«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли» — так начинается эта молитва. В этих словах неутолимое и извечное наше желание быть рядом с Отцом, всегда чувствовать на себе Его любовь и сознавать себя защищенными Его волей и Его Царствием. Потому что без Него нам трудно, плохо, страшно. Без Него мы беззащитны среди бед этого мира.
Во второй части молитвы содержатся наши прошения о самом главном, о том, без чего наша человеческая жизнь немыслима. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…» — просим мы Его. То есть, с одной стороны, не дай нам пропасть, не дай погибнуть от нужды земной, каждодневной: от голода, холода, от недостатка того, что нам необходимо для жизни физической. Но это и просьба о хлебе насущном, который питает нашу душу. Недаром в молитве, произносимой на греческом языке, это звучит как «сверхъестественный хлеб» — не только хлеб с полей наших, но и хлеб для душ наших.
Следующее прошение играет огромную, порой решающую роль в жизни нашей: «и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…» То есть прости нам, Господи, как мы прощаем, как мы должны прощать своим близким. И этими словами мы говорим очень важное для себя: ведь у каждого из нас в глубине души есть и горечь, и обиды на кого-то, обиды не прощенные, застарелые, порой невыносимые…. И рады бы простить, да не можем!..
Митрополит Антоний Сурожский в своей книге «Беседы о молитве» рассказал очень простую и в то же время удивительную историю.
«Когда я был подростком, у меня, как у всякого мальчика бывает, оказался „смертельный враг“ — мальчик, которого я никак не мог переносить, мальчик, который казался мне истинно врагом. А вместе с тем, я уже знал эту молитву. Я обратился тогда к своему духовнику и ему рассказал об этом. Он был человек умный и прямой, и не без резкости он мне сказал: очень просто — когда дойдешь до этого места, скажи: „И Ты, Господи, не прощай мне моих грехов, как я отказываюсь простить Кириллу…“
Я сказал:
— Отец Афанасий, я же не могу…
— А иначе невозможно, ты должен быть честен…
Вечером, когда я в молитве дошел до этого места, у меня язык не повернулся это сказать. Навлечь на себя гнев Божий, сказать, что я прошу Его меня отвергнуть от своего сердца, так же как я отвергаю Кирилла, — нет, не могу… Я снова пошел к отцу Афанасию.
— Не можешь? Ну, тогда перескочи через эти слова…
Я попробовал: тоже не вышло. Это было нечестно, я не мог всю молитву сказать и только эти слова оставить в стороне, это была ложь перед Богом, это был обман… Я снова пошел за советом.
— А ты, может быть, — говорит отец Афанасий — можешь сказать: „Господи, хоть простить и не могу, но очень бы мне хотелось быть способным простить, так, может быть, Ты меня простишь за мое желание простить?..“
Это было лучше, я попробовал… И повторив несколько вечеров сряду молитву в этой форме, я почувствовал… что во мне не так кипит ненависть, что я успокаиваюсь, и в какой-то момент смог сказать: „Прости! — я его сейчас, вот тут, прощаю…“»
Представляете, какой урок прощения, а значит, и избавления от отрицательных, негативных эмоций был дан будущему митрополиту его духовником? Мало того что, прощая «должников наших», мы сами становимся лучше, чище, мы еще становимся и здоровее — ведь любая накопленная в нашем подсознании негативная информация подрывает самые основы нашего здоровья…
Но что значит «простить?» Человек обидел тебя, унизил, причинил тебе зло, а ты вот так запросто возьмешь и простишь его, скажешь: «Да ничего страшного, ерунда, не стоит внимания?..» Невозможно! Простить — значит забыть? Тоже неверно. Прощение начинается с того момента, когда вы сумеете посмотреть на обидчика не как на врага, а как на человека слабого, податливого, очень часто — несчастного. Он, может, и хотел бы быть другим, не чинить зла людям, да не может — слаб, мелок. И тогда обида перерастет в жалость. Вот он стоит перед вами — суетный, издерганный, измученный своими проблемами, не знающий радости доброты, милосердия, сострадания… и жалко его, бедолагу, просто-напросто жалко, ведь разве же это жизнь — его существование?.. Когда Христа пригвождали к кресту, Он просил: «Прости им, Отче, они не ведают, что творят!» Это и есть прощение во всей его глубине, во всем сострадании.
«Я думаю, — говорит митрополит Антоний Сурожский, — что это очень важный опыт. Очень важно, чтобы, когда мы молимся, мы не говорили ничего, что было бы неправдой (или чего мы не понимаем в полной мере, произносим чисто автоматически. — Авт.). Поэтому, если у кого есть молитвослов и он по молитвослову молится, — читай эти молитвы, когда есть время, ставь перед собой вопрос о том, что ты можешь сказать честно, всем умом, всей душой, всей волей своей, отметь себе, что тебе трудно сказать, но во что ты можешь врасти усилием — если не сердца, то воли, сознания, отметь и то, что ты никак честно сказать не можешь. И будь честен до конца: когда дойдешь до этих слов, скажи: „Господи, этого я сказать не могу, — помоги мне когда-нибудь дорасти до такого сознания…“»
Но вернемся к молитве «Отче наш…» Следующие слова в ней: «и не введи нас во искушение…» Слово «искушение» по-славянски значит не то, что теперь по-русски. Оно означает испытание. И, наверное, самое точное толкование этих слов будет таким: не введи нас в ту область, где испытания нам не выдержать, где с испытанием мы не сумеем, не сможем справиться. Дай нам силы, дай нам разум, и осторожность, и мудрость, и мужество.
И наконец, «но избави нас от лукаваго». То есть избави от тех чрезмерных испытаний, искушений, справиться с которыми нам по силам только с Твоей помощью, и особенно от козней хитрого дьявола, толкающего на зло.
Какой бы серьезной ни была наша забота, каким бы тяжелым ни было наше горе, в унынии и печали, в тоске и скорби, в болезни душевной и болезни телесной мы всегда можем вернуть себе покой, здоровье и радость. Для этого достаточно знать короткую, на первый взгляд, молитву из восьми слов. Об этой коротенькой молитве написаны толстые тома книг. Но и во всех этих книгах не умещается то, что содержат слова этой молитвы. Эта молитва — суть всей православной веры. Объяснить ее — значит объяснить всю правду о человеке и Боге.
Я говорю об Иисусовой молитве: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Мы потеряли связь с Божественным — и в этом причина всех наших бед и напастей. Мы забыли об искре Божией, которая есть в каждом из нас. Мы забыли, что человек предназначен для того, чтобы беречь и укреплять эту связь — связь между собственной искрой и Божественным огнем. Когда мы имеем эту связь, мы словно подключены к аккумулятору Вселенной. И нам дается столько сил, сколько нужно, без всяких ограничений. Иисусова молитва восстанавливает эту связь.
Вот как пишут об этом афонские иноки Каллист и Игнатий: «Молитва, со вниманием и трезвением совершаемая внутрь сердца, без всякой другой мысли и воображения какого-либо, словами: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий невещественно и безгласно воспростирает ум к самому призываемому Господу Иисусу Христу, словами же помилуй мя опять возвращает его и движет к себе самому».
Очень важно в Иисусовой молитве хорошо понимать смысл ее второй части: «…помилуй мя грешнаго».
Каждый ли из нас может искренне назвать себя грешным? Ведь в глубине своей души человек считает: я не так уж плох, я — добр, честен, я много работаю, забочусь о своей семье, о близких, о друзьях, у меня практически нет дурных привычек… Нет, есть много людей вокруг, которые гораздо более грешны, чем я. Только дело в том, что слово «грех» имеет не только общепринятое значение, но и еще одно, гораздо более глубокое.
Грех — это, прежде всего, потеря человеком контакта с собственной своей глубиной. Вдумайтесь в эти слова. Кто может честно сказать, что он изо дня в день живет всеми глубинами своей души, своего сердца, своего ума, всем размахом своей воли, всей смелостью и благородством, живет в полную силу, используя все те физические и духовные резервы, которые даровал ему Господь при рождении? Увы, так, всей глубиной своей мы живем лишь в редкие и прекрасные моменты душевных порывов. В остальное же время все дела наши и мысли — вполсилы, ровно настолько, насколько нам это диктует повседневная необходимость.
