Мне не нравилось его поведение, но я все же ответил:

— Да.

— Прекрасно. Вы говорили жене, что убили Маллена умышленно?

— Нет.

— Точно?

— Господи, вы думаете, у нее создалось впечатление, что…

— Вы были потрясены, — перебил он меня, — находились в почти истерическом состоянии и, возможно, не могли рассуждать разумно. Однако вы старались причинить ей по возможности меньшую боль. Ладно. Вы ей сказали, что вынули из пояса напильник с намерением нанести смертельный удар… убить?

— Нет.

— Вы в этом полностью уверены?

— Абсолютно.

— Почему вы ей это не сказали, раз выкладывали все, что было у вас на совести?

Я заколебался.

— Ну, у вас должен был существовать какой-то мотив, — сказал Эмери.

Я бросил на него холодный взгляд, но в глубине души понимал, что он ведет себя так умышленно. Он хотел быть уверенным, что я смогу позднее выдержать все колкие вопросы, которые мне будут задавать в суде.

— Ну? — рявкнул он.

— Я просто не знаю, — ответил я.

— Должны знать!

— Полагаю, что не рассказал ей все из боязни, что она будет считать меня хуже, чем я есть на самом деле. Убийство в припадке ярости или со страха как бы смягчено, а…

— Хорошо, — одобрил Эмери. — Очень хорошо. Мне очень нравится этот момент со смягчением. Вы абсолютно уверены, что не сказали жене, будто убили умышленно, просто ради того, чтобы не попасться и не доставить ей огорчения?

— Я ей этого не говорил.

— Что вы ей сказали?

— Я сказал…

— Отвечайте быстро.

— Слушайте, вам обязательно разговаривать со мной как с идиотом?

Эмери заколебался, наклонил голову набок и ответил хмурым тоном:

— Мне нужно услышать вашу версию правды, потом я сравню ее с официальной правдой. У меня не очень много времени. Я бы хотел ввести Хильдебранда в курс прямо сегодня. Чем больше у него будет времени для размышлений, тем лучше он справится с задачей. Наконец, я хочу, чтобы ваше дело слушалось до роспуска судов на каникулы. Знаете почему? Эта история еще не успела забыться, и так будет менее мучительно для вашей семьи и для вас самого. Поймите меня правильно, Кент, я на вашей стороне. Что вы рассказали вашей жене о нападении?

— Я ей сказал, что Маллен начал меня жестоко избивать, — медленно ответил я. — Нет, это фраза Плейделла. Я ей сказал, что он почти раздавил мне голову… Да, я употребил именно эту фразу. Я ей сказал, что он сильно ударил меня, потом сдавил мне голову, и я подумал, что он ее раздавит. У меня так болела голова, что я почти не соображал, что делаю. Я был в ужасе…

— Вы употребили слово «ужас»?

— Я… я не уверен…

— Слово, употребленное вами, находится на магнитной ленте, так что вам лучше его вспомнить. Это было слово «ужас»?

— Нет.

— Какое?

— Я сказал, что был жутко напуган.

— Это все?

Я закрыл глаза, и прошло довольно много времени, прежде чем я ответил:

— Нет, не все. Я жутко испугался, решил, что он меня убьет, и подумал о том, что будет с ней и с детьми. Я сказал ей, что увидел красное…

— Красное?

— Да, я…

— Правда?

— Что «правда»?

— Что увидели красное?

— Да. Мне показалось, что у меня перед глазами появился красный туман. И я испугался того, что он мог со мной сделать.

— Послушайте, — произнес Эмери более дружелюбным тоном. — Он вас оцарапал. Помните? — спросил он, глядя на мой лоб. — Он вас оцарапал, из ранок текла кровь. Она стекала вам в глаза?

Я не ответил.

— Вот эта царапина, — указал Эмери на мой глаз, — зарастанию которой вы так радовались. Она кровоточила?

— Да, даже больше, чем вторая.

— Было больно?

— Да, довольно больно.

— Одна царапина на лбу, другая — в углу глаза, обе кровоточили… и вы испугались. Именно это вы рассказали вашей жене?

— Да.

— Если вы вспомните, что рассказали ей что-то другое, немедленно сообщите мне. Жизненно важно извлечь из правды максимум выгоды. Так. Вы защищались от Маллена?

— Я воспользовался напильником.

— А до того?

— Я знал, что не смогу с ним справиться голыми руками… Он был вдвое сильнее и уже причинил мне боль.

— Вы воспользовались напильником в присутствии миссис Клайтон?

— Нет.

— Вы его били?

— Один раз попытался.

— Почему всего один?

— Я вам сказал. Он был таким здоровым, что мог сломать меня пополам, а я был потрясен.

— Вы его боялись?

— Да.

— Физически?

— Да, я вам это уже говорил.

— Вы должны быть абсолютно уверены. То, что вы рассказываете мне, будете говорить и в суде.

— Ладно, ладно, — заговорил я высоким голосом. — Вот правда. Он ударил меня так сильно, что я свалился. Я был не в форме, он был моложе меня, и я бы никогда не победил его в борьбе. Я все это знал и был в ужасе.

— Вы достали напильник до или после мысли о том, что он может вас серьезно искалечить?

Я заколебался. Эмери молчал, впервые не торопя меня с ответом. Он внимательно смотрел на меня. У него были совсем маленькие глаза, как у Плейделла, только черного цвета, а у полицейского — бледно-серые. Он сидел напротив меня в комнате с дверью, защищенной решеткой. В нем было что-то обезьянье. Он все время говорил тихим голосом, словно желая быть уверенным, что его не услышит никто посторонний.

— Итак? — произнес он наконец.

— Что вы хотите? — спросил я. — Правду или то, что хотите услышать?

— Я хочу правду, всю правду. По крайней мере все, что вы можете вспомнить. Вы схватились за напильник потому, что боялись?

— В тот момент я очень боялся. Боялся, что он меня изувечит.

— Вы думали, что это было преднамеренное убийство, — громко сказал Эмери, — но, возможно, это не так. Я еще не сталкивался с подобным случаем. Я не уверен, что в тот момент вы сами понимали свои намерения. Возможно, это было убийство при самозащите. Думаю, Хильдебранд будет со мной согласен… не могу в этом поклясться, но думаю, будет. Так. Вы рассказывали вашей жене что-нибудь еще?

— Нет.

— Прекрасно, — резко сказал Эмери. — Прекрасно. Мы сможем… во всяком случае, побороться стоит. И послушайте меня: в вечер убийства человек в вашем положении не мог полностью отвечать за свои поступки и мысли. Вы должны зарубить это себе на носу: вы ударили в целях самообороны. Вы должны подчеркивать жестокость Маллена. Совершенно логично, что вы подумали, будто он собирается вас убить, и поэтому постарались защитить себя. Я хочу снова показать врачу ваши царапины и синяки и…

Эмери секунду поколебался и внимательно посмотрел на меня.

— Вам необходимо понять следующее: ваш мотив не совсем ясен. Вам было больно, глаза заливала кровь, вы боялись, а тот человек был намного выше и моложе вас, в лучшей, чем йы, физической форме. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаете, вы в отчаянии нанесли ему удар. Запомните это. А теперь о пятифунтовых купюрах. Вы говорили…

20

Адвокат защиты

Я смотрел на адвоката Хильдебранда. Как почти все, я был очарован им. Думаю, так было бы даже, если бы в его руках не находилась моя жизнь. Странно, что, пока адвокат не начинал говорить, он выглядел самым заурядным человеком. Ему не помогал даже голос. Он был шотландцем и, стараясь скрыть акцент, прибегал к тому, что ему казалось истинно оксфордским произношением, но это ему редко удавалось. Секрет его силы как адвоката состоял в умении собирать факты и представлять их таким образом, чтобы их значение стало ясно всем.

Шел четвертый день процесса, и он подходил к концу. Лилиан, Джулия и Роберт сидели каждый день в первом ряду трибуны для зрителей. Они почти не сводили с меня глаз. Зал суда был полон. Хильдебранд ясно очертил характер Тимоти Маллена. Никто уже не сомневался в жестокости этого разнузданного человека. Мой защитник теперь допрашивал миссис Клайтон, вызванную в качестве свидетеля обвинения, чтобы опознать драгоценности и подтвердить факт, что Маллен поймал меня с поличным. До сих пор Хильдебранд говорил мягко и деликатно, но вдруг тон его голоса стал жестче: