Дни в Царском Селе проходили в безмятежном однообразии. Если за хорошо защищенными стенами императорской резиденции Россия опасно вскипала гневом и недовольством, здесь встречались только подобострастно улыбающиеся лица. Восставши ото сна, великие княжны спускались по узкой деревянной лестнице, что вела из их комнат в покои матери, чтобы пожелать Александре доброго утра и лишь затем возвратиться к себе, чтобы позавтракать. Николай к этому времени уже сидел за письменным столом. И хотя бывало и так, что он сопровождал своих детей на прогулке по парку, и иногда даже вместе с императрицей, как правило, в первый раз за день вся семья собиралась вместе в четыре часа, когда все приходили на чай в знаменитом розово-лиловом будуаре Александры Mauve Boudoir. Это тоже совершалось в соответствии с традицией: правила, установленные во времена правления Екатерины Великой, определяли количество и форму булочек, количество блюд с хлебом и пирожными, которые ставились на стол. Александра жаловалась, что «в других домах чайные партии бывают гораздо более интересными», но, даже будучи императрицей, она «бессильна изменить хоть что-либо в порядке, заведенном при русском дворе» {30}. Александра разливала чай, передавала по кругу блюда с крошечными сэндвичами и пирожными; детям давали какао и небольшие ванильные вафли, называемые biblichen. Николай курил и читал что-нибудь вслух, императрица и ее старшие дети занимались вышиванием, а Анастасия вместе с Алексеем играли на темно-зеленом ковре {31}.
Подобные сцены, полные семейного, полностью буржуазного уюта, часто повторялись по вечерам, и нередко в них участвовала Анна Вырубова – самая близкая подруга императрицы, наивная, «сентиментальная и склонная к мистике» молодая женщина, у которой преданность к Александре соперничала только с ее безусловной верой в печально известного Распутина {32}. Царское семейство слушало граммофонные записи, особенно популярными были пластинки с операми Вагнера, а также русские или английские романы, которые читал вслух Николай, императрица занималась своим вышиванием, а девочки вклеивали фотографии, сделанные ими с помощью ящичных фотоаппаратов[6] «Кодак», в переплетенные в кожу альбомы {33}. По другим вечерам в большом полукруглом зале дворца проводилась демонстрация кинофильмов, показывали кинохронику, какие-нибудь детские фильмы, и не исключено, что показывали немые комедии из Америки или Европы, а также какие-нибудь сериалы. Все, что подлежало демонстрации, подвергалось тщательной инспекции, дабы на экран не попало что-либо недопустимое для показа детям, однако цензор неизбежно пропускал какой-нибудь страстный поцелуй или многозначительный взгляд, и все это вызывало у царских детей приступы смеха {34}.
Но, несмотря на всю эту домашнюю идиллию, одной вещи в ней недоставало: у Анастасии не было друзей. Будучи маленькой девочкой, она повсюду ходила с истрепанной, однорукой, одноглазой и безволосой куклой, которую она звала Вера, и ждала поддержки и утешения от своих сестер и любимцев семьи {35}. Изолированные от всех, великие княжны общались только друг с другом, а также с придворными и слугами, что окружали их. Графиня Анастасия Гендрикова, которая прислуживала их матери, была особой любимицей сестер, равно как и баронесса Софи Буксгевден, которая в 1913 году в возрасте двадцати восьми лет была назначена камер-фрау императрицы, однако ни та ни другая не могли претендовать на роль настоящих подруг {36}. Как отмечал Пьер Жильяр, придворный учитель при детях императора, «в силу обстоятельств великие княжны учились довольствоваться тем, что могли придумать сами, поскольку в их жизни отсутствовали какие-либо развлечения извне» {37}.
В этом повинна императрица. Как вспоминает Анна Вырубова, Александра «страшилась, что ее дочери окажутся в обществе искушенных в жизненных делах юных дам аристократического круга, умы которых даже в классной комнате подпитывались глупыми и зачастую порочными сплетнями декадентского общества» {38}. Иногда, правда, случались нечастые встречи с детьми старшей сестры Николая II, великой княгини Ксении Александровны, а также с княжичем Георгием и княжной Верой, самыми младшими детьми великого князя Константина Константиновича, который жил в Павловске, неподалеку от Царского Села, а также с княжнами Ниной и Ксенией Георгиевнами, дочерьми великого князя Георгия Михайловича, троюродного брата Николая II, однако такие встречи не носили систематического характера, и это были только кратковременные развлечения, а не подлинно приятельские отношения. Александра, по словам Вырубовой, «не поощряла» даже такие невинные встречи, считая, что многие из родственников ее мужа «нездорово и до времени созрели в своих взглядах на жизнь» {39}.
Увидев, как замкнуто живут ее племянницы, как они лишены возможности хоть как-то участвовать в жизни общества, Ольга Александровна, младшая сестра Николая II, сделала попытку вмешаться и предоставить им хоть малую толику развлечений. Довольно скромная и непритязательная, Ольга Александровна, которая была несчастливо выдана замуж за князя-гомосексуалиста, разделяла выраженное неприятие своей крестной дочерью Анастасией косности и убивающих все живое требований этикета, принятых при дворе российского императора. Ее предложение сводилось к тому, чтобы на несколько дней вывезти княжон в свой дворец в Санкт-Петербурге, чтобы они могли позавтракать со своей бабушкой, вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Помимо этого Ольга устраивала для своих племянниц небольшие приемы, чайные партии и танцевальные вечера, и великие княжны с нетерпением ожидали второй половины дня воскресенья, когда они встретятся с другими юными дамами и кавалерами, приглашенными их теткой, и будут танцевать и играть в разные игры, беззаботно забыв обо всем {40}. Все они, как об этом позже вспоминала Ольга Александровна, «получали удовольствие от каждой минуты, проведенной на этих вечерах», особенно Анастасия. «Я и сейчас помню, как ее смех звенел по всем комнатам. Танцы, музыка, игры – она со всей душой пускалась в эти развлечения» {41}.
Единственным очевидным пороком данной сказки было отсутствие друзей и дружеских связей вне пределов царского дворца, та изоляция, в которой императрица держала своих дочерей. И ведь действительно великие княжны были, в сущности, пленницами, которых держали в золоченой клетке. Как вспоминал один из придворных, «Анастасии эти тесные рамки, внутри которых протекала ее жизнь, докучали больше, чем другим сестрам» {42}. Но вряд ли что можно было изменить. Те же часовые, специальные отряды полиции, матросы из Гвардейского экипажа, а также военнослужащие Казачьего конвойного полка, – все те, кто нес охрану территории резиденции, чтобы обеспечить в том числе, и безопасность Анастасии, они же держали ее, как в клетке, в этом удушающе тесном пространстве. Подобные меры предосторожности не радовали, но они были необходимы. Поскольку империя являлась государством, где недовольство постоянно грозило обернуться всплеском насилия, российский престол представлял собой шаткое сооружение. Подобная нестабильность встречалась и ранее, повторяясь с пугающей частотой: Петр Великий приказал замучить насмерть своего сына и наследника престола царевича Алексея; Екатерина Великая взошла на трон благодаря заговору, в результате которого был убит ее муж Петр III, а императора Павла I убила группа аристократов. И примеры нестабильности встречались и не в столь далеком прошлом: в 1881 году, когда будущему Николаю II было всего двенадцать лет, он стоял у постели своего деда, царя Александра II, глядя, как тот, истекая кровью, умирает от бомбы, брошенной террористом; менее чем четверть века позже дядя Николая и шурин, великий князь Сергей Александрович, был буквально разорван на куски бомбой, брошенной революционерами. И, когда Анастасии исполнилось десять лет, уже имело место около полудюжины неудачных попыток убийства самого Николая II. Бывало и так, что мощные забастовки и стихийные бунты приводили к тому, что императорская семья не могла уехать из своих резиденций. И даже когда они покидали защитную оболочку своей резиденции и ехали по пределам необъятной Российской империи, им приходилось использовать для этой цели императорский поезд из синих, сильно бронированных вагонов, который шел в сопровождении второго такого же поезда, пущенного с целью спутать планы возможных революционеров {43}. Такая ужасная неопределенность стала доминирующим содержанием сказки, в которой жила Анастасия, это была незаметная на взгляд, но вполне конкретная опасность, которая таилась под сверкающей поверхностью ее рафинированного мира.
