вроде снаружи все было тихо, и мужчина расслабился. Хотя живое воображение Ле Лу тут же нарисовало зловещую картину: убийца в черном — Соломон Кейн — беззвучно крадется во тьме, пробираясь сквозь ночной лес, по его душу. Невесомый силуэт среди призрачных теней…

Волк злорадно хохотнул. Ну уж нет, сказал он себе, до него Кейну никогда не добраться, он, Ле Лу, слишком для него умен. На сей раз англичанин останется в дураках.

— Еще сундук забыл, — буркнул он, указывая разбойнику на окованный медью ящик.

Крыса чертыхнулся и послушно нагнулся над сокровищами, на которые ему указал главарь. Волк одним звериным прыжком преодолел разделяющее их расстояние, рука его стремительно рассекла воздух. Крыса, не издав ни звука, рухнул на пол, заливая кровью золотые россыпи. Аккурат между лопаток жадного разбойника торчал кинжал.

— С чего ты, тупица, решил, что я вообще собираюсь что-то делить? — хмыкнул себе под нос Ле Лу, выдергивая окровавленный клинок и вытирая его о камзол мертвеца. — А теперь разберемся с Ла Моном…

Волк повернулся было к выходу, но замер как вкопанный. А потом и вовсе попятился назад.

Сперва ему показалось, что перед ним действительно появился сам Сатана, сгустившийся из клубов мрака. Но, отогнав от себя прочь дурацкие выдумки покойного Крысы, он понял, что это всего лишь человек. Человек в черном. Удивительная неподвижность которого в обманчивом свете воскового огарка действительно придавала ему сходство с тенью.

Незнакомец был очень высок, по меньшей мере не уступая ростом самому Ле Лу, и с головы до ног закутан в черное. Такая облегающая, простая и лишенная украшений одежда — от грубых черных башмаков до мягкой фетровой шляпы — выдавала в нем пуританина и удивительно гармонировала с удлиненным сумрачным лицом. О, что это было за лицо — угрюмое и замкнутое, поразительно бледное, оно поистине придавало человеку в черном вид выходца с того света! А густые нахмуренные брови и впрямь наводили на мысли о Сатане…

Широкие плечи и длинные руки безошибочно выдавали в незнакомце фехтовальщика, равно как и тяжелая рапира, которую он держал наготове. Ле Лу сразу понял, что, несмотря на отсутствие драгоценных камней на эфесе, который никогда не знал позолоты, это было серьезное и смертоносное оружие.

Глаза пришельца — большие, глубоко посаженные, немигающие — смотрели на бандита в упор. Волк, глядя в них гораздо дольше, чем ему хотелось бы, так и не понял, какого они цвета. Пожалуй, единственным, что нарушало мефистофельский облик незнакомца, был высокий чистый лоб, сейчас наполовину скрытый надвинутой шляпой. Ле Лу особенно поразил этот контраст: лицо мечтателя, идеалиста, интересующегося лишь собственным внутренним миром, — и непроницаемые, как арктические льды, глаза фанатика и прирожденного убийцы. И тут крылось определенное родство душ этих людей, знавших истинную цену жизни и смерти. Любой, кому довелось бы сравнить глаза двух мужчин, отметил бы наполнявшую их колоссальную жизненную силу и несгибаемую волю. Но на том сходство и кончалось.

Глаза главаря разбойников напоминали ограненный темный обсидиан. Их поверхность переливалась эффектным мерцающим светом, но он не мог проникнуть в зловещие глубины. Эти самоуверенные глаза выдавали в их хозяине человека сильного, бесстрашного до безрассудства и… крайне жестокого.

Очи же человека в черном сурово взирали на окружающее из-под нависших бровей, проникая в одному ему известные глубины мироздания, и напоминали алмаз чистейшей воды. Тот, кто заглядывал в них, рисковал затеряться в холодной гипнотической глубине зрачков. Это были глаза Бича Божьего.

Сейчас взгляды этих личностей скрестились, точно шпаги. Волк, привыкший внушать людям страх и подавлять их волю, впервые в жизни ощутил желание отвести взор, непривычный холодок пробежал по его позвоночнику. И француз, больше всего ценивший в жизни риск и острые ощущения, попытался отогнать от себя это неприятное чувство смехом.

— Соломон Кейн, полагаю? — поинтересовался он, постаравшись придать голосу выражение вежливой скуки.

— Да, Соломон Кейн. — Глубокий голос резонировал в тесной пещере. — Готовы ли вы предстать пред Господом нашим?

— Сию же минуту, мон шер, — отвесил издевательский поклон Ле Лу. — Причем, заметьте, более готовым, чем теперь, вряд ли когда буду. Позвольте задать вам тот же самый вопрос, мон шер.

— Без сомнения, я неудачно выразился, — бесстрастно ответил Кейн. — Давайте скажем так: готовы ли вы предстать пред своим хозяином Сатаной?

— Вот вы о чем, мон шер… — Ле Лу с нарочитой беззаботностью рассматривал свои ногти. — Можете быть уверены, что я в любой момент готов представить его рогатому величеству полный отчет о своих делах. Хотя, по вполне понятным причинам, не собираюсь делать это в ближайшее время.