Пара уходит. Ее спина совершенна, я, разумеется, имею в виду не только спину. А он ниже ее на целую голову и старше лет на тридцать.

Я остаюсь один. В моем распоряжении четыре часа. За это время я должен приготовить перечисленные блюда.

Да, но кто же я?

Судя по тому, что я мельком вспомнил о клиентах и профессии, я – это я, только почему-то немного знаю итальянский язык. Но именно немного, потому что Маэстро старался говорить раздельно, всякий раз удостоверяясь взглядом, хорошо ли я его понял. Я слышал, что итальянский имеет очень сходное произношение с русским, поэтому неудивительно, что я легко понял холеного господина с бесом в ребре. В общем, я – это я.

Больше пока ничего не известно.

Я выхожу на середину кухни и потираю ладони. Ладони я распрямляю настолько, что образуется обратный изгиб и при трении они едва соприкасаются. Непонятно, откуда у меня появился этот жест, но означает он, что предстоит нечто необыкновенное, захватывающее, вызывающее и не лишенное приятности. Притом что именно сейчас нет никаких причин для приятности.

Итак.

Террин из зайца. Это хуже всего. Дело даже не в том, что я никогда в жизни не готовил зайца. Плохо то, что я не знаю значения слова «террин». Я несколько раз встречал его в меню, иногда в варианте «террине», но никогда не заказывал и не знаю, как это выглядит. «Террине» – видимо, французское написание, а «террин» – его же произношение. Но от этого ничуть не легче. Но через четыре часа «террин», или «террине», должен быть готов, и не просто готов, а предстать в лучшем виде. Ладно. Самое трудное оставим на потом.

Мусс с креветками и авокадо. Это запросто. Мусс – значит «взбивать». Авокадо есть. Креветки должны быть в холодильнике.

Я оглядываю просторную кухню. Здесь полно всякой техники: две плиты, газовая и электрическая, две микроволновые печи, настоящий маленький костерок в стенной нише, два гриля, вертикальный и обычный, несколько духовых печей, турецкий казан. А также бесчисленные электрические мельницы, мясорубки, крупорушки, слайсеры, миксеры, блендеры, ростеры, тостеры и прочие механизмы. Почти на всех приборах стоят неизвестные мне итальянские названия. Ни одного нормального «Сименса» или «Боша», сплошные «… zza» и «…gio». Из этого можно сделать вывод, что и сам я нахожусь в Италии. А может быть, в итальянском доме в Москве. Многие экспаты стремятся обставить временное жилье, как у себя на родине.

Слева, у самой стены, из массивной деревянной пирамиды выглядывают ручки ножей, и я сразу же направляюсь туда. Наугад вытащив по одному ножу каждой рукой, я невольно вспомнил рассказ Солженицына «Матренин двор», в котором бедная и праведная Матрена радовалась тому, какую прекрасную картошку ей довелось бесплатно копать у соседей. Я вынул из пирамиды еще пару ножей, и еще пару, и еще. Описание ножей опускаю. Скажу одно: такими ножами я согласился бы сто дней подряд шинковать капусту под присмотром прапорщика Зинько.

У противоположной стены несколько холодильников, казенно выстроенных в одну линию. Я поочередно открываю широкие белые двери и заглядываю внутрь. Если не распространяться и сказать кратко – есть все.

Как насчет специй?.. Взгляд мой падает на красную стрелку, озаглавленную длинным итальянским словом, в котором отдаленно угадывается наше «специи». Стрелка указывает на шкафчик, и там специи. Десятки увесистых стеклянных банок, на банках надписи, тоже итальянские. Занесло же меня! Хорошо, что я привык доверять не столько рецептуре, сколько собственным отношениям с приготовляемым блюдом. Рецептура бы тоже не помешала, но ее нигде нет. Даже на проклятом итальянском языке. Я быстренько обшарил все, но – нет. Только первоклассные продукты, кухонные принадлежности, техника, несколько предметов непонятного назначения и – разделочные кухонные доски. Какие это доски! Из цельного, неклееного дерева, в два пальца толщиной, элегантно, но и практично обточенные, с верхним отгибом. А кулинарной книги нет ни одной, и «террин» остается для меня загадкой. Если бы этот террин был у Молоховец или в советской книге о ВиЗП, то по одним иллюстрациям можно было бы догадаться о природе таинственного блюда.

Все, довольно отступлений! Десять минут истрачено на инспекцию кухни и позорные поиски поваренных книг. Десять драгоценных минут! Что у нас дальше по списку?

Салат.

Салат? Какой именно салат?

Ах да, салат. Для иностранцев «салат» по умолчанию означает растение салат. Салат есть, я видел тугие изумрудные пучки в одном из холодильников. Есть и центрифуга для сушки салата. Мне никогда не приходилось пользоваться центрифугой для сушки салата, но вряд ли на ней больше трех кнопок. Секрет хорошего салата прост – вымытые листья нужно тщательно отряхнуть от воды, от самых мельчайших капель. Во французских деревнях для этого применяют сетчатые корзины, которыми изо всех сил размахивают по сторонам, я видел это в фильме с Изабель Аджани в главной роли, кажется, «Убийственное лето», а в современной жизни применяются кухонные центрифуги. Салат лучше не резать, а рвать руками. Почему – не знаю, но мне нравится рвать салат руками. В этом есть что-то интимное. Не очень мелко порванные листья салата нужно смешать с соусом. Соус готовится так: оливковое масло, уксус, соль, сахар, капелька горчицы на кончике ножа. Все тщательно взбивается до появления рыжеватой пены. Уксус можно заменить соком лимона или лайма. Можно добавить мелко нарезанный яичный желток и по желанию – гренки.

Все!

С салатом никаких проблем. О нем пока можно забыть.

Что дальше?

Сыры. Яснее ясного. Нормальный французский десерт.

Кстати!

Только сейчас мне пришло в голову, что итальянец заказал почти стопроцентно французскую трапезу! И «террин», будь он неладен, и салат, и креветочный мусс, и сыры. Причем – геометрические сыры, он это особо подчеркнул. Наверное, его спутница француженка, но не вполне природная, а, например, марокканская или алжирская, из тех, которые жгут сейчас машины по всей стране от Гавра до Марселя. Или даже эмигрантка, только стремящаяся получить французское гражданство. А этот старый пень заказывает ей для знакомства настоящий французский обед. Но почему мне? Я не повар, о моих кулинарных способностях можно сказать словами предупреждения на дисках: for home use only, а о французской кухне я имею самое общее представление. Вы уже обратили внимание, что в этой истории много непонятного. Но, поверьте, мы в равных условиях. Я знаю немногим больше.

Нужно посмотреть, что представляют собой сыры.

Сыров изобилие. Круги и ломти всевозможных сортов. В рассоле и плесени. С травами и лесными орехами. Горгонзола и моцарелла. Пастушьи косички и королевские блюбрюйоны. Два холодильника доверху забиты сырами, и от этого мне становится тревожно. Что значит – геометрические сыры? Нужно их перебрать в поисках чего-нибудь геометрического? На это уйдет все время. Или выложить сырами геометрические фигуры? Отыскать закономерность в форме кусков? Вычислить геометрическую прогрессию? Хорошенькое дело! Сыры неожиданно тоже стали проблемой.

И есть еще одно «но». Это, да простится мне пошлая рифма, – вино.

Вина, как было сказано, располагаются в погребе. Тоже мне, словцо для вин – «располагаются». Видимо, Маэстро специально выразился так, чтобы было понятно человеку со слабым знанием итальянского.

Обуреваемый недобрыми предчувствиями, я спускаюсь в погреб. Для того чтобы лучше передать мое состояние, мне хотелось бы все три слова в этом предложении сделать подлежащим: и «обуреваемый», и «недобрыми», и «предчувствиями». Спускаться пришлось глубоко: тридцать пять или сорок крутых и узких ступенек вниз. Перил нет, я держусь рукой за холодную шершавую стену. Света тоже почти нет.

«Умели раньше строить!» – мелькнула по дороге неуместная мысль.

Когда я с усилием толкнул рассохшуюся деревянную дверь, все недобрые предчувствия материализовались и все слова превратились в сплошное междометие. Огромный подвал, вроде того, где проходила половина фильма Кустурицы «Подполье» (или «Подземелье»? Или в русском прокате было и то, и другое? Underground, короче), весь этот огромный, уходящий в седую паутинную даль underground оказался ровно уставлен стеллажами с наклонно-горизонтально расположенными на них винными бутылками. Пахло склепом и пылью.