Сейчас нас осталось пятеро — не считая наставницы. Самая старшая — Луззаремия, она меня на три года старше. Она уже окончила институт и где-то работает. Обычно мы ее зовем Лузза или Луз — а так она по документам Елизавета. Мы с ней, в общем, ладили. Дальше по старшинству идем Джуремия и я — она меня на пару недель старше. Вот с ней мы с детства враждуем. Это просто чудовище. Она очень любит нашу работу и гордится ею. Мы считаем, что она и будет наследницей наставницы. У нас мы ее зовем Джури, а так она Евгения. У меня с Евгениями вечно не складывается. — Добавила я, припоминая нашу однокурсницу.
— Хотя, кроме меня она всем нравится. Да и с Луззой они дружат. А если Анаре приезжает, так по полночи втроем болтают…
Ну и еще есть младшие — Танремия и Каттеремия. Соответственно Танре и Каттер, или Таня и Катя, если по паспорту. Танре меня на полтора года младше, Катя на два. Они дружны между собой, заглядывают в рот Джуремии и учатся на первом курсе вместе, как сестры. Раньше мы с ними много времени проводили. Особенно с Катькой — она такая была… человечная. А потом как-то у нас поменялось…
Даже не знаю, что тебе еще рассказать?
— Расскажи про наставницу — попросила Арина. — Она была вам вроде мамы?
— Нет, не была. Скорей уж ею была Анаре.
— Наставница злая? — я задумалась.
— Ты знаешь, нет. Не то что бы злая. Она просто… делает свою работу и уверена, что так и должно быть. Во всяком случае, я не помню, что бы она кого-то мучила перед умиранием, не то что Джуремия. Она говорила, что наша работа во благо — думаю, она и вправду верит в это.
Арина мучительно размышляла, затем робко сказала:
— А ты уверена, что поступаешь правильно? Только пойми, я тебе очень признательна и я очень не хочу умирать. Я этого боюсь. Но ведь этот баланс, про который ты говорила… Имею ли я право на жизнь, если она его нарушает?
— Зачем я только про него тебе рассказала! — я была на себя зла.
— Арина, этот баланс — полнейшая глупость. В войну — знаешь, какой дисбаланс шпарит? Годами! И вообще одна твоя жизнь на баланс никак не повлияет.
— А… вместо меня из кого-нибудь другого не выпьют жизнь? — решилась спросить она.
— Нет. — Сказала я твердо. — Это невозможно. И вообще уже поздно, давай ложиться спать.
На самом деле уверенности я не испытывала. Этот вопрос терзал и меня: что предпримет наставница, если не сумеет нас обнаружить? Она помешана на балансе, а ведь я соврала Арине, что ее жизнь не повлияет на баланс — конечно, повлияет. Не надумает ли моя дорогая наставница исправить его, выпив другую жизнь? Если надумает, — как скоро? А если обнаружит Арину уже после — будет ли это означать, что для нее опасность миновала? Можно ли ей тогда будет вернуться домой, к родным? Мы об этом не говорили, но я знала, как сильно ее это тяготит. Ее семья наверняка ее разыскивала и переживала за нее. Но я не хотела, что бы оборвалась и чья-то другая, не Аринина жизнь… Будет ли моя вина, если это случится? А если это будет ребенок или другая, такая же славная и добрая девушка, как Арина?
Вопросы, вопросы… Они мучили меня, не позволяли заснуть. Я проворочалась всю ночь, и рано утром вылезла из кровати абсолютно разбитая.
— Ты куда? — сонно спросила Арина.
— Прогуляюсь, продуктов куплю. Спи, рано еще.
В раздумьях я пошла на набережную — город находился на морском побережье. Несколько часов я бесцельно бродила по ней, затем проголодалась и вспомнила, что собиралась купить продукты. В небольшом продуктовом магазине я набрала еды, расплатилась и в отвратительном настроении пошла в сторону нашего прибежища. Деньги таяли с невероятной скоростью, скоро нам просто не на что будет есть. По пути я заглянула в ларек и купила пару бутылок пива — надо же чем-то лечить нервы. И Арине не повредит, ей досталось за последнее время. Я откупорила бутылку и сделала большой глоток…
Несмотря на позднее время, Арина не спала. Взволнованная она вышла в коридор и включила свет.
— Ксюша?!
— Я… продукты принесла…
Арина взяла у меня из рук пакет с продуктами и положила на тумбочку. Затем попыталась помочь снять мне куртку. Я неловко отмахнулась.
— Я в порядке.
— Я вижу.
— Наставницу мою только не изображай… — она промолчала.
Кое-как стянув куртку и скинув ботинки, я поплелась в комнату, хватаясь за стены. На середине коридора упала, потом меня стошнило. Что было дальше, я потом припоминала весьма смутно. Вроде бы Арина принесла тазик и полотенце, потом помогала мне добраться до постели… Единственное, что я помнила хорошо — это свое страшное понимание, что если сейчас что-то произойдет, Арина будет перед этим абсолютно беззащитна.
Проснувшись, я с трудом открыла глаза. Голова болела просто невыносимо, во рту пересохло. К тому же меня бил озноб и ужасно тошнило. Я сползла с кровати, натянула свитер и носки, побрела на кухню.
— А, проснулась! — поприветствовала меня мирно читающая Арина. — Завтракать будешь? Я яичницу пожарила — не дожидаясь моего ответа, она поставила чайник и сняла крышку со сковородки.
— Арина. — Она обернулась. — Извини меня.
— Все в порядке. — Отозвалась она.
Я хотела ей возразить, но тут до меня дошел запах глазуньи, и желудок свело спазмом — еле успела добежать до туалета. Когда рвота прекратилась, я умылась и вернулась на кухню. Арина поставила передо мной чашку кофе и тарелку. Я взяла чашку. Как же руки трясутся…
— У нас остались деньги?
— Ты не помнишь? — я покачала головой. Вместо ответа Арина протянула кошелек. Не густо.
— Так что вчера произошло? — спросила она.
— Я перебрала.
— Это я понимаю. Как это произошло?
— Обыкновенно.
— А все же?
— Ты не в курсе, как напиваются? Открываешь бутылку, набираешь в рот содержимое и делаешь глоток. Повторяешь, пока можешь. — Я потянулась за кофейником и налила себе еще кофе.
— Арин, я не знаю, как быть с деньгами. У меня есть еще небольшой запас, но его хватит от силы на месяц, да и то, только на еду. Нам нужно что-то придумать и лучше снова сбежать с квартиры, не заплатив.
— Нам нужно найти работу.
— Наверное. Только я себя вообще с трудом представляю на работе. За всю жизнь пальцем об палец не ударила. По своей специальности я же вряд ли устроюсь… А так — даже полы толком мыть не умею. Как вообще люди работают-то? Да и нам неофициально нужно, без документов…
— Давай газету купим для начала, посмотрим объявления о работе, — предложила Арина.
— Ну, давай, — пожала плечами я. — Прямо сейчас, что ли?
— А чего тянуть? Заодно тебя проветрим, а то что-то ты расклеилась. Я тебя даже бояться перестала, — сообщила она.
— А это ничего, сейчас в скелет превращусь и загоню под кровать, — пригрозила я.
— Не загонишь, у меня раньше сердце остановится, — прозвучало немного напряженно.
— Да я шучу, Арина. Я так не сделаю.
— Прости, — покаялась она. — Я нервно реагирую. Еще не вполне привыкла.
— Я понимаю. Ты вообще очень хорошо держишься, я бы на твоем месте уже рехнулась. А тут еще я…
— Иди, переодевайся… костлявая без косы! — улыбнулась она.
— Хорошо, только душ приму, — улыбнулась я ей в ответ.
На улице было ветрено, пасмурно и на удивление малолюдно. Осень не то что бы радовала красотой, но в целом затянулась, оставаясь на улицах тоскливыми накрапывающими дождиками и относительно высокими температурами. Это было замечательно, так как зима требовала теплой одежды, ее покупка требовала денег, которых все так же не было. Об этом тоже нужно было думать, эту проблему требовалось решать, а я и не представляла, с какой стороны к этому подступиться.
За недолгое время, минувшее с момента нашего отчаянного побега, я вдруг поняла, что всю мою жизнь у меня был дом. Я его ненавидела, мне в нем было плохо — но он был. И в нем меня кормили и одевали, в нем я не должна была заботиться о крыше над головой, а если я заболевала, то мне был обеспечен медицинский уход. Планируя побег, я понимала, что у нас будут финансовые проблемы — но почему-то мне казалось, что все само собой решиться. Ведь раньше все решалось само собой. Теперь же я ясно осознала, что перед нами отчетливо встает перспектива пополнить ряды нищих и голодных обывателей улицы. И там мы опять же, не приживемся. Причем у Арины был хоть какой-то выход, а у меня нет.
