– Ты принцесса Лаписа, – напомнила Каме Эсокса. – В тебе кровь древних королей Даккиты, или, если вспомнить прошлое, королей Фаонтса. То есть и кровь дакитов, и кровь этлу.

– Я бы не хотела кому-либо возвещать об этом, – понизила голос Кама, хотя ворота остались за спиной, а на всем пространстве от них до крепости не было ни души.

– Конечно, – согласилась Эсокса. – Здесь ты сможешь быть той, кем захочешь. Но пока я не советую тебе рядиться в дакитку. Прибереги клыки для особого случая.

– Для особого? – не поняла Кама.

– Для особого, – повторила Эсокса. – Переночуешь у меня, а завтра вместе отправимся в Кагал. Только блаженства в королевских палатах не обещаю. В Дакките нет королевских палат. У меня отдельный домик вне стен крепости, но там неплохо.

– Я уже и забыла о королевских палатах, – улыбнулась Кама. – К тому же теперь мне любые палаты покажутся королевскими. Особенно если в них найдется теплая вода. Кто бы сказал еще с утра, что я успею возжелать воды, не поверила бы. Одежда еще не просохла!

– Просохнет, – с тревогой обернулась Эсокса. – Высохнет, и не заметишь… Особенно, если придется пробежаться… Не нравится мне то, что я вижу, но все-таки я дома. Ничего, разберемся.

– А что ты видишь? – не поняла Кама. – И зачем куда-то бежать? Пустынно, да, но мне здешние порядки в диковинку. Храм, как я вижу, всего один, а не четыре, как в Ардуусе. И магических башен почему-то только три…

– Именно, что пустынно, – кивнула Эсокса. – А бежать – обычно самое верное средство, чтобы выжить. Да-да, и дакиты думают так же. Уверена, твой наставник тоже всякий раз напоминал тебе, что большого ума идти на врага лицом к лицу не нужно… На этом пустыре торжище проводится по осени, но так пустынно не было никогда. Всегда кто-то приторговывал. Да и последние месяцы лагерь беженцев тут был. До сотни тысяч человек собиралось. От замка до малой стены канат тянули, стражу выставляли, чтобы не шли беженцы в город. И никого…

– И никого, – согласилась Кама. – И навстречу нам… С неделю уж как путники иссякли.

– Знаю, – согласилась Эсокса. – Да и последние не через Даккиту шли, а горами, где единицы с трудом могут пройти. Я спрашивала. Неладное что-то творится. Остальное не стоит внимания. Храм везде, кроме Ардууса или Бараггала один. Считай, что общий, хотя у нас-то служат храмовники Святого Пламени. Насколько я знаю, в Лаписе вообще ни одного храма нет. А вот башен и должно быть три.

– Три? – не поняла Кама. – В Эбаббаре шесть. И в Ардуусе шесть, седьмую строят.

– Седьмую, – подняла палец Эсокса. – О полноте, наверное, беспокоятся? Насчет полноты не знаю, но и в Дакките башен семь. Три здесь, четыре в Кагале. Древние в Кагале, те, что от башен Бараггала счет ведут. Магические Ордена Воды, Земли, Огня и Воздуха. А эти три с востока. Ордена Солнца, Луны и Тьмы.

– Разве? – удивилась Кама. – Я думала, что с востока только Орден Тьмы.

– Орден Тьмы дальше Даккиты на восток пока не прошел, – объяснила Эсокса. – Да и здесь у него силы нет, сидит в башне так называемый хранитель покоя, мальчишка без особого соображения. А Ордена Солнца и Луны… Они безобидны вроде бы. Оттого и прижились в Ардуусе и даже в Самсуме.

– Вроде бы? – в недоумении остановилась Кама.

– Я уже тому радуюсь, что рядом с Храмом Святого Пламени нет Храма Лучезарного, который тут называют Храмом Света, – положила ей руку на плечо Эсокса. – Все меняется, Кама. Поспешим. Уже пополудни, а забот у меня сегодня будет еще немало.

Домик Эсоксы все-таки выделялся среди даккитских усадеб. Но только высотой каменной ограды и размерами скрытого за нею участка ухоженной земли. Сам домик, насколько поняла, пройдясь по одной из улиц Абуллу, Кама, был обычным. И раскидистые деревья, которые свешивались через высокую ограду, скрывали его почти полностью. За узкой стальной калиткой Кама разглядела двух даккитских воинов, которые вытянулись при виде принцессы Эсоксы. Удостоенная такого же приема, Кама вслед за принцессой ступила на выложенную булыжником дорожку, которая вилась между столетними кленами, и, не пройдя и двух десятков шагов, увидела белые ступени, забранные решетками высокие окна и край красноватой кровли.

– Глеба, – представила вышедшую на крыльцо дома седую женщину со впалыми щеками Эсокса. – Доверяю ей, как себе. Сначала она была моей няней, потом стала моей хозяйкой.

– Разве у даккитов бывают няни? – удивилась Кама.

– Бывают, – проговорила Глеба, обнаружив в голосе и силу, и скрип старости, и неожиданную нежность. – Но я надеюсь, что, когда истечет мой срок, боги учтут то, что я была няней маленькой разбойницы, и подберут мне участь полегче.

– Несомненно, – обнялась с Глебой Эсокса. – Хотя я слышала, что уже довольно давно в Карме проживала маленькая разбойница, на фоне подвигов которой свершения разбойницы Эсоксы навсегда останутся милыми шалостями.

– Только поэтому я так к тебе благосклонна, – улыбнулась Глеба.

– Ну вот, Пасба, – обернулась Эсокса. – Завтра твой путь продлится, а сегодня пришло время хорошей пищи и отдыха.

– Пасба? – с сомнением прищурилась Глеба.

– Не самое плохое имя, – ответила твердым взглядом Кама.

– Не плохое, – согласилась Глеба. – На древнем языке обозначает просто – «дочь».

– Ну, ведь не сын же, – нашлась Кама.

– Это точно, – рассмеялась Эсокса. – Расслабься, сестра. И сними, наконец, клыки, пока смола на них не окаменела. Поешь нормально, омой вином потертости на губах. Не хмурься, если Глеба не заслуживает доверия, тогда и я его не заслуживаю.

День завершался наилучшим образом. Надоевшие клыки были отлеплены от зубов, и в самом деле едва не окаменевшая смола вычищена. Даккитская еда, которую приготовила Глеба, оказалась выше всяких похвал, вино случилось мягким и нежным, а дрова под котлом радостным треском обещали скорую теплую воду и если не конец злоключениям, то хотя бы приятный перерыв в них.

Эсокса перекусила наскоро, сослалась на срочные заботы и оставила Каму с Глебой, оседлав, как поняла по стуку копыт лаписская принцесса, неведомо откуда взявшуюся лошадь. Глеба же принялась подбирать Каме платье, раскрыла сундуки и, покачивая головой, все бормотала, что ничего подходящего у Эсоксы нет, слишком хрупка и мала ростом дакитка, так что придется подбирать гостье что-то из одеяний самой Глебы. Одновременно с этим шел какой-то разговор, но Глеба больше рассказывала о самой себе, хотя о превратностях пути от Алки до Абуллу выведала в подробностях. И Кама, глаза которой уже почти слипались то ли от усталости, то ли от накатившего блаженства, понимала одно: говоря о себе, Глеба умудряется ничего не рассказывать о том, что происходит за оградой домика Эсоксы. Впрочем, в откровенности бывшей няне Эсоксы тоже нельзя было отказать, Глеба даже приподняла губу и показала спиленные и зашлифованные клыки, была когда-то такая мода среди дакитов, многие хотели походить на людей, даже клыки спиливали. Ну так ведь мода меняется, кое-кто и из людей теперь клыки на свои зубы лепит, непонятно только зачем. Уж не для красоты ли?

– Для красоты? – уже почти сквозь сон удивилась Кама. – А для чего и в самом деле дакитам клыки?

– Чтобы кусать, – ласково отвечала Глеба, раздевая Каму и наливая в деревянный чан горячую воду. – Даку были созданы Лучезарным, чтобы убивать. Дакиты пошли от даку, взяв от них силу и зубы. Конечно, дакиты лелеют собственные клыки именно не для того, чтобы убивать, но если уж выпадает схватка, то вырвать кусок плоти у врага, обладая клыками легче, чем без них.

– И как же ты, спилив клыки, сможешь вырвать кусок плоти у врага? – сонно пробормотала Кама, опускаясь в теплую воду.

– Никак, – прошептала в ответ Глеба, перебирая уже чуть отросшие волосы Камы. – Те, кого я чту врагами, не дадут вырвать из себя кусок плоти, меня к ним и близко не подпустят, а до остальных мне дела нет. И им до меня. Волосы у тебя чуть отросли, красила? Свои-то, судя по корням, с медным отливом?