Что же беспокоило Бальзака в том подъёме, который в его годы переживала журналистика? Прежде всего, появление многоликой, неуловимой, переменчивой, поверхностной параллельной власти, в которой посредственные умы становятся достаточно влиятельными, чтобы помешать деятельности великих государственных мужей, если таковые находятся, или держать в тени истинных гениев, которым они завидуют. Бальзак, как уже было сказано, не мог похвастаться тем, что его жалует литературная критика. Но зло, по его мнению, было глубже: пресса позволяет себе споры обо всём, легкомысленные или некомпетентные суждения, она калечит великие идеи недобросовестным или лукавым их толкованием. Бальзак восхищался Талейраном и Фуше, которые умели вести свои дела, не давая никому в них отчёта.

Из этого своего убеждения он всегда выводил конкретные следствия, и они всегда приобретали политический смысл. В романе «Феррагус» он внёс весьма существенную поправку в суждение о последних Бурбонах, высказанное им несколькими годами ранее. В первом издании романа он противопоставлял «Людовика XVIII, который смотрел вперёд, Карлу X, который смотрел назад». То было довольно широко распространённое в своё время мнение, и его подтвердила история, сохранившая образ Людовика XVIII как сторонника компромисса и Карла X как монарха нетерпимого и ограниченного. Спустя десять лет, переиздавая роман, Бальзак переделал и фразу: «Людовик XVIII, который видел одно только настоящее, и Карл X, который слишком далеко заглядывал вперёд». И добавлял: «Чтобы устоять, нынешнее правительство должно обезопасить себя с помощью двух законов там, где Карл X потерял власть из-за двух своих ордонансов». Один из этих знаменитых ордонансов спровоцировал волнения и привел к падению Карла X. Отныне в глазах Бальзака Людовик XVIII был фигурой слабой, а его преемник на троне — деятелем, который понял, в чём таилась настоящая опасность.

И тот же самый Бальзак пытался основать газету и тщился добиться особого положения в уже существующих периодических изданиях. Его отношение к журналистике было смесью навязчивого увлечения с презрением. С 1835 года это противоречие углубилось в связи с вопросом о романе-фельетоне. До этого Бальзак публиковал свои тексты в журналах и газетах. В те времена тиражи ежедневных парижских газет не превышали 5—10 тысяч экземпляров, но впоследствии резко возросли в связи с увеличением спроса на рекламу. В июле 1836 года вышли первые номера газеты «Ля Пресс», основанной Эмилем де Жирарденом, и «Сьекль» («Век»), созданной Эдмоном Дютаком. Эти издания предлагали годовую подписку за 40 франков вместо обычных 80, рассчитывая компенсировать — и даже с лихвой — потери за счёт повышения расценок на рекламные объявления, в результате число подписчиков стало расти день ото дня. Это была своего рода революция, так как отныне газеты финансировались уже не только читателями, но и рекламодателями. Современные крупные печатные и электронные средства массовой информации существуют на тех же основаниях.

Такой порядок дел имел одно важное следствие для литературы: продажу по сниженной цене и доходы от рекламы связывало одно решающее звено: публиковавшийся отдельными эпизодами роман-фельетон, назначение которого было «приманить» читателя к данному изданию, — в точности как это делается в наши дни с помощью популярных телесериалов. Знаменитое уведомление («Продолжение следует»), стоявшее в конце каждого выпуска, оказалось одним из ключей к успеху, ведь читатель старался не пропустить ни одного номера газеты. Роман-фельетон становился, как теперь бы выразились, «товаром повышенного спроса».

Так у романистов неожиданно появился небывалый читательский и денежный ресурс.

Бальзак был другом Жирардена, тесно общался с этим одарённым человеком, одним из самых передовых для своего времени. Идея романа-фельетона привела Бальзака в восторг. Теперь его романы прочитают не две, а десять, двадцать тысяч человек или даже больше.

В 1836 году его «Старая дева» стала первым французским романом, изданным в таком виде. Выпусками также печатались «Служащие» (1837), «Беатриса», «Дочь Евы» (1838), «Сельский священник». Итак, в течение нескольких лет дела Бальзака шли на лад, но к концу 1844 года он был словно громом поражён: Эмиль де Жирарден оскорбил его, отказавшись печатать продолжение его «Крестьян», которым предпочёл «Королеву Марго» Александра Дюма!

Что же произошло? Да просто в борьбе за массового читателя Бальзак уступил конкуренту. В письме к Еве Ганской он дал трезвый анализ неуспеха этого долго вызревавшего у него романа, который считал одним из самых важных в своём творчестве:

«“Ля Пресс” заполучила три тысячи новых подписчиков благодаря “Крестьянам”. Это большой успех, но среди тех, кто не выступил с восторженными отзывами и не покупает, 22 тысячи рабочих подписались на “Парижские тайны”. Если бы “Крестьяне” вышли с иллюстрациями, уверяю Вас, на них подписались бы 22 тысячи богатых».

Что отсюда следует? А то, что другие романисты оказались более ловкими в привлечении широкой публики — той самой, в которой прежде всего заинтересована большая пресса. Но искусство Бальзака для такого дела не слишком подходило. Не то чтобы он не мог сочинять искусные интриги, драмы, за которыми читатель следит с замиранием сердца. Ему не удавалось придать своему повествованию быстроту и лёгкость, которыми отличались Эжен Сю и Александр Дюма.

Жанр романа-фельетона требовал от автора особого способа писать, который противоречил эстетическому идеалу Бальзака. Главы должны были быть одинакового объёма, сюжет — с первого же выпуска задевать читателя за живое, характеры должны быть чётко прорисованы и свободны от всякой двойственности, действие не следует замедлять описаниями; чувства надлежит описывать самые простые и сильные, чтобы читатель сопереживал героям. И ещё требуются неожиданные, эффектные повороты сюжета, читателя надо держать в постоянном напряжении. Разумеется, эти требования не были предъявлены писателям официально, но очень скоро поставщики такой литературной продукции, сумевшие соблюсти их наиболее полно (Дюма, Сулье, Сю), приобрели наибольшую популярность и лучше оплачивались.

Газетные романы породили особый род авторов, создавших особую эстетику. Бальзаку было трудно подчинить своё искусство законам этого жанра. Прежде его часто упрекали в потакании вульгарным вкусам, а теперь, когда он стал писать романы-фельетоны, стали упрекать в том, что он потакает им недостаточно. Для него это противоречие было неразрешимым.

Больше того, эти новые требования противоречили стремлению Бальзака сделать роман благородным жанром прозы. Роман-фельетон, подчинивший романтизм собственным задачам, исключал из текста всё, чем Бальзак особенно дорожил. Прежде всего это, конечно, авторские размышления, социальный анализ, например, его суждения о сельском хозяйстве, производстве бумаги или о сложных социальных процессах в обществе. С другой стороны — и это, несомненно, главное — неоднозначность характеров: Вотрен злой человек или добрый? Роман-фельетон предлагал читателю образы простые, сильные, но одномерные.

Отказ издателя продолжать печатать «Крестьян» можно считать символичным. В этом романе Бальзак, в противовес идиллическим картинам, восходящим к эпохе Жана Жака Руссо, показывает мир села диким, свирепым, полным эгоистических страстей, мелочных, недалёких устремлений. Для издателя газеты было не важно, прав автор или заблуждается, рисуя такую неутешительную картину. Он твёрдо знал одно: публика читает романы не для того, чтобы размышлять о подобных предметах. Ей подавай чего-нибудь такого, отчего Марго заплачет и задрожит: удары шпагой, любовные интриги, дальние страны, давние времена.

Бальзак, упорно изучавший предпочтения читателей и никогда не скрывавший, что пишет для денег, осознал — если раньше о том не догадывался, — что всё лучшее в его творчестве противоречит вкусам его времени.