Когда я вышел к маленькому лесному озеру, то увидел на его берегу альбиноса, который стоял на локтях и коленях, опустив волчью голову между плеч. Его белая шерсть была очень грязной от крови и слизи, тело сотрясало мелкой дрожью, и тихое рычание разносилось над покрытым утренней дымкой озером.
Наверное он услышал мое приближение, потому что резко вскинул голову и посмотрел на меня зло, оскалив зубы.
- Уйди! Зачем пришел? – каждое слово было рычанием сквозь зубы. – Давай! Быстро! К лесу – передом, ко мне – задом!
Я уже хотел развернуться и наплевать на все благородные чувства всколыхнувшиеся во мне, но тут Ликос даже не зарычал, а заскулил и снова повесил голову между плеч. Дрожь стала усиливаться все сильнее и сильнее, его когтистые руки впивались в землю, а грудь и живот ходили ходуном от судорожного дыхания.
Не поднимая головы, он полусказал полупрорычал:
- Уходи! Я уже не могу сдержать превращение! – Ликос посмотрел на меня глазами полными боли, задрал морду и протяжно завыл.
От вида таких страданий, я кинулся к нему, но еще не успел добежать до него, когда заметил, что шерсть оплывает с него, как воск с огарка. Она опала вокруг него грязными комьями и представила мне обнаженное тело полуволка получеловека. Вся спина пестрела кровоточащими порезами на белой коже. Его тело снова сотрясла дрожь, и рябь пошла по позвоночнику, который прогнулся под кожей, как костистая змея, меняя свои изгибы с хрустом, от которого у меня волосы встали дыбом. Ликос снова взвыл, и его тело захрустело всеми суставами, которые в нем находились. Я увидел, как слегка удлинилось плечо, укоротилось предплечье, затем, ступни съежились до нормальных размеров, присущих людям. Когда он поднял лицо, то оно уже приобрело сходство с человеческим, правда, всё еще оставалось безволосым, но, в ту же секунду, на бровях и голове, словно мелкие белые колосья, пробились волосы, только на голове они продолжали все расти и расти, пока не легли вокруг его рук белым снегом.
Ликос застонал и пошатнулся, я быстро сел возле него, и волколак рухнул головой и плечами мне на колени, мужчина задыхался, его рот со всхлипами втягивал воздух. Я не знал, что мне делать дальше, поэтому положил руку ему на голову и стал гладить по волосам, перебирая мягкие пряди. Он успокоился под моими руками, обмяк на моих коленях, все его длинное и нагое тело расслабилось на траве.
- Ликос, как ты? – позвала я тихо.
В ответ раздалось тихое бормотание, которое я расценил, как «нормально». Я продолжил гладить его, а Ликос не возражал, даже показалось, что он заснул. Мне пришлось сидеть тихо-тихо, чтобы не нарушить его забытье. Я расправил белые волосы, прикрывая его спину и руки от утренней прохлады, погладил его высокий лоб и широкие брови пальцами, провел дорожку по гордому носу. Хорошая получилась бы скульптура. Мужчина тихо вздохнул и обнял мои бедра руками, от этого движения, жесткий плащ Ликоса вздыбился и раскрылся на моей груди. Я постаралась запахнуть его, спрятаться от утренней прохлады, но посмотрев на человека, спящего у меня на коленях, оставил эту затею.
Так я и сидел, пойманный тяжелым телом Ликоса в ловушку, не смея разбудить его. Не знаю, сколько прошло время, но солнце уже было довольно высоко и отбрасывало огненные блики на водную гладь. Сквозь звонкие птичьи трели я слышал, как журчат родники, питавшие озеро. Ветер тихо шелестел кронами над головами, разгоняя мелкие, пушистые облака на небе. Я откинулся назад на руках и вдохнул ароматы леса, подставив солнечным лучам лицо и полуобнаженную грудь.
Вскоре я услышал, как Ликос тяжело вздохнул и, не отрывая головы от моих ног, сказал:
- Почему ты такой? – его голос был расслабленным и тихим.
- Какой? – удивился я.
- Такой. Почему ты не ушел, неужели не страшно было?
- Страшно, - признался я, - страшно было за тебя. У вас, это так всегда бурно и болезненно происходит?
- Нет. Я потерял много крови, организм из последних сил пытался восполнить её потерю, но из-за того, что я продолжил путь – перегрузился, и сил, пройти метаморфозу безболезненно, у него не осталось.
Он шевельнулся и повернул ко мне лицо. Впервые, за все время нашего знакомства, его глаза не были холодными.
Ликос медленно поднялся и сел, рассматривая себя. На нем еще были не зажившие порезы, он убрал волосы со спины, и я увидел, что и там порезы еще не зажили.
- Почему ты еще не исцелился окончательно?
- Я же сказал – перегрузился.
- А, - сказал я глубокомысленно.
Волколак сел на колени ко мне лицом,
- Промой мне раны, - скомандовал он, но потом добавил, - пожалуйста.
- Зачем? – спросил я, подозрительно прищурившись.
- Иначе заживут со всем, что туда успело попасть.
- А, - снова повторил я глубокомысленную фразу.
Я встал и достал свою рубашку из глубокого кармана плаща, я ее до этого полоскал и от усердия разодрал ветхую ткань совсем. Пройдя к озеру, я прополоскал её ещё раз и тут мне пришла гениальная мысль:
- А почему бы тебе просто не искупаться? – спросила я, невинно хлопая ресницами. Я-то давно уже отмыл с себя всю грязь еще до рассвета.
Он растянул губы в усмешке, наконец-то показав мне свои клыки в улыбке.
- Нужно пройтись по самим ранам, чтобы наверняка убедится, что все вычищено.
- А! – блин, вот прицепилось же. Такому словарному запасу и Эллочка Людоедочка позавидовала бы.
- Почему ты не боишься? – он говорил очень тихо, пристально глядя мне в глаза.
- А я должен? – так же тихо спросила я.
Он наклонился ко мне и прошептал:
- Нет.
Я замер, сердце подпрыгнуло и забилось в горле.
- Теперь спину, - и он повернулся ко мне спиной.
Я моргнул, не понимая, что это было, вдохнул глубже, встал и пошел сполоснуть остатки своей рубашки. Затем сел за его спиной, отвел волосы и провел по ранам. Ликос вздрогнул.
- Больно?
- Щекотно, епть, аккуратней можно?!
Кажется, он уже здоров.
***
- Обалдеть! – восхищено и в то же время с толикой дрожи в голосе протянула Валерия.
Да уж, есть, отчего обалдеть. Мы стояли на решетчатой металлической платформе, куда попали, выйдя из просторного лифта. Внизу простирался огромный зал, по которому сновали люди. Слева и справа от нас, вдоль стен зала, тянулись такие же платформы, что-то вроде балконов, на которые вели… комнаты, так я понял, потому что видел, как оттуда входили и выходили люди. Двери открывались в бок, наверное, что бы сэкономить пространство на узкой платформе, шириной где-то в метр. Эти «балконы» располагались в три яруса с каждой стороны зала, сам зал имел прямоугольный вид, и противоположная нам сторона была в ста метрах от нас.