- Вадим, ты – взрослый человек! Ты уже моя поддержка и опора! – сменила она тактику. – Да, дядя Олег и Михаил живут вместе. Но я надеюсь, при сестре и бабушке ты будешь об этом молчать.

- А при них? – ухмыльнулся сын.

Ей надоела эта бравада, и она обрезала его:

- А при них – давай, остри! Посмотрим, что получится.

Острить при гостях Вадим, конечно, не решился. Но общался – с удовольствием. Тем более что Мишка оказался клёвым мужиком: и рыбачить умел, и в футболе разбирался, и движок у мопеда перебрал так, что Вадик и его приятели просто ошизели! А вот Наташе то, что бой-френд брата стал кумиром ее сына, не нравилось. Она долго сомневалась, отпускать ли сейчас сына «на рыбу». А решилось всё короткой и случайной сценкой.

Олег помогал сестре разбираться на антресолях. Мишка сидел на кухне и через планшет копался в интернете. Вадик только что пришел из института.

- Вадим, нагрей себе борща! – сказала Наташа, на секунду оторвавшись от коробки старой обуви, извлеченной с антресолей.

- Угу! – буркнул сын. А сам на кухне налил себе чая, взял батон хлеба и накромсал колбасы, зубами отдирая шкурку. Забирая еду со стола, нечаянно смел на пол пару колбасных очисток. Под мышкой у него был зажат хлеб, в руках – тарелка и чашка. Ставить это всё, потом снова брать было - в лом. Покосившись на читающего что-то в планшете гостя, Вадик ногой зафутболил мусор под холодильник и пошел к дверям. Мишка, заметивший это, обалдел: попробовал бы кто-нибудь в Ключах, у бабы Зои, сделать также!...

- Вадим, вернись, пожалуйста! – окликнул он ледяным тоном.

Вадик вопросительно обернулся в дверях.

- Подними! – Миша показал взглядом под холодильник.

Пацан скорчил вызывающую мину, хотел сдерзить, но Миша строже сдвинул брови. Ослушаться оказалось трудно. Шлепнув чашку с тарелкой на стол, Вадик опустился на колени, выгреб из-под холодильника колбасные шкурки, выбросил в ведро.

- Руки помой! – это Мишка сказал уже почти на автомате. Всё-таки, как не крути, у него был уже почти трехлетний сын.

Вадик включил кран. Наташа в коридоре прислушалась к непонятному эпизоду: менторский Мишин окрик, шаги сына, какие-то разборки.

- Что здесь у вас?... – показалась она в дверях.

- Ничего! – хмыкнул Вадим, отправляясь к себе в комнату с чаем и бутербродами.

- Всё в порядке, - из-за его спины спокойно ответил Миша.

Как она пропустила момент, когда у них возникли какие-то личные, секретные отношения!? Теперь Наташа окончательно решила:

- Вадим, на рыбалку ты завтра не поедешь: холодно.

- Ну, маааам!

- Закрыли тему!

Вадик только вздохнул: трудно жить, когда твоя мама – училка!

Рыбалка была хороша: Волга есть Волга! Они накрутили себе лунок, палатку поставили, всё – чин-чинарем. Олег судачка заблеснил килограмма на два. Дядя Витя с Мишкой окуней тягали. Потом пошла с реки позёмка. Глаза забивало, палатку пришлось переставить. Продрогли все. Тогда дядя Витя вытащил из ящика «ноль пять»*:

- Ну что: согреемся?

- Я – пас! – сразу сказал Мишка.

- Ты ж больше всех замерз! – запротестовал старый рыбак. – Давай, не дури. Выпьешь сто грамм и – норма! – он разлил водку по трем стопкам: - Вздрогнем!

Олег - выпил. Мишка - отказался. Но дядя Витя отказ не принимал:

- Ну, ты – что: не русский человек?

- Русский. Просто не пью.

- На морозе? На рыбалке? Не пьешь? Я не верю! – «белая» уже побежала по дядькиным жилам, и ему хотелось добиваться для всех добра и справедливости.

- Оставь, дядь Вить! – попробовал унять его Олег. – Ну, не пьет – и не пьет! Нам же больше достанется!

- Не наааадо! – выставил вперед себя ладонь дядя Витя. – Я на всех заготовил, - он запустил руку в свой ящик и достал, держа за горлышки, еще пару бутылок. – Что я, первый раз, что ли, зимой рыбачу? Или мой новый родственничек – «орда»? Я знать хочу, в какой семье ты мать нашел для моего внучатого племянника!

- Какая еще «орда»?! – фыркнул Мишка.

- Ну, ты – с Поволжья? – вцепился в его локоть дядя Витя.

- Да.

- Там у хана Батыя столица была?

- Ну, не у нас была столица-то. В Татарстане….

- Я не знаааааю! – дядя Витя налил себе и племяннику еще, и – выпил. – А раз ты водку в самый лютый мороз не пьешь, значит, ты – ордынец! Вон, глаза у тебя – черные. И Юрка, значит, тоже в тебя пойдет. Олег, как ты допустил это, а?

Миша обиделся за Юрку даже, не за себя.

- Какой я, к богу душу в рай, «ордынец»!? Русский я! И отец у меня, Евгений Иванович – русский. И дед, Иван Никанорович!

- Тогда – пей! – придвинул дядя Витя Мише стопку.

- Хорошо! – Мишка взял стакан и опрокинул разом. – Так – пойдет?

- Отлично! – оживился старик. – Вот теперь я понимаю: Миша – наш человек! И Юрка – наш, исконный.

- Минь! – предостерегающе произнес Олег.

Но Мишка повернулся к нему, уже блестя глазами:

- А ты спокойно относишься, что твоего сына, бог знает, в чем подозревают!?

А борец за «исконность» своего рода уже налил Мишке очередные сто грамм:

- Олег, не лезь! Дай, я с новым родственником пообщаюсь!

Не сказать, чтоб Мишка сильно набрался. Но – так, все-таки выпил слегка. Дядю Витю развезло. Олег разозлился. Палатку собрали, снасти уложили в короба и двинулись домой. Дядьку довезли прямо до порога. Сами явились домой уже в сумерках.

Хорошо, что в квартире была только Наташа. Бабушка с Раей уехали с ночевкой к родне – да, потому что места при гостях не доставало. Вадик ушел куда-то с друзьями.

- Ужинать будете? – спросила Наташа.

- Я – нет! – сердито ответил Олег. – А этого – сама спрашивай… алкоголика.

- Нет, ну что я – алкоголик?! – нетрезво возмутился Мишка. – Это же твой родственник был, правда? Это он сказал, что я – «орда». Я здесь всем – поперёк!

- Не выдумывай, Миш! – не ко времени встряла Наташа.

Мишка повернулся к ней:

- А что – не так? Я – гей. Я – орда. Я – деревня! Ведь вы боитесь сына своего с нами отпускать, потому что я – гей. Вы что – думаете: я не могу себя контролировать и буду соблазнять племянника собственного мужа? Да рядом со мной ему безопасней, чем в Изобразительном Музее! Неужели вы думаете, что я поставлю под удар свои отношения с Олегом? Вы еще не поняли, как я его люблю, как дорожу, как боюсь потерять? – в теплом доме Мишку окончательно развезло от водки. – А он меня, между прочим, очень строго держит! Он меня бьет, между прочим!...

Мишка не понял, что и когда поменялось вокруг него. Он еще что-то говорил, но Наташа, схватившись за сердце, осела на табуретку, шепча побелевшими губами:

- Олег, Олег, лекарство!

Олег ожесточенно дернул оратора за руку:

- Заткнись, урод! – рванул к шкафам, распахнул их все: - Ната, где аптечка? Где? Вот это? – достал пузырек и начал считать капли.

- Что?... – непонимающе оглядел их Мишка.

- Заткниссссь! – шипел Олег.

- Уезжайте отсюда, Олег! Уходите! Прямо сейчас! – Наташа слабо махала на них руками. Ее душили слезы. Олег подал ей валокордин. Но ее подбородок дрожал, и было слышно, как стакан стучит о зубы.

- Ната! – горячо говорил Олег. – Это – неправда! Он врёт! Не думай так про меня!

Зажмурив глаза, она мотала головой:

- Молчи! Молчи! Уходите! Вдруг мама вернется сегодня?!

Олег зло обернулся к растерявшемуся, притихшему Мишке:

- Ну-ка раздевайся, правдоруб! Живо. До трусов.

- Чего? – опешил Мишка, отступая.

Трясясь от ярости, Олег сжал кулаки:

- Молча, я сказал. Быстро, я сказал. До трусов!

- Не надо, Олег. Оставь его в покое. Пожалуйста, уедьте! Мама не переживет.

Но Олег не мог остановиться, не мог изменить решение:

- Ната, ты хоть раз видела его с фингалом? Хоть один синяк на нем был? Ты сейчас сама увидишь: нигде, НИГДЕ ни одного синяка. Даже крошечного, поняла?! Он хрень сейчас сморозил. Я его не бью! - и грозно повернулся к испуганному Мишке: - Ну?!

Мишка, бормотал:

- Лёль, зачем? Что ты делаешь!? – но все же не посмел ослушаться и быстрыми движениями освободился от одежды.