Неясно, что думал Артур Миллер о беременности, однако он не казался особенно счастливым. «Я думаю, что в этот момент Мэрилин перестала беспокоиться об Артуре и начала думать: ну и ладно, я могу родить этого ребенка и продолжать жить и без мужа, по крайней мере, я не буду одинокой, — сказал Руперт Аллан. — Однако во время ее беременности огромной проблемой были лекарства, которые она принимала».

В это время Мэрилин принимала помимо многих препаратов типа нембутала барбитурат под названием «амобарбитал», чтобы успокоить нервы и иметь возможность спать. Ее гинеколог, Леон Крон, был против всех лекарств, но он понимал, что она уже не сможет существовать без них. Он предупредил ее о необходимости перестать принимать этот и все остальные препараты и надеялся, что сможет проконтролировать это, постоянно присутствуя на съемках, но она оказалась неуправляемой. Когда речь шла о таблетках, Мэрилин Монро всегда находила способ принять их, если чувствовала в них потребность.

Шестое ноября, после завершения съемок, Билли Уайлдер, который к тому времени уже практически не разговаривал с Мэрилин, публично выступил с несколькими весьма недоброжелательными заявлениями в ее адрес. Например, когда один нью-йоркский репортер спросил, будет ли он когда-либо снимать еще один фильм с Мэрилин, он ответил: «Я обсудил этот проект со своими врачом и психиатром, и они сказали мне, что я слишком стар и слишком богат, чтобы пройти через это снова». Другому репортеру он сказал: «Она великолепна, это очевидно. Но согласен ли я повторить это? Не знаю».

Мэрилин было очень неприятно услышать о себе такое. С ее точки зрения, да, с ней были кое-какие проблемы — а что в этом нового? К тому же, в конце концов, она же все-таки сумела сделать отличную работу. Она чувствовала, что Билли Уайлдер мог бы более тактично обсуждать ее в СМИ. Однажды, подумав некоторое время об этом, она выпила несколько коктейлей и позвонила Уайлдеру из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. К телефону подошла его жена Одри. Мэрилин спросила, может ли она поговорить с Билли. Ей ответили, что его нет дома. «Отлично, — сказала Мэрилин. — Одри, вы не могли бы передать ему кое-что от меня». Одри ответила: «Конечно». Мэрилин продолжала: «Пожалуйста, скажите ему, что звонила Мэрилин ...и что она была бы очень рада, если он... пойдет в задницу. — На том конце провода застыла тишина. — И еще, Одри, — сладко пропела Мэрилин, — примите мои уверения в моем к вам самом глубоком уважении».

Знамение?

16 декабря 1958 года у Мэрилин снова случился выкидыш. Она говорила, что чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо прежде. Кроме того, она ощущала страшное чувство вины за то, что принимала лекарства во время беременности, и боялась, что именно это привело к смерти ребенка. «Возможно, именно я убила его?» — как-то спросила она одного из своих друзей. «Я чувствовала, что она медленно уходит», — вспоминала о том времени ее сестра Бернис. 24 декабря Мэрилин получила письмо от матери, Глэдис, которую она некоторое время не навещала. «Тебе не до меня, моя дорогая дочь? — написала она, наверняка зная ответ. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты навестила меня. — Затем, с душераздирающим преуменьшением, она закончила: — Праздники очень грустны. Очень, очень грустны». Позже в письме она добавила: «Я много раз пыталась дозвониться до тебя, но это очень трудно. Пожалуйста, окажи мне любезность, позвони или ответь на мое письмо. Да благословит тебя Господь». Она подписала эти строки: «Миссис Глэдис Эли».

После всего случившегося Мэрилин не могла работать целый год. Она была слишком печальна и так никогда и не смогла по-настоящему оправиться от выкидыша. В апреле она получила записку от Бернис, адресованную «миссис Мэрилин Миллер». Она хотела зайти к ней. «Пожалуйста, позвони или напиши мне о том, когда ты будешь дома и когда я могла бы навестить тебя. Наилучшие пожелания Артуру». Мэрилин не ответила. Это было не лучшее время для гостей.

В июне ей пришлось пройти ряд медицинских процедур, чтобы определить, сможет ли она когда-нибудь иметь детей. Выяснилось, что детей у нее больше никогда не будет. Мелисса Штайнберг, дочь доктора Оскара Штайнберга, который проводил одно из исследований, вспоминала: «Боюсь, что это вообще было невозможно. Отцу пришлось передать ей эту ужасную новость. Я слышала, как он прошел в комнату, чтобы сообщить ей неутешительные известия, а она посмотрела на него и сказала: «Я уже знаю. Я уже знаю». Тогда он сказал, что назовет в ее честь свою дочь, которая у него родится. Она была очень, очень грустной. Я знаю, что он волновался за нее. Она очень плохо восприняла это известие».

Однако она не оставляла надежды. В том же году, несколько позднее, она зашла повидаться с певицей Дайаханной Кэрролл в «Мокамбо» в Лос-Анджелесе. Певица вспоминает: «Я была беременна своей дочерью, Сюзанной. Мэрилин, удивительно грустная и невероятно прекрасная, пришла поболтать ко мне за кулисы. «Можно я дотронусь до твоего животика?» — спросила она меня. Конечно, я была в восхищении. Я взяла ее руку, положила себе на живот и сказала: «Положите руку сюда, милая, произнесите молитву и загадайте желание, и я от всего сердца буду молиться, чтобы ваша мечта осуществилась». Она посмотрела на меня со слезами на глазах и сказала: «О да. О да!»

Казалось, меланхолия в ее жизни никогда не кончится, поскольку один ужасный эпизод сменялся другим. Она подписала контракт и в 1960 году должна была сниматься в новом фильме — музыкальной комедии «Займемся любовью», но Мэрилин не чувствовала облегчения. Она понимала, что ее брак вряд ли просуществует еще год. Впервые в жизни она не отвечала на телефонные звонки Бернис. Никогда за всю свою жизнь она не чувствовала себя настолько плохо. Как сказала тогда Мэрилин одной своей близкой подруге: «Я так старалась, я отдала этому столько сил и энергии [...], я думаю теперь, мне дано знамение. Бог не хочет, чтобы у меня были дети. Конечно. Почему Он должен позволить мне иметь детей? Я не справляюсь и со своей собственной жизнью».

Однажды вечером, после того, как Мэрилин вернулась домой из больницы, она и эта подруга прошли в туалетную комнату Мэрилин в поисках того, что она могла бы надеть на выход. «Мне не нравится носить слишком яркую одежду, — сказала она подруге. — Она не дает мне быть такой, какая я есть. Я не хочу, чтобы люди смущались, когда я вхожу в комнату. Так что давай найдем что-нибудь попроще... — Говоря это, она перебирала блузки и натолкнулась на платье для беременных. На мгновение она замерла, а затем сняла его с вешалки и передала подруге. — Пожалуйста, избавься от этого, прошу тебя, — сказала она. Затем, несколько мгновений спустя, она натолкнулась на другую подобную вещь. — О нет! — Наконец, со слезами на глазах, она решила потратить некоторое время, чтобы полностью очистить свой гардероб от этих вещей. — Это просто невозможно, — расстроенно произнесла она. — Я просто хотела надеть что-то на выход». Очистив гардероб, она и ее подруга сложили все вещи для беременных в одну большую коробку. На следующий день Мэрилин приказала своей секретарше отослать ее Бернис. «Возможно, Моне [дочери Бернис] повезет больше, чем мне», — грустно закончила она.

Пусть голоса звучат

Вторая неделя января 1960 года застала мистера и миссис Артур Миллер в Лос-Анджелесе, в бунгало номер 21 в отеле «Беверли-Хиллс», по соседству с французским актером Ивом Монтаном и его женой, актрисой Симоной Синьоре. Монтан пробовался на главную мужскую роль в фильме «Займемся любовью», заменяя Грегори Пека, который решил — мудро, как оказалось, — что создание этого фильма было очень плохой затеей. Шли новогодние праздники, и Мэрилин была настроена не только с удовольствием сниматься в этом фильме, но и попытаться спасти свой брак. Диана Стивене, помощница Джона Спрингера, который работал в то время на Мэрилин специалистом по печати и рекламе (в агентстве Артура Джекобса), вспоминала: «Мне все время казалось, что она не была готова сниматься. В отличие от Элизабет Тэйлор, с которой Джон также работал и с кем я часто встречалась в то время, Мэрилин не сумела прийти в норму после перенесенной личной трагедии. Она потеряла себя. Казалось, она совершенно не умеет справляться с трудностями или, по крайней мере, она исчерпала все силы во время беременности. Мне казалось, что в то время ей было бы лучше находиться в больнице, а не на съемочной площадке».