Литмир - Электронная Библиотека

— А я думала, уборщица! — радостно воскликнула Рута. — Ну, наконец-то собрался навестить! И как раз сегодня, когда я впервые по-настоящему почувствовала, что отпуск начался! Садись.

Приедитис пододвинул ей тапочки и удобно устроился в кресле.

— Можно курить?

— Угости и меня!

Они закурили, и Приедитис начал разговор теми же словами, что и с Вобликовым:

— Я пришел поговорить о Викторе Кундзиньше…

Рута глубоко затянулась, закрыла глаза и выпустила дым тонкой струйкой. С ответом она не торопилась. Но когда Приедитис уже решил, что она предпочла пропустить его вопрос мимо ушей, Рута все же отозвалась:

— А что ты о нем думаешь? Стоит выходить за него замуж?

— А он что — предлагал руку и сердце?

— А тебя это удивляет? Ты не замечал? Да я и тебе могла бы закрутить голову — только никак не забуду, как ты бегал по двору в коротких штанишках…

— Нет, серьезно. Он к тебе сватался?

— Пока еще нет. Но мы, женщины, чувствуем это, когда мужчина еще даже не успел решить для себя самого. Стоило мне поманить его мизинчиком — и он объяснился бы еще вчера. — И Рута снисходительно улыбнулась.

— Да, кстати, относительно вчерашнего, — быстро перешел Приедитис на нужную тему, поскольку в вопросах любви себя авторитетом не считал. — Ты не помнишь — у него в баре была с собой его диссертация?

— С какой-то папкой он все время возился, как дурень с писаной торбой… Я под конец совсем разнервничалась.

— Потому и ушла так рано?

— Мне не понравилась его прижимистость. Я привыкла праздновать с шампанским, чтобы пробки вылетали очередями. А он поил меня сухим винишком, сам пил чаек и говорил о сродстве душ.

— И тебе еще нужен совет? Поехали-ка лучше вниз, выпьем по чашке кофе — во имя старой дружбы.

— Беда в том, что он мне нравится, — голубые глаза Руты налились теплотой. — Он такой незащищенный, такой трогательный. И так похож на моего отца…

— Тогда выходи за него, и дело с концом! — Приедитис почувствовал себя чем-то вроде флюгера в урагане чужих чувств.

— Но, может быть, это сходство меня и пугает, — с логикой, постижимой единственно для нее самой, возразила Рута. — С ним придется возиться, как с малым ребенком, жертвовать личными интересами, поскольку его работа, что и говорить, важнее моих кинопросмотров, рецензий и интервью… Знаешь, сейчас мне начинает казаться, что до сих пор я жила неправильно. Надо было принести деду внука, и это привязало бы его к жизни куда прочнее, чем все мои старания.

— Эмансипация оборотная сторона медали. Но, как я вижу, еще совсем не поздно. Ты вполне способна осчастливить Кундзиньша — если только он не слишком стар.

— В браке меня беспокоит повседневность, а не повсенощность. Я этих ученых знаю как свои пять пальцев — они сильны своей слабостью и нерасторопностью. Если уж выходить за человека в годах, то хочется, чтобы он тебя лелеял, прочитывал на губах каждое твое желание — а вовсе не наоборот.

— Ты что, всерьез надеешься добиться равновесия на весах любви? — повторил Приедитис излюбленное выражение его матери. — И вообще — в этой области я в консультанты не гожусь. Я пришел ради того, чтобы помочь ему.

— Он что, послал тебя посредником? — с презрением спросила Рута. — Похоже…

— Он влез в такие неприятности, что, скорее всего, вообще забыл о том, что ты существуешь на свете.

— Да что ж ты сразу не сказал? Я мигом!

Рута набросила халат и вылетела из комнаты.

* * *

Дверь в номер Перовой была все еще на замке, и Приедитис решил поискать ее на пляже. Впрочем, от самого себя он не скрывал, что разыскивает ее не столько из-за диссертации, дело с которой выглядело достаточно туманно, сколько из-за самой Иры, чью красоту он ставил превыше всех научных открытий, вместе взятых. Далеко уйти она не могла — обычно Таточка со своими совками и ведерками обосновывалась у первой же песочной кучи.

В вестибюле он увидел выходившую из кинозала Гунту, только что закончившую опрашивать уборщиц и официанток.

— Никто ничего не знает, — вполголоса проговорила она. — А как на твоем фронте?

— В баре папка у него была, это подтверждает Рута Грош. А вот дальше — глухо. Теперь все надежды на Жозите.

— Поедешь с Мурьяном?

— С какой стати! Я соединю приятное с полезным — иду на поиски жгучей Иры.

Утоптанная дорожка привела Приедитиса к углубленной площадке, которую отдыхающие окрестили сковородкой, — на ней можно было поджариваться на солнце даже в ветреные дни. Он не ошибся: на склоне дюны лежала на пестрой простыне Перова, а около нее возилась Тата, упорно старавшаяся зарыть ноги матери в песок. Девочка была тепло одета и безбожно потела, что никак не мешало ее деятельности.

Услыхав шаги, Перова повернула голову в сторону приближавшегося и открыла глаза. Затем попыталась завязать на спине тесемки купальника, но, убедившись в невозможности этого, снова растянулась на простыне, словно обессилев.

— Помочь? — предложил Приедитис.

— Терпеть не могу, когда остаются белые полосы. Если это вас не шокирует, можете расположиться рядом, — проговорила Перова и, отодвинувшись, освободила узкую полосу простыни. — Только не ложитесь на песок!

Приедитис быстро скинул костюм, заметив при этом, какой противно-бледный, по сравнению с матовым загаром Перовой, выглядела его кожа, и тут же ощутил, что по спине его как будто побежали мурашки. Это Тата принялась сыпать на него песок.

— Оставь дядю в покое! Он пришел поговорить со мной.

Но пускаться в разговоры Приедитису сейчас не хотелось. Ему было хорошо. Вокруг царила такая тишина, как если бы они находились в центре пустыни, а вовсе не в двух шагах от железобетонного здания, битком набитого достижениями технического прогресса — от пылесосов до кондиционеров. Хотелось расслабиться под теплыми лучами и ни о чем не думать. А меньше всего — об исчезнувшей рукописи. В конце концов, что ему за дело? Пусть Кундзиньш сам и ищет, если она ему так уж нужна. Внезапно Приедитису сделалось не по себе от необходимости выспрашивать, расставлять ловушки, балансировать на грани искренности. Подозревать Ирину он был не в силах. К чему ей присваивать скучный трактат? Заграничный журнал мод такая женщина еще может прибрать к рукам, но диссертацию…

— О чем задумались? — спросила Перова.

— О вас.

— Это помогает вам не уснуть? — уколола она. — Ладно, добро за добро. Я рада, что вы пришли, чтобы скрасить мою скуку.

— Разве вы не стремитесь к одиночеству? Мне казалось, что вы избегаете общества.

— Только наших, институтских. Они всегда себе на уме и, пусть даже бессознательно — все равно, стараются подъехать, чтобы заручиться, в случае чего, моей поддержкой у шефа. Знают, бездельники, что он мне доверяет… Но вам-то от меня ничего не нужно, разве не так? Кроме, может быть, меня самой… А это приятно каждой женщине. Нет-нет, без рук, я же не сказала вам, что готова начать традиционный курортный роман — я просто за откровенность.

— Тоже не новая игра: пять минут откровенности.

— Согласна. Первый ход ваш.

— Почему вы приехали сюда в мертвый сезон?

— Отвечаю: потому что я сама себе не хозяйка. Я технический секретарь, хотя громко именуюсь референтом. И мне приходится приспосабливаться к причудам шефа. Правда, он формулирует это более утонченно: «Я не могу обойтись без вас, эрго — вам без меня тут нечего делать». Профком позаботился о бесплатной путевке — и в результате я оказалась здесь… Еще вопросы?

— Почему вы иногда грустите?

— Всегда смеются только дурочки. Да и чему радоваться, скажите? Тому, что я сильна — с соизволения шефа? Тому, что я всегда одна? Что муженек за границей катается как сыр в масле, а нам дважды в год привозит обновки? — Понемногу она разгорячилась. — Но я уже вышла из Таткиного возраста, когда радость из-за новой игрушки заставляла забыть обо всех невзгодах. Совсем наоборот: сколько еще можно ждать в моем возрасте? Прошли времена, когда жены ожидали, когда мужья возвратятся с войны.

10
{"b":"208130","o":1}