– Для меня все, что ты сказала, – не новость. Что дальше?

– А дальше, классная руководительница говорила, что с такими результатами он не закончит школу.

– Закончит! – устало произнес Сапожников.

– Не сдаст ЕГЭ.

– Не знаю, что это такое, но знаю точно – сдаст!

– Почему ты так безразличен к судьбе единственного ребенка?! – завизжала Марина.

– Не кричи, ты его разбудишь! И совсем я не безразличен. В отличие от тебя, я серьезно занимаюсь будущим нашего сына, и, по моим данным, пока все в порядке. На этом предлагаю дискуссию закончить. Я очень устал, а завтра предстоит бесконечно длинный день, я улетаю.

– Куда? – уже абсолютно спокойно спросила Марина.

– В Лондон.

– Можно я полечу с тобой?

– Пожалуйста. Вылет намечен на шесть вечера. Там будем в девять. Весь следующий день в Лондоне, вечером обратно.

– Нет, на один день я не полечу. Давай останемся в Лондоне еще на денек? – с мольбой в голосе произнесла Марина.

– Не могу. Очень много работы здесь, я бы даже и в Лондон не полетел, но без меня там никто не может решить вопрос.

Марина больше ничего не сказала, повернулась и пошла к себе в спальню, а Сапожников побрел в свою. Последние пять лет супруги спали раздельно и очень были этому рады. Марина избавилась от необходимости слушать богатырский храп Михаила, а он, в свою очередь, получил возможность в случае бессонницы зажигать свет, читать газеты и смотреть телевизор.

Михаил выпил свои тридцать капель пустырника и заснул как младенец, забыв поставить будильник. Поэтому, когда на следующее утро он проснулся, было восемь, и Илья уже ушел в школу, счастливый, что удалось избежать встречи с отцом. «Ладно, – подумал Сапожников, – вернусь из поездки, приду пораньше, обязательно с ним поговорю».

Днем позвонил Николай и сказал, что сертификат уже готов, но его смогут подписать только завтра днем и он ставит вылет на завтра. Сапожников мысленно чертыхнулся, но подумал, что нет худа без добра – будет возможность вечером поговорить с Ильей.

Беседа с сыном не внесла каких-либо новых веяний в их отношения. Концовка походила на известный диалог из «Тараса Бульбы». Только слова «Я тебя породил, я тебя и убью» в современной интерпретации звучали: «Палец о палец не ударю, чтобы освободить тебя от армии. Ты о матери подумай!»

Илья сидел и ухмылялся, понимая, что ни в какую армию его не отправят, а в худшем случае оставят учиться здесь, в Москве, у родителей под боком, где-нибудь в МГИМО или МГУ – там сейчас из-за кризиса спокойно берут на платные факультеты.

Михаил Петрович еще некоторое время поупражнялся в педагогической риторике и отправился в кабинет – просмотреть в очередной раз измененные материалы для поездки в Англию.

С утра уже было известно, что разрешение на вылет получено, но с очень ограниченным коридором – с восемнадцати до восемнадцати пятнадцати. Сапожников решил взять с собой Миловидова и его заместителя, занимавшегося оформлением английской сделки. Чтобы не рисковать, приехали в половине шестого. Ровно в назначенное время автобус подвез их к красавцу «Эмбраер-Легаси», являвшемуся особой гордостью Сапожникова. Ровно в назначенное время самолет резко оторвался от взлетной полосы.

Внизу показался генеральский поселок, а вот и дача родителей. Они построили рядом со старым отремонтированным дедовским домом новый флигель, разместив там баню, маленький бассейн и квартиру для прислуги. Михаил Петрович профинансировал строительство, но сам туда так ни разу и не выбрался, ограничившись рассказом матери о том, как все здорово получилось. Отношения с родителями Сапожников считал образцово-показательными, давая деньги на любые потребности, раз в месяц навещая их и устраивая им пышные дни рождения и юбилеи. Отец до сих пор работал на кафедре, а мама занималась созданием его быта, как она это называла, и три раза в год ездила за границу: в Карловы Вары, во Францию и в Италию. Воспоминания о родителях вызвали у Михаила Петровича чувство спокойствия и расслабленности, и через мгновение он погрузился в сон.

Посадка прошла очень спокойно. Приземлились в лондонском аэропорту Фултон, обслуживающем огромное количество частных самолетов. Подъехавший тут же автобус подвез пассажиров к зданию маленького терминала, где у прилетевших собрали паспорта и проводили в комнаты ожидания.

Михаил Петрович прошел в дальнее помещение, сел в кресло и увидел напротив себя милую девушку с поразительно зелеными глазами. Их взгляды встретились. Девушка поздоровалась, Сапожников также из вежливости кивнул девушке и сказал: «Hi». И они оба, как будто чего-то испугавшись, мгновенно отвели глаза в сторону, а через несколько секунд посмотрели друг на друга и, поймав этот взгляд, громко рассмеялись.

– Добрый вечер, – начал по-английски Сапожников, – меня зовут Михаил, или, как у вас принято, – Майкл. А может быть, Мишель?

– Привет, Майкл, а я – Софи. Вы из России?

По произношению было понятно, что девушка американка. Да и по внешнему виду легко определялось ее происхождение. Михаил Петрович давно обратил внимание, что у многих богатых американцев присутствовала подобная нарочитая небрежность к своему облику во время путешествий. Абсолютное безразличие к цветовой гамме и размерам одежды, сочетающееся с дорогими сумками, чемоданами, обувью, часами и драгоценностями. На Софи была надета огромная бесформенная кофта и длинная до пят юбка – такой наряд в России могла носить женщина, перешагнувшая пятидесятилетний рубеж, но никак не персона лет двадцати пяти – двадцати восьми. При этом в руках она теребила брелок, свисающий с кольца ручки сумки «Гуччи», выпущенной лимитированной серией. Сапожникову была знакома эта сумка, являющаяся предметом мечтаний Ольги, для чего Михаилу многократно подсовывались каталоги с ее изображением.

Михаил Петрович отметил для себя, что если девушку одеть в модную одежду, то она будет очень даже привлекательна. Несмотря на то что Софи сидела, Сапожников по известным ему признакам понял, что у нее прекрасная фигура. Длинные пальцы, тонкие запястья и такие же тонкие щиколотки, выглядывающие из-под юбки. Видимо, его мысли так явно отразились на лице, что девушка рассмеялась в полный голос.

– Что-то не так? – удивился Сапожников.

– Нет, все так. Пока мне очень даже нравится.

Сапожников вдруг почувствовал приятно разливающуюся теплоту внизу живота. Язык предательски прилип к небу. Взяв себя в руки, он произнес:

– Вы не против, если я приглашу вас сегодня на ужин?

– Нет, – спокойно ответила Софи.

– Какую кухню вы предпочитаете?

– Мне, честно говоря, все равно, но чтобы без лишней аристократической чопорности. – Софи посмотрела на часы. – Хотелось бы пойти в какой-нибудь китайский ресторан в Сохо. Я знаю там один очень милый ресторанчик, называется «Crispyb Duck». Но только, думаю, пока мы доберемся до центра города, уже все закроется.

– Пожалуй, вы правы. Тогда приглашаю в бар в вашей гостинице, он наверняка еще будет функционировать. Где вы остановитесь?

– В «Дорчестере».

– Надо же! – воскликнул Сапожников, а про себя подумал: «Судьба!»

– А вы где?

– В «Дорчестере»! – ответил Сапожников.

– Судьба! – сказала Софи.

Через два часа Михаил Петрович и Софи сидели в баре на первом этаже фешенебельной гостиницы «Дорчестер», мило беседовали, как старые друзья, так что со стороны могло показаться – эти люди знакомы целую вечность. Действительно, Сапожникову было очень легко общаться с девушкой и говорить с ней обо всем на свете, хотя дальше обсуждения английских и американских университетов и собственной студенческой жизни они не зашли. Сапожникову было интересно, чем занимается Софи. Он задавал девушке наводящие вопросы, но та пропускала их мимо ушей. Когда же Михаил Петрович спросил напрямую о ее работе, Софи без особой охоты, очень кратко, рассказала о своей карьере после окончания университета. Она – искусствовед, начинала работать в известном американском банке, занималась подбором коллекции современного искусства, а три года назад организовала собственную компанию и, несмотря на все проблемы в экономике, формирует коллекции для крупных клиентов и корпораций. Пока бизнес процветает, но количество продаж стало значительно меньше, чем раньше.