Как Мэрилин ухитрялась вернуть Мэрилин Монро, когда ей это было нужно в профессиональных целях, находясь при этом в сильнейшем возбуждении и напряжении, оставалось тайной для ее друзей и партнеров. Казалось, перед камерой она обретала истинное счастье и наконец могла видеть себя настоящую. Все остальное — ее реальная и личная жизнь, — все это не шло ни в какое сравнение. Правда, самым быстрым способом ощутить себя Мэрилин Монро было прекратить принимать торазин, что она и делала в то время. По ее мнению, пока она была слабой и сексуальной, она была Мэрилин Монро. И только через несколько месяцев, когда репортер Алан Леви спросил ее, счастлива ли она, она ответила: «Можно и так сказать. Я разная. Я всегда могу стать очень веселой. Все зависит от ситуации или компании».
Рассказ Дугласа Киркланда дает превосходную возможность сравнить впечатление от Мэрилин. Ее специалист по печати и рекламе, Майкл Селсман, рассказывает, что случилось, когда он со своей женой, актрисой Кэрол Линли, должны были встретить Киркланда в квартире Монро, чтобы просмотреть получившиеся снимки. «Кэрол была на девятом месяце и могла родить в любой момент, — вспоминал он. — Я не мог и не хотел оставлять ее дома одну, так что я взял ее с собой в квартиру Монро. Я постучал в дверь, а Кэрол стояла рядом со мной, вся дрожа. ММ открыла дверь и посмотрела на Кэрол, которую она знала, так как у них были когда-то смежные раздевалки в студии. Затем она сказала, обращаясь ко мне: «Вы входите, а она может подождать в вашем автомобиле». Это было неожиданно, и я в какое-то мгновение был просто ошеломлен. Мы с Кэрол обменялись взглядами, и я уверил ее, что буду отсутствовать всего 15 минут».
В какой-то момент к ним присоединился Дуглас Киркланд. Селсман продолжает: «Практически каждый актер, с которым я работал, перечеркивал жирным красным карандашом не понравившиеся ему негативы. Но не Мэрилин. Она взяла ножницы и покрошила каждую не понравившуюся ей фотографию на мелкие кусочки, которые затем выбросила в корзину для бумаг. Этот процесс занял три часа, в течение которых я неоднократно вставал, пытаясь уехать, но Мэрилин приказывала мне сесть. Это было первое свидетельство способности Мэрилин Монро к жестокости. Дуг сказал ей, что негативы и снимки являются его собственностью, что ему можно доверять, и он никому не покажет их, если ей не хочется. Но это не подействовало. Бедный Дуг! Она просто стерла его в порошок. Он говорил: «Но мне нравится этот снимок!» Она отвечала ему: «Нет! Я не хочу. Я не желаю выглядеть подобным образом. Это — смерть».
Дуглас Киркланд сохранил о том вечере совершенно иные воспоминания. «Да, она крошила негативы на мелкие кусочки — и это было очень неприятно, — рассказывал он. — Это было отвратительно, то, как она измельчала их. Однако было совершенно ясно, почему она это делала, и те, которые она уничтожила, действительно были не самыми лучшими. Она была очень профессиональна. Она хотела оставить только те фотографии, которыми могли наслаждаться ВСЕ. Или, как она выразилась, когда увидела снимок, который ей действительно понравился: «Мне нравится этот, потому что она [Мэрилин] напоминает девушку, с которой мечтает очутиться в постели каждый водитель грузовика. Это хорошая девушка для хорошего парня». Тем не менее я полностью согласен с тем, что она была намного более мрачной, чем та женщина, которую я снимал за день до этого, — говорит Киркланд. — Вчера она была сексуальной, яркой и возбужденной, но 24 часа спустя она была мрачной, унылой и тревожной. Она открыла нам дверь с шарфом на голове и в темных очках. Я не знаю, что могло произойти за столь короткий срок и так сильно изменить ее личность, но это был совсем другой человек. Был ли я испуган? Считал ли я ее ужасной? Черт возьми, конечно нет. Совершенно нет. Нет, нет, нет. В конце концов, это же была Мэрилин Монро».
Две точки зрения двух разных свидетелей об одном и том же вечере. Вероятно, они оба точны. Мэрилин посылала одно и то же сообщение и специалисту по рекламе, и фотографу, они только поняли его по-разному. Однако они согласны в одном: это был не лучший из ее вечеров.
Примечания
1. В феврале 1962 года Фрэнк Синатра объявил о своем намерении жениться на танцовщице Джульетте Проувс. Выпуская его третью биографию, «Почему я?», Сэмми Дэвис сказал, что это объявление было способом, которым Фрэнк увеличил дистанцию между собой и Мэрилин. «Мэрилин была его возлюбленной, но Фрэнк был уже по горло сыт ею, — вспоминал Сэмми. — Затем мне стало известно, что он встречается с Джульеттой и решил жениться на ней». Я позвонил ему и спросил об этом — он бросил трубку. Я понял, что он не хочет ничего говорить по этому поводу. Но я точно знаю, что это в некотором роде имело отношение к Мэрилин — он пытался как-то отвязаться от нее».
«Мэрилин очень переживала это заявление [о возможной женитьбе Синатры с Проувс], — сказал Джордж Джекобc. — Это также привело ее к зеркалу. Джульетта была моложе ее на десять лет; но, что еще хуже, у нее были более красивые ноги. Смешно, но Мэрилин и Два [Гарднер] были не уверены в красоте своих ног. Они скулили, что они слишком короткие, слишком жирные. Наверно, Мэрилин провела перед зеркалом немало дней, примеряя по сто пар высоких каблуков и спрашивая любого, кого могла поймать, какие из них выглядят на ее ногах лучше. Никто не воспринимал отказ тяжелее, чем Мэрилин».
Как оказалось, предложение Фрэнка Синатры Джульетте Проувс продержалось всего шесть недель.
Контроль доктора Гринсона
В конце 1961 года Мэрилин Монро купила дом приблизительно за 77000 долларов. Она хотела иметь жилище, которое было бы максимально похоже на дом доктора Гринсона, и она нашла его. Она искала его довольно долго. Однажды она и Пат Ньюкомб нашли дом, который Мэрилин очень понравился. Они стояли вдвоем около бассейна, обсуждая его, когда владелец — женщина — вышла и уставилась на Мэрилин. Она простояла так довольно долгое время и наконец сказала: «Я знаю, кто вы! Немедленно покиньте мой дом!» Они не давали повода для такой резкой реакции, однако к тому времени люди относились к Мэрилин по-разному. Были люди, которые ее обожали, но были и такие, кто осуждал ее. Расплакавшись, Мэрилин вместе с Пат быстро покинула дом.
Новый дом Мэрилин с тремя спальнями и двумя ванными был удивительно маленьким — по стандартам шоу-бизнеса. Это был одноэтажный дом типа гасиенды на Файф-Хелен-Драйв около Брентвуда, в Калифорнии. Гостиная была настолько маленькой, что в ней с трудом поместились бы три предмета мебели. Ванные были чрезвычайно маленькие, как и кухня. В целом это напоминало маленькую, очень скромную квартирку. При доме был плавательный бассейн и пышный сад. Все владение было окружено стеной от улицы и находилось в конце тупика. Оно было очень уединенным. Под передней дверью была вцементирована плитка с выгравированной надписью CURSUM PERFICIO. За прошедшие годы эта надпись была переведена с латыни как «Мой путь начинается здесь». Предполагалось, что Мэрилин желала смерти и, возможно, установила эту плитку, чтобы сообщить об этом. Однако буквальный перевод этого девиза: «Я завершаю путь». Эта надпись много лет писалась на дверных проемах европейских домов, чтобы поприветствовать гостей. Эта плитка была установлена при строительстве дома, за тридцать лет до того, как Мэрилин приобрела его. Она сказала, что с нетерпением ждет возможности обставить этот дом мебелью в мексиканском стиле, которую она надеялась купить во время ее поездок туда. Несмотря на эту важную покупку, к концу года Мэрилин была в ужасной форме. Ее настроение резко упало, и казалось, она ни за что не сможет снова подняться на ноги. В начале 1962 года она должна была начать сниматься в новом фильме «Что-то должно произойти», однако он не вызывал у нее никакого интереса.
