— Майлин! — пронзительно крикнула она. Ей ответило эхо и низкий рык животного с глазами Матэна. Она сразу же прижала руки к губам, как бы желая задушить свой крик.
Только что усталая и беспомощная, она теперь сидела прямо, как будто в нее вливались волны силы. На ее щеках появился даже нежный румянец, более яркий, чем я когда-либо видел у Майлин.
Майлин? Теперь мне было ясно, что это была не Майлин. Мерли вернулась в свое тело. Прежде чем я успел высказать это или спросить, она кивнула.
— Мерли.
Это я и сам угадал. Время Майлин кончилось, обмен совершился без всякой церемонии и без внешних признаков.
— А Майлин? — спросили мы с Матэном — я вслух, а он мысленно.
— С ними, — она вздрогнула, и я знал, что не от холода, хотя дул холодный ветер.
Она обвела глазами пики, как будто искала ориентиры, а затем показала на один из пиков справа.
— Их лагерь там, на дальнем склоне.
— Надолго? — спросил Матэн.
— Не знаю, они ждут кого-то или какое-то распоряжение. Они держат Майлин по приказу начальника. Я не знаю, кто он. Не думаю, что у нас много времени в запасе.
Матэн снова зарычал и исчез, блеснув красновато-серым мехом, и я знал, что не все те, кого он призвал в свой необычный отряд, помчались за ним. Мерли взглянула на меня.
— Я не Певица. У меня нет власти, которая могла бы помочь нам сейчас.
Я могу быть только проводником.
Она погнала каза вслед за Матэном, и я поехал за ней. В эти минуты я хотел бы снова оказаться в теле барска и бежать за воином Тэсса. Бег уверенно ступающего животного в этом лабиринте скал и обрывов был бы куда быстрее, чем наши осторожные шаги. Меня подгоняло нетерпение, я еле сдерживался, чтобы не обгонять Мерли.
Она несколько раз бросала на меня быстрый взгляд и тут же отводила его, как будто искала что-то и каждый раз убеждалась, что этого нет. Я знал, что именно привлекало и затем отталкивало ее.
— Я не Маквэд.
— Нет. Глаза могут обмануть, они ворота для иллюзии. Ты не Маквэд.
Однако сейчас я рада, что ты носишь то, что принадлежало ему. Майлин попала в спираль, не соответствующую ее вращению. Сердце не один раз предавало мозг.
Я не понял ее слов, да это и не имело значения, потому что я знал только одно: пусть я Тэсса только внешне, я никуда не сверну с дороги, лежащей теперь перед нами. Был ли я все еще Крипом Ворландом, спрашивал я себя, не скрывая сомнений. Когда я жил в теле барска, случалось, что человек терялся перед животным, теперь я тоже мог соединиться с тем, что оставалось от Маквэда в его оболочке. А если я снова вернусь в тело Крипа Ворланда — на что теперь мало надежды — стану ли я только Крипом Ворландом?
— Зачем им нужна Майлин? И как они нашли вас?
— Они не случайно нашли нас, а выследили, но как именно, не знаю.
Зачем им Майлин, тоже трудно сказать. Я слышала, что они хотят возложить на нее вину за то, что с ними случилось. Думаю, что они собираются как-то воспользоваться ею, чтобы склонить Осколда на свою сторону и открыть какую-то дверь на западные земли, где он может стать верховным лордом.
Тем, кто ее держит, дан приказ — только держать и больше ничего. Решать будет тот, кого ждут.
Мы поднимались, спускались и опять поднимались по бездорожью, но где казы все-таки могли поставить ноги. Мы были под тенью пика, на который указывала Мерли. Вокруг было тихо, не было ни одного животного из той армии, что маршировала с нами, если не считать четких подписей отпечатков лап то там, то тут.
— Казы дальше не пойдут, — Мерли спрыгнула с седла. Отсюда мы пойдем сами.
Путь был крутым и опасным. Временами мы почти висели, удерживаясь кончиками пальцев, но все-таки дюйм за дюймом продвигались вперед. Мы обогнули скалу и вышли на другую сторону.
Снегопад прекратился, но сменился морозом, щипавшим легкие при каждом вздохе. Мы вошли в нишу и заглянули вниз, в красноватую бездну у подножия восточных холмов страны Осколда.
Наступила ночь. Я жалел, что у меня нет глаз Джорта, чтобы видеть в темноте. Земля была такой же жесткой и шероховатой, как и пещера, где мы укрылись. Спускаться в темноте было рискованно, но медлить мы не могли.
Мерли показала:
— Там!
Ни палаток, ни фургонов, только костер. Видимо, там не боялись привлечь внимание. Я пытался определить место на склоне, где мог находиться их пикет разведчиков. Мелькнула тень. Прикосновение к мозгу это прибежала Борба.
— Иди… — она качнула головой, показывая тропинку, и мы побрели за нею следом, стараясь как можно меньше шуметь. Спускаясь, мы заметили черную кучу. Из нее высовывалась рука ладонью вверх, с неподвижными пальцами. Борба оскалила зубы, зарычала и прошла мимо руки и того, что лежало на ней. Наконец, мы спустились со скалы на землю. Отсюда нам не был виден маяк лагерного костра, пришлось положиться на мохнатого проводника.
У меня больше не было обоняния Джорта, но, возможно, нос Тэсса устроен лучше, чем у моей породы: я улавливал запах животных и мог сказать, что армия Матэна залегла здесь в ожидании. Затем как из-под земли выросло животное покрупнее, и я уловил мысль Тэсса:
— В лагерь идет отряд. Торопись!
Мы пошли в тени скалы. Огонь костра поднялся выше, дал больше света: двое мужчин энергично подбрасывали в костер топливо. Я насчитал восемь человек в поле зрения. Все они, по-моему, были копией любого присягнувшего-на-мече, которых я видел в Ырджаре. Эмблемы на их плащах я не мог разглядеть.
— Чьи? — послал я мысль Матэну.
— Люди Осколда — тот, тот и тот, — указал он на троих. — Остальные…
Я никогда не видел этой эмблемы.
Резкий и отчетливый звук горна оборвал разговор в лагере. Секунда молчания — затем приветственные крики.
— Где Майлин?
— Там, — ответила Мерли. В свете костра неподвижно лежало то, что я принял за сверток одеял. — Они боятся ее, боятся взглянуть ей в глаза. Они укутали ее плащами, чтобы она не обратила их в животных. Они говорят, что не только она, а все мы можем это сделать.
Я не слышал рычания Матэна, но чувствовал вибрацию мохнатого плеча, прижавшегося ко мне.
— Не можем ли мы подобраться к ней… — начал я, но тут на свет костра вышел второй отряд. На плащах и шлемах сверкал и искрился орнамент.
Предводитель был заметно выше остальных.
— Осколд, — опознал его Матэн.
До нас донеслись голоса, но слова чужого, неизвестного языка я не понимал и попытался опознать эмоции. Торжество, удовлетворение, злоба. Да, эмоции легче понять, чем слова.
Один из тех, кто занимался костром, схватил узел с Майлин и потянул вправо. Другой выступил вперед, взялся за ту часть плаща, которая покрывала ее голову и плечи, и сдернул. Ее серебряные волосы оказались на свободе. Гордо подняв голову, она стояла перед Осколдом.
— Берегись, лорд, она превратит тебя в зверя! — крикнул один из спутников Осколда, оттаскивая его назад. Его мысль была так интенсивна, что я мог прочесть ее.
Осколд засмеялся. Его рука в перчатке, усиленной кастетом с металлическими шипами, размахнулась и ударила Майлин в лицо. Она упала.
Так Осколд дал нам сигнал. Как только Майлин упала, из темноты выпрыгнули тени — они рычали и визжали, выли и рвали, рвали, рвали. Я услышал крики людей, вопли животных и бросился к Майлин.
Я не мастер меча, и мой нож был для меня плохим оружием, но я снова почувствовал в себе ярость Джорта, в мозгу вспыхнул красный занавес, закрывающий мысли и оставивший мне только одну цель. Так было, когда я гнался за Озоканом и его людьми…
Она не шевельнулась под моей рукой, в ней не было жизни, лицо было обращено к небу — кровавое месиво из костей и мяса. Я наклонился над ней и зарычал, как те мохнатые существа, которые сражались рядом.
Как было с отщепенцами, убившими Малика, так было теперь и с этими.
Их охватил дикий ужас от такого способа ведения войны, человеческий ум не мог постичь его. Волны животных обрушились на них. Некоторые от страха лишились присутствия духа, хотя были воинами, другие сопротивлялись, убивали, третьи отступали, но животные преследовали их, сбивали с ног и убивали.