Литмир - Электронная Библиотека

Потом голова его резко упала вниз, он глухо выдохнул и ногой замёл всё начертанное… Он крепко сжал нож, оттиснув лиловые жилы, и неожиданно резко полоснул им по левой приподнятой руке чуть выше запястья. Но кровь не успела хлынуть из вен, – распоротая кожа как-то сама собой мгновенно сомкнулась, восстановив невредимость руки, как бы ничего и не произошло… Бродяга издал тихий стон и с силой отшвырнул нож в сторону. Он погрузил измождённое лицо в угрюмые ладони, облокотившись о колени, и некоторое время сидел так, неподвижно. Затем он медленно встал и пошёл прочь…

Юлиана, напряженно глядя на этого странного удалявшегося маргинала, тихо вымолвила:

– Какой странный тип…

Она перевела взгляд на возлюбленного.

– Да, действительно странный, – ответил Маэстро и вдруг весь напрягся, как бы прислушиваясь к чему-то. Откуда-то доносился колокольный звон и тут же он заглушался сумбурными звуками, похожими на автомобильные сигналы и шум движущегося автотранспорта… Это было совершенно не свойственно данной обстановке. Хаотичные звуки резко прекратились.

– Что это? – удивлённо спросила Юна.

– Ты тоже слышала? – Маэстро в упор посмотрел на любимую.

– Да. Как наваждение какое-то…

– Весёлое у нас путешествие, – как можно спокойнее произнёс Маэстро.

Их отвлекли звуки скрипки, доносившиеся откуда-то поблизости…

– Надеюсь, это не наваждение, – уверенно сказал Маэстро. Он взял Юну за руку, как берут за руку ребёнка, боясь каждого его неверного шага, и они двинулись вперёд – на музыку…

Пройдя немного и свернув вправо, за косматые пальмы, они увидели нечто весьма любопытное. Высокий статный мужчина солидного возраста в тёмных роговых очках водил за верёвки куклу-марионетку. Он был одет в атласный халат до пят, перехваченный бархатным кушаком. Волосы у него были длинные, волнистые и белые как лён, и не понять было, парик ли это или натуральные седые волосы; они мягкими локонами облегали голову и шею – до плеч, что выглядело весьма экстравагантно и в то же время гармонично по отношению к мужественному скуластому лицу с оттенком мягкой отеческой суровости. Круглые чёрные очки скрывали его глаза, и голову он держал прямо перед собой, словно глядя куда-то вдаль. Он перебирал крепкими длинными пальцами узловато-изящных рук, умело и мягко дергая за верёвки марионетку, которая при этом делала интересные движения – то влево, то вправо, то вверх, то вниз… Рядом стояла стройная девушка небольшого роста и играла на скрипке что-то из Баха. Лёгкая прядь падала ей на лоб, придавая характер наивной невинности, в больших глазах сияла глубина чувств, отвечавших музыке, слетавшей со смычка, и вся она как бы слегка воспаряла с каждым акцентированно-высоким звуком. Тёмные волосы, изящно облегавшие светлое худое лицо и неожиданно уходившие в косу, драматический взгляд, длинное фиолетовое платье, шикарные перстни на тонких пальцах – всё это придавало ей значение некоего тайного величия с его отрешённой открытостью. Вглядевшись попристальней, можно было заметить, что это не девушка, а женщина вполне зрелого возраста, сохранившая свою элегантность и изящество манер.

Итак, под музыку Баха двигалась марионетка. Драматические возгласы скрипки завораживали, казалось, и её. Рядом лежал цилиндр, в который бросали деньги прохожие. Некоторые останавливались и с любопытством наблюдали эту музыкально-мистическую сцену, и публики собралось уже довольно много. Почтенный кукловод, ни на кого не обращая внимания, искусно владел марионеткой…

Внезапно марионетка как-то неестественно, резко дёрнулась в сторону цилиндра с купюрами. Это был невероятный рывок, не свойственный данному действу, он был необъясним, ибо в руках кукловода повисли одни веревки, а сорвавшаяся марионетка упала на песок, накрыв цилиндр с деньгами… Музыка оборвалась. Все ахнули, глядя на распластавшуюся марионетку и спокойно стоявшего кукловода, и не знали, что делать – то ли воздать почести искусству опытного мастера, то ли уйти с помутившимся рассудком…

А кукловод спокойно снял свои таинственные очки, обнажив большие синие глаза и дав понять, что он вовсе не слепой, как ни в чём ни бывало поднял загулявшую марионетку и начал вновь налаживать с ней связь…

– Финита! – объявила скрипачка.

Все поняли, что номер закончен, и стали расходиться…

Маэстро опять взял Юну за руку, и они пошли ближе к берегу…

Волна вышибала пену и нехотя отступала, обнажая угрюмый грунт, но ветер был нежен. Солнце уже стояло довольно высоко, и день навеивал зной…

– Всё равно всё прекрасно, – плавно произнесла Юна и вскинула правую руку ладонью вперёд, как бы играя с ветром.

– Иначе быть не может, – ответил Маэстро и одной рукой обнял Юлиану, нежно и чутко направляя её вперёд, – по курсу движения жизни. Сзади гудело игривое побережье с бесшабашной публикой, обдавая влюблённых тёплым сквозняком.

– Ну как тебе номер с марионеткой? – спросил Маэстро.

– Уму непостижимо, – растерянно ответила Юна. – Умеют же люди работать… Ах, как скрипка играла!

Они теперь старались смотреть лишь на океан, дышавший блаженством и вечностью. Тем не менее нельзя было не заметить парня, идущего на руках совсем близко. Рядом с ним плавно шла девушка с лирическим взором, а в руках у неё были белые цветы. Это выглядело весьма забавно, и Юна мило улыбнулась. Маэстро невольно застыл в некоторой отрешённости… Когда он очнулся, парня с девушкой уже не было…

Нельзя сказать, что появление этой пары как-то повлияло на влюблённых странников, но что-то неуловимо тревожное прошло через душу Маэстро и осело в сердце Юлианы… Внезапно их окатил уже знакомый хаотичный шум. Они, затаив дыхание, посмотрели друг на друга… и Маэстро поймал во взоре Юлианы удивление, смешанное с тревогой… Она овеяла трепетом возлюбленного и взволнованно, осторожно произнесла:

– Наверное, нам пора возвращаться…

– Да, – коротко ответил Маэстро и направил взор в небо.

– Играй, мой Маэстро, – выдохнула Юна.

Маэстро вскинул флейту и осторожно приложил её к устам… Он заиграл ту музыку, от которой щемит, замирает и рвётся сердце, вытягивая изнутри все жилы. Это был, скорее, каскад драматических созвучий. Это была музыка, свойственная и доступная лишь той стране, в которой они родились и выросли. Это была до боли звонкая, ностальгически бунтарская, с перехлёстом угрюмой иронии и в то же время возвышенно восторженная, загадочно пронзительная, непостижимая музыка России…

Все цвета смешались в золотисто-огненное зарево, которое постепенно рассеялось, и перед нашими героями предстала узкая московская улочка в панораме большого окна их патриархальной квартиры… Они стояли, прильнув друг к другу, и оцепенело глядели в окно…

– Это невероятно, – ошеломлённо лепетала Юна. – Боже мой, это чудо!

– Вот это полёт, – с изумлением выдохнул Маэстро.Это действительно был полёт во всей своей красе, не имеющий аналогов и не нуждающийся ни в каких комментариях и доказательствах, полёт, сметающий все грани догм, бутафорий и профанаций. Да и что может быть выше полёта, если это и есть жизнь.

Они отпрянули от окна и как-то одновременно уселись на диван. С улицы доносился ленивый гул обыденной жизни. Комнатная тишина студила пыл возбуждённых героев, и лёгкий шок плавно перешёл в блаженное успокоение… Маэстро сидел, закрыв глаза и отрешённо откинув назад голову; рядом с ним справа лежала флейта. Слева ютилась Юлиана, притулившись к плечу любимого…

Что-то непредсказуемое пронзило Маэстро, он весь вздрогнул, резко выпрямив голову, схватил валявшийся рядом тетрадный лист и безумно выпалил:

– Где ручка?!

Юна, казалось, ждавшая подобного сигнала, мгновенно вскочила и метнулась к секретеру. Она судорожно схватила ручку и тут же вручила её своему ангелу, заодно прихватив книжку для удобства записи. Маэстро начал суматошно записывать на своём листе короткие фразы, как бы улавливая их над собой. Это была какая-то информация в свободной поэтической форме:

4
{"b":"208901","o":1}