Встретив красивую, молодую продавщицу, долго тянуть не стал – женился. Родился Димка. И все было прекрасно, любили Виктора в городе, уважали. Да только не было ему покоя по ночам. Приходили за ним его друзья и недруги с того света. Зарезанные, разорванные в клочья растяжками, застреленные, без вести пропавшие. Не мог Виктор Федорович спать, просыпался с криком, в холодном поту, засыпать боялся. Даже молодая, теплая жена под боком не заслоняла его от прошлого. Зато спасала водка. Дальше – больше. Пил один, молча глядя в стену на кухне. Жена, почувствовав беду, уговаривала, ругалась, плакала. Потом стала наливать и себе – от злости и «чтобы ему меньше досталось». В общем, история старая и всем известная. Когда Димке было четыре года, отец, к тому времени меньше двух бутылок не пивший, повесился ночью на кухне. «Друзья зовут, война продолжается» - написал. Мать с горя совсем спилась. Димку воспитывали отцовы приятели – менты. Следили, чтобы учился и занимался самбо, в память об отце.
Отцом Клавки или Толика мог быть кто угодно. Мать тогда была еще молодая, не пропитая, много мужиков задерживалось в ее комнате. Растили их жалостливые соседки и жены друзей Виктора Федоровича. Когда Димка подрос, сам стал за малыми присматривать. Поделил комнаты, в дверь детской врезал замок. Всех мамашиных друзей, кто пытался к ним вломиться, дюжий Димочка выносил из дома на кулаках. Заставлял малышню ходить в школу, оформлял пособия и бесплатные обеды.
Но вот Димка ушел в армию, и Клавдия, а за ней и Толик, перестали появляться дома. Летом было хорошо – они плотно обосновались на вокзале. А вот слякотной и промозглой краснодарской зимой приходилось несладко. Выручала баба Нюра – привечала их в своем домишке на окраине вместе с родными внуками – Ниночкой и Виктором.
Ребятня ждала Димку – двенадцатилетний Толик и четырнадцатилетняя Клавка. Вместе с такими же бедолагами – тринадцатилетней Ниночкой и ее пятнадцатилетним братом Витьком – оборудовали себе вагончик. Жили тихо-мирно, даже старательно ходили в школу. Витек с Толиком мечтали стать такими, как Димка, и тоже занимались самбо. Клавдия собиралась поступить в медучилище, а Ниночка – стать парикмахером. Мальчишки подрабатывали на рынке и вокзале грузчиками, девчонки продавали воду и сигареты по вагонам. Насмотревшись на подвиги своих мамаш, вели себя скромно. Может, и была любовь у Клавы с Витькой, но они об этом никогда не заговаривали. Не пытались даже целоваться – наверное, назло этим все опошлившим взрослым.
Прошлой весной Димка, отслуживши в десантных войсках, должен был вернуться домой. Клава ждала его, надеялась, что брат приструнит мамашиных дружков и наведет порядок. Но вместо брата пришло письмо – Димка завербовался служить по контракту. Написал, что обещали прилично заплатить. Хочет, мол, вернуться домой с деньгами, и уж тогда они заживут как люди. Служба, мол, интересная и доходная. Нанялся он в гарнизон, охранявший какую-то Зону.
3
…Оглядев стол и всю честную компанию, Клавдия наконец-то заметила, как она поняла, виновника торжества. Занимая спиною целый угол, вполоборота к окну, сидел и курил совершенно незнакомый мужик. Средних лет, круглолицый, нос картошкой, коротко стриженые волосы, одет в джинсовый костюм и кроссовки. Ничего такого, на чем бы задержался взгляд. Он без улыбки смотрел на пирующую ребятню и пускал дым из ноздрей.
- Клавка, да Клавка же! - теребил ее и причитал Толик – Это все нам от Димки нашего! К Димке поедем! – и сиял конопатой курносой мордашкой, замурзанной кетчупом и шоколадом.
4
…Прождав Геночку три дня, Тамара кинулась искать сына. Поспрашивала на вокзале – всю компанию давненько никто не видел. Побежала искать в вагоне – никого. Не сразу нашла оставленную в одном из «кабинетов» записку – «Уехали к Димке с дядей Сашей» - и все. Почуяв недоброе, побежала к Армену-палаточнику. Тот с готовностью рассказал, что да, мол, дети приходили. При больших деньгах. Накупили еды всякой целую гору. Все чирикали про Димку и дядю Сашу какого-то. Когда? Да уж дня два-три прошло, кажется.
Тамарка кинулась в милицию. Дежурный, глядя на нее, как на припадочную, велел оставить заявление. Вот странная баба. Компания бродячих беспризорников и полоумный – кого искать-то? И вообще, от нее он примет заявление только по поводу ее сына. Об остальных детях пусть их родители заявляют. Сунувшись домой к Клавдии и Толику, Тамара попыталась привести в сознание их мамашу, не первый день пившую мертвую вместе с родительницей Ниночки и Виктора. Как могла, донесла до двух пьяных баб суть проблемы. Получила в ответ невразумительное: «Да че им буит-то, оглашенным…ладно, не ори, завтра сходим». Метнулась к бабушке Нины и Виктора. Та всполошилась, обещала сходить в отделение.
Поняв, что толку от всего этого чуть, сбившаяся с ног мать ринулась в военкомат. С боем прорвавшись в кабинет к какому-то тамошнему начальнику, хлопнулась на стул, вцепилась в него обеими руками и заявила, что никуда оттуда не уйдет, пока не поговорит с этим Димкой или каким его начальником.
МаргоРита
1
« …Она приостановилась, подняла руку и медленно, с наслаждением, стянула капюшон. Встряхнула головой, и освобожденная копна светло-пепельных локонов, расплескавшись по плечам, обняла ее хрупкую, как египетская статуэтка, заманчиво обтянутую комбинезоном восхитительную фигурку. Сидевшие за столиками мужчины, затаив дыхание, не могли отвести взгляд от этого волшебного видения, возникшего в дверном проеме…»
Послышалось отчетливое хихиканье и дурацкая картинка улетучилась у Ритки из головы. Она осуждающе посмотрела на Маргошу.
- Запомни, дорогуша: мыслящее существо от бессмысленного животного отличает наличие чувства юмора! – гордо заявила девушка и, взъерошив на затылке примятые капюшоном рыжеватые короткие волосы, вошла в бар.
- А как же неконтролируемая фантазия? Страшно даже спрашивать, признаком чего она является! – съехидничала Марго, приостанавливаясь в дверях и обводя зал долгим взглядом.
- Если бы про нас снимали фильм в Голливуде, мы были бы именно такими, уж поверь мне.
- Это был бы тупой фильм.
- Зато кассовый.
Спустившись по ступенькам, они двинулись через зал, лавируя между столами. Привычно собрали по пути знатный урожай мужских взглядов – дружеских, любопытных, похотливых, испуганных, неприязненных.
Сказать, что Славка Задира, сидевший в баре, был ошеломлен – ничего не сказать. Те сплетни, которые он тут успел услышать, не смогли подготовить его к тому, что он сейчас видел. Ничего себе «сестрички»! Через зал шла молодая женщина лет двадцати пяти. Невысокая, стройная. Каштановые, с рыжиной, волосы, короткая стрижка. Высокие скулы, ровный нос, крупный рот, упрямый подбородок. Глаза темно-карие, чуть-чуть раскосые. Взгляд уверенный и пытливый. Не красавица, но взгляд от нее отводить не хочется.
А вот вторую «сестричку» он так откровенно разглядывать не рискнул. Спасибо, вчера насмотрелся на такое. Откормленная, холеная чернобыльская псина. Собственной персоной. Размером с годовалого телка. Голова как две Славкиных. Ухоженная длинная шерсть лоснится и идет волнами от каждого шага. Только цвет странный – желто-песочный, с черными подпалинами. На морде – черная маска. Если приглядеться, морда будет подлиннее, чем у обычных чернобыльцев. Короткие стоячие треугольные уши, крутой лоб, мощные челюсти. В общем, воплощенный кошмар любого сталкера. Как посмотрела с верхней ступеньки – будто мозги отсканировала.
Славка со вчерашнего дня ждал, когда же он сможет поблагодарить своих спасительниц, и сейчас твердо решил встать и все-таки подойти к ним. Сразу же, как только перестанут дрожать коленки.
