Всё, чего достиг по жизни Мишка, чем дорожил, что держало его на плаву, было сейчас сложено небольшой сиротливой стопкой: ключи от квартиры, ключи от машины, пропуск на завод, студенческий билет, новый телефон с мобильным интернетом и большим экраном…. И – небольшой, в сером корпусе, узкий фонарик.
- А фонарик – зачем? – растерянно спросила Наташа, проследив направление его застывшего взгляда.
- У нас на машине в морозы замок на двери залипает, - отрешенно ответил Олег. – А без фонарика в перчатках ключом не попадешь. Там – далеко от фонаря, темно.
Он опустился спиной вдоль стены и сел на пол. Потом прижал к глазам ладони - очень-очень крепко. Но из-под них всё равно бежали слезы.
Прим. автора.
* Секрет Полишинеля — секрет, который всем и так известен, мнимая тайна, «секрет — на весь свет»
* Сиверко (существительное мужского рода) – коренное новгородское название северного ветра.
* «Тринадцатая» зарплата – премия по итогам года.
* «Золотой Самсон» или «Самсон, разрывающий пасть льва» - фонтан в Петергофе.
- Он с вещами ушел?
- Что?
Потрясенный страшным предположением, Олег вскочил с пола и, распахнув шкаф, стал лихорадочно перекладывать какие-то шмотки. Наташа точно помнила, что любовник брата уходил с пустыми руками, и испуганно молчала.
Олег метнулся в комнату, выдвинул ящик стола, потом облегченно выдохнул:
- Зарплату забрал, значит – уехал. Ведь правда? – и защелкал кнопками мобильника. – Евгений Иванович?! Здравствуйте, это – Олег. К вам Миша поехал. И я приеду завтра. Пусть он, когда появится, мне сразу позвонит. И… Евгений Иваныч, не давайте ему пьяному ключей от гаража. Вообще не давайте! …Нет, у нас всё в порядке. При встрече расскажем, - и через полминуты - по новому номеру: - Ярик, привет! От меня тут Самсонов уехал, может быть – к вам. Приютишь его на одну ночь? Я приеду, заберу. …Да, так вместе и живем. …У меня-то? Как железный болт, понял?! Покажу при встрече, если Мишка разрешит. …Я ночью звякну с вокзала, окей? – и принялся распихивать по карманам Мишины ключи и документы. – Нат, я уезжаю. Срочно.
- Может, ты мне что-нибудь объяснишь? Ты сейчас его вернешь, чтобы он продолжал целовать тебе руки по утрам, пока ты, прямо из его постели, не уйдешь под венец?
- Откуда ты… про руки? – смутился Олег.
- Утром видела в машине.
- Ясно. Давай, объясню, - он нашел в телефоне и увеличил на весь экран Светину фотку: - Вот это – Светлана.
Наташа оторопела:
- Эта?... Сколько ей лет? Что у нее с лицом? Она ждет от тебя ребенка?
- Ребенка – да. Лет – тридцать восемь. С лицом – травма. Она искала, от кого родить. А я хотел, чтоб Мишка перестал бояться, что я заведу семью ради детей. Так и срослось.
- Я не знала,… - растерянно произнесла Наташа.
- А полезла зачем? – взгляд брата был осуждающим. – Раз Светка так себя повела, то свадьбы не будет. Я ей скажу… потом, а то сейчас наговорю лишнего….
До Москвы Олег добирался на электричках. Ярику раз десять позвонил, в последний раз – уже с московского вокзала. Но Миша на студии так и не объявился. Самарский поезд отходил с Казанского в полночь. В полупустом плацкартном вагоне Олег сидел, обхватив руками плечи, и бесконечно повторял про себя: «Минь, ты же умный у меня, правда? Ты - сильный, да? Ты глупостей не сделаешь, я знаю!» В седьмом часу утра, после длинного перегона, на котором нет сотовой связи, пришла смс-ка: шесть пропущенных звонков из Сатарок. Он набрал номер сразу, не думая: прилично ли звонить в такую рань? Трубку сняла Мишкина мама:
- …Да, Миша дома, умывается с дороги. Подозвать?
- Не надо! – Олег почувствовал, как горло стискивает спазм. – Пусть отдыхает! Передайте, что я еду на «самарском», - и нажал «отбой».
Кусая губы, чтоб не разрыдаться вслух, он ткнулся лицом в подушку и накрыл голову курткой. Плечи его дрожали, и без того влажноватая наволочка быстро насквозь промокла от слез. Он так и уснул. Даже верней – отрубился. Под куцее одеяло забирался вагонный сквозняк, металлическая скоба полки больно впивалась в лодыжку. А он видел какой-то хороший, добрый сон. И только помнилось во сне, что что-то важное должно еще случиться, какую-то беду они должны обойти стороной, чтобы всё было в порядке. Проводница еле добудилась его перед Сатарками.
- Поднимайся, студент! В Сатарках стоим две минуты, одного тебя ждать не будут!
Олег спросонку не мог взять в толк, кто здесь – «студент», и куда торопиться?
- Беги, умывайся! – жалостливо ворчала проводница. - Вот ведь ездят – без вещей, без чемоданов, голодные, невыспатые…. Как там живут в этой Москве?
На вокзале Олега не встретили. Беспокойно вглядываясь в лицах прохожих, он спешил по заснеженной улочке. День был пасмурный, и под низким серым небом желтовато тлели фонари. У Олега колотилось сердце. «Только бы – пьяный! Только бы жив!» Одним духом он взлетел на второй этаж и зазвонил, с трудом держась, чтоб не начать стучать в дверь кулаками. Отворил ему Евгений Иванович - в замурзанной спецовке и пилотке из газеты, какие делают себе доморощенные маляры.
- Здравствуй, Олег! А Миша мне с ремонтом помогает, раз приехал. А то я в декабре еще растележился и всё никак не закончу, а мать – бранится….
Олег энергично пожал его руку, скинул ботинки и шагнул в комнату, которую называли громким словом «зала».
Мебель была сдвинута к стене и укрыта газетами. Мишка в старой, еще доармейской рубашке с закатанными рукавами держал в руках развернутый рулон обоев. При виде Олега он вспыхнул и потупился. Олег, закусив дрожащую губу, смотрел на него тревожно и пристально. Мишкины щеки зарделись. Он быстро вскинул и тут же снова спрятал взгляд - застенчивый и одновременно торжествующий. Лицо Олега посветлело. С огромным облегчением он медленно выдохнул, закинул голову и на несколько секунд прикрыл глаза.
Евгений Иванович – простой, рабочий, деревенский человек. Пару минут назад он и в мыслях не держал, что бывают вот такие – «голубые». Ну, может, в бесящейся с жиру Москве да за границей - есть. А в Сатарках – откуда?! Пьяницы запойные – бывают. Наркоманы встречаются: растят коноплю на делянках, пока участковый их не шуганёт. «Не от мира сего» мужики – тоже попадаются, кто инопланетян ловит, кто всемирный заговор изобличает. Даже баптистов две семьи живет на выселках. Но этой городской заразы - мужиков на каблуках да в бабских шмотках – не! Да и в Мишке он был уверен. Парень с восьмого класса шлялся по девчонкам. Матери подружек набЕгались к ним со скандалами. С одной Мишкина мама даже дралась во дворе, за волосы друг дружку таскали: причитала гостья, что Мишка ее Настю обрюхатил. А сын - уперся: «Не я! Наговор!» Ругались, визжали. Потом та тётка еще в два дома приходила с тем же обвинением: зятя подбирала. И нашла, к слову сказать, свадьбу сыграли и без Самсоновых.
Так что если бы пять минут назад Евгению Ивановичу сказали, что сын его – гей, он в лицо бы плюнул трепачу. И вдруг…. Только слепой не понял бы этих взглядов и этих улыбок. Даже если б ребята всё сказали вслух, не стало бы ясней! Слова могут врать. Влюбленные глаза – никогда!
Они застыли друг перед другом, не решаясь сделать встречного движения. Евгений Иванович смутился, сам залился краской не хуже сына, пробормотал:
- Я это… наждачка-то припомнил где: в сарае! – и выскочил из квартиры, схватив с вешалки пальто.
Услышав, как хлопнула дверь, Олег подался вперед:
- Ми-и-инь?
Норовисто раздув ноздри и пряча улыбку, Мишка смотрел себе под ноги.
- Я приехал за тобой! – Олег придвинулся еще на полшага, голос его торжественно звенел: – Я – люблю тебя! Я не могу без тебя! Ты – вернешься?!
- Да! – наконец выдохнул Миша и поднял глаза, сиявшие счастливыми слезами.
Олег притянул его к себе. Мишка, бросив, наконец, свои обои, обвил руками его шею. Они не целовались. Ничего не говорили. Молча стояли, вжимаясь друг в друга. Олег старался удержать дрожание своих плеч. Мишку трясло, ему было – можно.
