- Вань, завтра нам Доньку вернешь?
- Чёрт, даже жалко! Я к ней привык, - вздохнул Мадьяр. Потом улыбнулся лукаво: - Раньше наш Тёма держал хомяков. Но они из него «веревки вили», он с ними не справлялся. Вот и пришлось завести черепаху в коробочке!
- Очень смешно! – сердито проговорил появившийся в дверях Артём.
Теперь он был щеголем: в костюме, галстуке, белой рубашке. Но Лёха вдруг понял, что настроение у него – сложное.
- Тём, что случилось? – серьезно спросил он.
- Я тоже тебе должен признаться, как обещал... Но это – не такое радостное. Вернее, вообще – нет. Во вторник я уезжаю в Баткен*. Мне час назад подтвердили.
У Кэпа сердце зашлось:
- Рыжик, зачем!?...
- Я документы подал еще в январе. Я же - не знал!... – виновато опустил глаза Тёма. – Я думал… Мне было…
Кэп не готов был вот так, в одну секунду отпустить свое счастье.
- Тём, может быть, не поздно отказаться?
- Нет, - Артём безысходно качнул головой. – Я узнавал сегодня: меня уже не успеют заменить. Выезд – через три дня, другой кандидатуры - нет. Если я откажусь, медсанчасть заставы будет не укомплектована… Так нельзя же ведь, правда!?
- Ё-мое! Я думал: женюсь на девчонке, а оказалось – мужик с яйцами! – обреченно выдохнул Кэп.
- Горько! – бухнул Серый.
Утром Лёхе казалось, что самое страшное – это выпалить по телефону:
- Ильяс, про меня и врача – это правда. Я буду с ним вместе жить. Если хочешь, мы с тобой больше не будем общаться. А если остаёшься моим другом, то у нас сегодня – свадьба. И мы тебя ждём!
Дотараторив, он трусливо бросил трубку. Телефон молчал две минуты, потом запел знакомой трелью. И Ильяс, как ни в чем ни бывало, словно и не прерывался разговор, сказал:
- Окей. Чего дарить-то? Серёге я сам позвоню.
Днем Лёху пугало другое: как он будет при мужиках целовать Тёму в губы? На свадьбе ведь – надо! А теперь прежние страхи показались не глупыми – пошлыми. Разве можно держать их всерьез, когда ты узнал, что твоё счастье – лишь на три коротких дня. А потом – неизвестность. Потом - каждый день, цепенея от страха, ждать известий из «горячей точки».
Теперь, когда Тёмкины губы горчили разлукой, страшней всего было потерять хоть секунду, хоть миллиметр дозволенной, доставшейся любви. Лёха наклонился к Любимому. И только тогда напряжение, которое владело Тёмой, Бог весть, сколько недель, а может, даже месяцев, враз схлынуло. Он отдал своему Алёшке губы для поцелуя, и из его крепко зажмуренных глаз покатились слезы.
- Тихо, тихо, малыш. Мой хороший! Всё будет нормально, увидишь! – зашептал ему Лёха, прижимая к своему плечу.
Но Тёма не мог успокоиться. Он дрожал, жался к Лёшке и плакал.
- Мы пойдем? – вопросительно посмотрел на хозяев Ильяс, привставая.
- Не! – замотал головой Лёха. – Сидите! Вы что?! Свадьба же! Куда так рано?
Тёмка рыдал. Муж обнимал его сильной рукой и ласково гладил по локтю. Гости, косясь на них, неловко замерли. Лёха показал им жестом, чтоб – наливали, чтоб брали еду. Серый потянулся за шампанским. Наполнили бокалы – Тёмкин тоже.
- Будьте счастливы! – проговорил Мадьяр.
- Рыжик, чокнись! – подсказал Лёха.
Артём поднял взгляд на гостей, взял бокал, дотянулся до протянутого к нему хрусталя и снова зарылся лицом в плечо мужа. Гости сначала говорили тихо и только про еду.
- Салат отличный! – Ильяс повысил голос. – Тебе наложить, Лёх?
Кэп кивнул. Тёма всхлипывал всё реже и, наконец, оторвал заплаканные глаза от мокрой Кэповой рубашки:
- Я тебе есть не даю? Ешь!
- Вот так подвинься! – Лёха чуть сдвинул его, потянулся за вилкой. – Ты тоже голодный? Бери! Это Маринка Серёгина сделала.
- А долма и купаты – из «Алазани», - вставил Мадьяр.
Открыли коньяк. Тёмке предложили, было, вместо него вина, но он усмехнулся:
- Да ладно вам. Не такая уж я баба!
Он успокоился, начал сновать между комнатой и кухней, подавая чай и конфеты. Стемнело и включили свет. И что-то трогательное, тонкое висело в воздухе и царило в разговорах. Это была свадьба. И одновременно – проводы, на которых три крепких десантника и один гламурный журналист провожали щуплого, с исплаканными глазами, рыжего гея в «горячую точку» далекой и чужой страны. Провожали для того, чтоб у какого-то незнакомого парня остался шанс придти домой с ногами.
* * *
В июне вдруг вернулись холода. Над городом повис туман. Не по-летнему зябкие сумерки пахли сиренью.
За окнами вокзала хлестал дождь. Капли сыпались под фонарями, на краткий миг вспыхивая отраженным светом и тут же пропадая в темноту. В зале ожидания было зябко. Перед рядами кресел мотался взад-вперед, чуть припадая на левую ногу, плечистый парень. Его приятель сидел в переднем ряду и меланхолично смотрел за его метаниями. Потом не выдержал:
- Кэп, сядь, Бога ради! Уже в глазах рябит!
- Почему он недоступен? – спросил Кэп, опускаясь на соседнее с ним кресло.
- Проезжает участок без мобильной связи.
- Полтора часа подряд?!
- На киргизской симке деньги кончились, а местную еще не подключил. …Слушай, что ты, как ребенок, потерявший титьку!? Как ты вообще четыре месяца ждал? Не понимаю! Он звонил из Москвы. Тут - не война. Доедет, наверно!
- Доедет, - кивнул Кэп. – Не война, - потом снова вскинул голову: - Слушай, тот лысый с букетом на пидора похож?
Серёга фыркнул:
- Тебе это на что? Соблазнить его решил, пока Артём не приехал?
- Рыжий любит розы. Вроде, этот уродец похож на того, его «спонсора». Рыжий позвонил ему из Москвы… Этот крендель приехал встречать... Сейчас Рыжий «сделает мне ручкой» и уйдет к нему!?
- Кэп, ты – ненормальный. Я даже говорить ничего не буду, - Серый устало прикрыл глаза. - Иди, бегай из угла в угол, если не сидится.
Мужик с букетом топтался у кофейного автомата. Кэп, не удержавшись, подошел туда же. Сунул монету в соседний аппарат:
- Московский встречаете?
Мужик кивнул.
- А какой вагон здесь будет?
- Третий.
Подошедший Серёга вовремя успел подхватить с полочки стакан с горячим кофе. Кэп, вздрогнув от ответа лысого, резко сжал кулак. Случись в нем бумажный стаканчик – кипяток вывернулся бы ему на руки и на пол. Лысый посмотрел на них с опаской.
- Граждане встречающие! Скорый поезд из Москвы прибывает на второй путь! – наконец, промямлило радио.
- Надо было взять сюда букет! – пробормотал Кэп.
Серый страдальчески закатил глаза и первым пошел на платформу.
Третий вагон остановился у двери вокзала. Артём сошел одним из первых. В свете фонарей, загорелый и стройный, он казался совсем пацаном. Он настороженно оглядывал встречающих. Увидел Кэпа и улыбнулся.
- Вон он! – сказал было Серый.
Но Кэп уже прикипел взглядом к счастливым Тёмкиным глазам и расплылся ответной улыбкой. Ямочки на щеках, белесые ресницы… Он на глазах превратился из сурового Кэпа в Алёшку. И даже Серёга невольно изменил обращение:
- Лёх, с прохода подвинемся? – и, не уверенный, что кто-нибудь из двоих его услышит, вцепился в локоть друга и потащил к дверям вокзала.
- Подожди! – упёрся Лёха. – Тёма, дай чемодан!
- Я – сам, - вякнул было тот.
- Сейчас довыступаешься, - пообещал Лёха строго.
Артём отдал чемодан, поправил сумку на плече:
- А где коляска?
- Дома.
- А трость?
- В машине.
- Скользко же, Лёш! Ну как можно?! О костях не думаешь, подумай о протезах: не дай бог, их расшибешь, если свалишься!
- Он перед тобой форсит. Неужели неясно?! – улыбнулся Серый.
Лёха фыркнул:
- Ну, ты и трепло!
Дождь кончился, но по площади текли ручьи. Артём вцепился Лёхе в локоть:
- Осторожно! Не поскользнись!
Лёха притиснул его руку к своему боку и ничего не ответил. К машине пробирались через лужи. Серёга звякнул брелком сигнализации.
- Садитесь оба сзади!
- Нет! – отрубил Кэп.
Тёма забрался на заднее сидение. Ахнул, увидев розы:
