Литмир - Электронная Библиотека

К всеобщему удивлению вдруг заплакал и старик Шамши.

Он встал и обнял Саида и Сабиру:

— Знаете что, — сказал он, став вдруг очень важным, — я, пожалуй, вам подарю свой самовар…

Это развеселило собравшихся: все знали, что самовар его был весь дырявый и никуда не годился.

Однако значение этого дара всеми оживленно стало обсуждаться.

Все стали укладываться на ночь. Мы с Карабеком легли рядом, на деревянных подмостках под потолком.

Карабек долго ворочался.

— Что не спишь? — спросил я.

— Вот хорошо, что у Саида и Сабиры так кончилось… — оказал он, поднявшись на локти. — Эх, товарищ Кара-Тукоу, вот что я тебе сказать…

Но не найдя нужных слов, он махнул рукой и лег.

— Азама не привязали на цепь, — вдруг сказал он сердито. — Плохой порядок.

КТО БУДЕТ ПЕТЬ В КАРАВАНЕ

Я проснулся на рассвете от какой-то неясной возни, происходящей в каморке: заглушенный шум борьбы, шёпот двух голосов доносились из-за перегородки. «Отдай», — говорил один голос по-киргизски. — «Нет», — отвечал другой. Слышно было, что один человек пытался что-то вырвать у другого. Я вспомнил часового, поставленного мною у дверей на ночь. Вдруг загремело что-то, стукнуло железом и тяжелый предмет грохнулся на пол. Я вскочил, выхватил револьвер и шагнул к перегородке

Там Карабек и старый Шамши стояли друг перед другом. Между ними на полу валялся самовар старика — ржавый, погнутый, с огромной дырой на боку. В ту же минуту они нагнулись, схватили самовар и приняли вырывать друг у друга.

«Отдай Сабире и Саиду, старый вру», «Деревянное ухо!» — корча страшные гримасы и сверкая глазами, шептал Карабек стараясь, очевидно, не разбудить меня и Сабиру с Саидом. «Ты обещал!» — говорил он. «Нет, ничего я не обещал», — шипел старик, которому опять стало жалко самовара. — «Я тебя сейчас зарежу», — говорил Карабек, в самом деле хватаясь за рукоятку ножа у пояса. Я уже хорошо знал этого удивительного человека: он любил изображать себя очень свирепым и даже, пожалуй, мог привести в исполнение любую угрозу. В сущности же это был добряга-парень. Почему-то особенно близкое участие он принял в судьбе Сабиры и Саида;, но он ни за что и никому не позволил бы заподозрить себя в каких-нибудь сантиментальных чувствах. «Гордость, привычки поколений, суровое воспитание среды, требующей умышленной черствости сердца, — что это?» — думал я, наблюдая сцену с самоваром…

Голубой берег - _10.jpg

— Я тебя сейчас зарежу, — говорил Карабек.

Но тут проснулись Саид и Сабира.

— Что такое? — спросил пастух, вскакивая.

— Ничего. Тебе какое дело? — грубо сказал Карабек, сплюнув и отпустив самовар. Старик, готовый до этого уже заплакать, просиял.

— Хорош, хорош самовар! Я его еще починю в Гарме, — сказал он, поглаживая дырявую посудину дрожащими руками.

— Конечно, отец. Тебе просто все завидуют! — звонко засмеялась Сабира.

Все расхохотались. Вошедшие караванщики стали осматривать самовар, похлопывать его руками и причмокивать, подмигивая и смеясь:

— Ого! Это да! — говорили они. — Только опасно такую драгоценность везти Голубым берегом: как бы ее не разбило камнями!..

В это время в чайхану ворвался глухой, отдаленный гул. Волна воздуха приоткрыла дверь и вновь закрыла ее, стекла тихо вздрогнули: где-то в торах происходили обвалы. Это сразу напомнила всем, что надо спешить, и караванщики вышли на улицу, принялись вьючить лошадей и ослов.

Уже через полчаса караван был готов к отправлению. Солнце освещало верхушки гор. Кишлак стоял в тени, между скалами; мы находились на западном склоне, теперь прохлада будет стоять до второй половины дня. Но снега здесь было уже мало, зеленела кое-где трава.

Население кишлака вышло провожать нас, пришел вчерашний председатель. Я вспомнил Джалиля Гоша. «Куда он делся? — подумал я. — Наверное, уже скачет где-нибудь по ущельям…»

Я зашел в чайхану захватить портфель и сумку. В это время чья-то лошадь застучала копытами за окном, всадник остановился и соскочил на землю… В комнату вошел Джалиль Гош. Он был хмур и все время передвигал шапку ка голове, поправляя белую повязку.

— Ну что же, прощай, — оказал я, собирая бумаги. — Ты что-то хотел сказать?

— Да, — сказал он, — я хотел сказать: слышишь — падают камни?

Глухой гул обвалов потряс домик.

— Это камни. Скоро они будут падать на Голубом берегу.

— Да, я знаю.

— И ты не знаешь дорогу. И можешь не успеть…

— Постараюсь.

— А ты слышал про Голубой берег?

— Да, да, все слышал, — досадливо махнул я рукой. — Он убивает всех неверных, всех уполномоченных, всех коммунистов. Может быть, агронома он не тронет…

— Да, да, да. И он задавит тебя тоже. И я хотел тебе сказать, что так тебе и нужно, потому что ты не веришь в бога. Вот.

Джалиль сплюнул сердито и пошел к выходу. В дверях он остановился.

— Все? — опросил я.

— Нет еще. Вот я все думаю, много думаю: сегодня ночью сел на коня, ездил, опять вернулся. Какой ты такой удивительный человек! Я не видел такого человека: ячмень тебе везти — ты в буран идешь, в снег идешь, в Голубой берег идешь. Что ты привязался? Чего тебе такого здесь надо?..

— Мне, Джалиль, надо перевезти в Гарм ячмень и обратно доставить семена. Я же тебе говорил. Их нужно успеть посеять, чтобы в Алайской долине росла пшеница. Только и всего.

— Мне нет дела до твоей пшеницы! Убирайся, куда хочешь. И Голубой берег пусть тебя убьет, как хочет…

— Ты боишься Голубого берега?

— Джалиль не боится Голубого берега! — рассердился Джалиль. — Джалиль ничего ему не сделал! Он сам едет теперь в Большую Дувану.

Новый, еще более сильный раскат грома раздался в ущельях. Стало тихо. Смолкли на минуту крики ишаков, за забором крикнул петух и замолк, словно кишлак прислушивался: где-то летела очередная лавина с гор.

— Ну вот, — сказал Джалиль. — Еще я хотел сказать: я тоже еду к Дувану. Я дорогу знаю. Едем вместе.

Так неожиданно закончив разговор, он отправился к своему коню. За мной пришел Карабек.

— «Молчащий язык» опять едет? — спросил он.

— Да, он знает дорогу.

Карабек насупился.

— Ага, Джалиль знает дорогу, а Карабек не знает дорогу, — сказал он. — Хорошо. Карабек стал плохой. Он может остаться здесь…

Я попытался успокоить его: «Один человек хорошо дорогу знает, два — еще лучше». Но 'Карабек остался недоволен. Он поставил своего коня в самый конец каравана, сел на него и стал глядеть в сторону с самым безучастным видом. Однако через минуту он крикнул мне:

— Хорошо, начальник, а петь тоже Джалиль будет? Смотри, молчит, не поет каравану ничего; молчащий проводник — плохой проводник. Он худо проводит караван. Я петь не буду!

— Ну тогда мы погибли! — испуганно сказал я.

— Хорошо, я буду петь! — крикнула, смеясь, Сабира и поскакала вперед. За ней двинулся Саид. Сабира звонко запела.

Мы тронулись в путь. Покачивая неодобрительно головой, Карабек продолжал ехать сзади.

Часть третья

ОВРИНГИ

Мы въехали в страну Каратегин. Алайская долина осталась за перевалом.

Как будто в совсем другой мир попали мы. Кругом зеленела трава, стада тучных коров паслись на лужайках. По склонам ходили отары овец.

Правда, горная тропинка была еще в снегу. И в вышине сверкали ледники. Но солнце сильно пригревало землю, и снег быстро испарялся.

24
{"b":"207911","o":1}