Утром мне понадобились не силы, мне была нужна аптечка и желательно размером со Скорую Помощь. Болело все, даже то, что болеть не могло по определению. Только к сожалению, оно об этом не ведало и все равно болело.

 – Сейчас тебе будет легче, – заверил меня Филлипэ, намазывая от макушки до пяток лечебным бальзамом.

 Соврал. 'Сейчас' не наступило даже через пару часов.

 – Как ты себя чувствуешь? – волновался Эмилио, пытаясь запихать в меня масло, разведенное в сливках.

 – Как будто меня изнасиловал поезд, – буркнула я, утыкаясь в подушку. – Причем, на мне отметились все вагоны, прихватив с собой рельсы и шпалы. А после того, как все это надругалось надо мной в особо извращенной форме, меня переехало паровозом!

 – Не знаю, что такое поезд, – встрял Филлипэ. – Но давай я еще раз все смажу и помассирую.

 – Хочешь, покажу? – подняла я лицо и злобно зыркнула на виновников моего нынешнего состояния. – Сначала раскатаю под пирожок, а потом спою песенку: 'Дружок, хочешь я расскажу тебе сказку?'

 – Ты просто устала, – убеждал меня Эмилио спустя пару часов, притащив мне мед, разведенный в сливках. – Тебе следует поесть и сразу полегчает.

 Я одним глазом заглянула в чашку, получила гипергликемическую кому и жалобно простонала, давя на неизвестного им зверя – совесть:

 – А мяса можно?

 Тут возмутился отиравшийся рядом Филлипэ:

 – Ты с ума сошла! В твоем состоянии нельзя есть такую тяжелую пищу!

 – Почему? – закряхтела я, поворачиваясь, чтобы этот засранец посмотрел мне прямо в глаза и увидел в них свой приговор.

 – Потому что, если ты больна – следует употреблять легкие продукты, – присел рядом Филлипэ. – А если беременна, то тем более нужно принимать питательные вещества.

 – Диетолог с хреном, – пробурчала я, но военную тайну по поводу невозможности забеременеть не выдала.

 – Хорошо воспитанные жены, – нравоучительно сказал Эмилио, уговаривая съесть меня творог, залитый сливками. – Не грубят, послушно открывают ротик и молчат, когда не находятся в кровати. Помнишь, о чем мы договаривались?

 Я выразительно показала взглядом на то, на чем лежала.

 – В кровати с мужем, – поправился мужчина, подсовывая мне стакан со сливками, от которых меня просто мутило.

 Я тяжело вздохнула, мысленно убедила себя, что у меня разгрузочный день, легла на спину, сложила на груди руки и закрыла глаза.

 Мужчины выдержали меня в такой позе минут пятнадцать. После чего попытались выкопать у меня сознательность:

 – В твоем состоянии нужно есть! – убеждал меня Эмилио.

 – Магдалена, ты обещала быть послушной, – напоминал Филлипэ.

 Я не реагировала. Мне и так было хорошо. Еще бы мухобойку, чтобы прихлопнуть двух активно жужжащих рядом надоед – вот был бы кайф!

 И я мужественно держалась дальше.

 Через сутки у меня все отошло и перестало болеть. Зато заболели временные мужья. Как оказалось, идиотизм классический, параноидальный – не лечится. Поэтому я вздохнула и восстала с кровати к вящей радости мужа... мужей.

 И дальше начался натуральный кошмар! Шесть дней непрекращающегося секса, во время которого меня крутили, как гуттаперчевую куклу, но, правда, не перебарщивая.

 Все остальное время меня носили на руках, кормили, купали. Трижды в день выносили на лужайку дышать свежим воздухом. И все это молча! Потому что хорошо воспитанные жены не открывают рот, кроме как для орального ублажения мужа!

 Капец! Я уже стала завязывать узелки на бахроме балдахина, чтобы воочию удостовериться, сколько осталось дней до окончания этой каторги.

 Я ни разу не оставалась одна. У меня не было личного пространство и свободного от них времени. Если отсутствовал один, рядом обязательно отирался второй.

 Меня гладили, ласкали и баловали, как домашнее животное.

 Вечерами, сидя у камина, мужчины разговаривали между собой, передавая меня с коленей на колени.

 К концу седьмого дня я окончательно озверела без всяких биологических добавок!

 Утром следующего дня, я проснулась от того, что меня снова начали гладить и домогаться.

 – Дорогая, повернись на бочок, – кто-то слишком правильный, с прекрасным знанием местного этикета для хорошо воспитанных жен, обладающий синими лупалками, которые я бы с громадным удовольствием выдавила голыми руками, решил, что вся моя жизнь теперь сводится к горизонтальной плоскости, и эту свою прогрессивную идею воплощал с фантастическим упорством и поразительной целеустремленностью.

 – Счас! – рявкнула я. – Только шнурки поглажу, чтобы вас на них удавить!

 – Какая муха тебя укусила, Магдалена? – нахмурился синеглазый, запуская свою руку мне между ног и тут же получая 'Привет от Тайсона!'. – Хорошо воспитанные...

 – Я тебе не жена! – заорала я, кусаясь и царапаясь. – И никогда ей не буду! Поиграли и довольно!

 – По моему, – заметил Эмилио, пытаясь меня скрутить и закончить начатое. – Ты точно беременная. Поскольку совершаешь совершенно неадекватные поступки!

 – У меня мозг от вас беременный, – ярилась я, кидаясь в них подушками, тапочками, расческами и сапогами. – Вы меня мало того, что поимели во всех смыслах, так еще и издеваетесь?

 – Магдалена, – осторожно начал Филлипэ.

 – Маруся! – взвилась я. – Меня зовут Маруся!

 – Магдалена, – призвал меня к порядку синеглазый, не обращая внимание на внесенную поправку. – Ты плохо себя ведешь! И будешь наказана!

 – Филлипэ, это слишком сурово, – заступился за меня Эмилио. – Возможно, Магдалена носит ребенка, и мы должны дать ей некоторые послабления.

 В свой список мести я включила и его, пообещав себе вскрыть ему черепную коробку маникюрными ножницами и покопаться в содержимом чайной ложкой.

 – Ты прав, – согласился синеглазый. И начал приманивать меня: – Дорогая, сегодня прибудут твои наряды и драгоценности. Будь хорошей девочкой, иди сюда.

 – Подавись ими! – пожелала я ему. – Или засунь туда, куда ты меня имеешь через день! Получишь незабываемые ощущения!

 – Сладкая, – попытался урегулировать конфликт Эмо, потому что я уже выудила из кучи одежды один из световых мечей и сейчас маниакально искала, как он включается. – Положи, пожалуйста, казгази. Он все равно сделан под конкретную руку и не включится. Так что для тебя он бесполезен...

 – А так? – фыркнула я, запуская этим казгази в него и попадая в лоб. Правда, он все равно испортил шикарный бросок и поймал на подлете.– По-моему работает, а?

 – Ты сейчас все же будешь наказана! – рыкнул синеглазый, теряя весь свой сибаритский запал и вставая. – Прекрати вести себя как дешевка!

 – А мне нравится! – заявила я, лихорадочно впрыгивая в штаны и натягивая тунику. – Это, может, мечта всей моей жизни!

 – Что ты хочешь, маленькая? – занял позицию хорошего полицейского Эмилио.

 – Вы обещали, что если я буду вести себя по вашим правилам неделю, – напомнила им я. – То после этого мы сядем и все обсудим!

 – А что тут обсуждать? – переглянулись мужчины. – Все и так прекрасно.

 – Бр-р-р! – поежилась я. – Прикопайте меня под кустиком!

 – Не вздумай! – взбесился Филлипэ. – У тебя нет ни малейших прав делать что-то с собой!

 – То есть со мной только вы можете что-то делать? – нехорошо прищурилась я. – И у меня нет абсолютно никаких прав в этом мире?

 – А зачем они тебе, сладкая? – широко открыл аметистовые глаза Эмилио. – Все, что тебе нужно, мы обеспечим.

 – Еще раз, – нахмурилась я, постигая размер подложенной мне свиньи. – Вы ведь не собирались со мной ничего обсуждать? Ведь так?

 – Магдалена, – посмотрел на меня, как на несмышленыша, синеглазый. – Мы надеялись, что за это время ты привыкнешь и смиришься с нашими устоями. Все было так чудесно...

 Я плюхнулась в кресло.

 Ёкарный бабай с колотушкой в заднице! Вот это я влипла! А вот хрен вам! Русские феминистки сдаются только после того, как остынут, и то – только по причине невозможности отстаивать светлые идеалы независимости!