Литмир - Электронная Библиотека

Город был взят без боя, и, оставив в нем немногочисленный гарнизон, монгольский полководец поспешил дальше. Но жители Чанчжоу вдруг очнулись и поняли свой позор. Словно пламя озарило души этого темного люда — ремесленников, огородников, носильщиков, мелких торговцев. Они почувствовали, что все китайцы братья и китайская земля их общая родина и что, пока они живы, они не потерпят иноземного ига.

В одну ночь они перебили всех монгольских солдат и заперли ворота города. Монгольский полководец, узнав об этом, тотчас повернул обратно и осадил Чанчжоу. Все жители, как один, вышли на стены защищать свой город.

Осада Чанчжоу продолжалась полгода. День и ночь монголы метали ядра. Город лежал в дымящихся развалинах. Пища стала скудной. Дед, отец, мать и один из братьев Цзинь Фу погибли. Страшные дни проносились с непонятной быстротой, все похожие, все исполненные отчаяния, голода, скорби о близких и несгибаемой воли выдержать до конца и не сдаться врагу.

Однажды вечером старший брат Цзинь Фу сказал мальчику: «На стене осталось шесть человек, и мы все здесь умрем, сражаясь. Но ты последний в нашей семье. Если тебя не будет, кто же продолжит род и будет приносить жертвы предкам? Вот мой приказ. Ты сейчас пойдешь и спрячешься под пролетом моста. Что бы ты ни слышал, не смей выходить. Только тогда, когда в течение целого дня ты не услышишь ни одного звука, никакого звука, тогда с наступлением темноты выйди из прикрытия и уходи не оглядываясь».

Цзинь Фу поступил, как ему было приказано, и спрятался в пролете моста. Вся его жизнь обратилась в слух. Сперва, недолго, он слышал шум сражения и по звуку угадывал, что еще бьются на стене. Потом обрушилась надвратная башня и в душераздирающем грохоте ничего нельзя было понять. Потом наступила короткая тишина и внезапно послышались цоканье копыт по городским мощеным улицам и торжествующие вопли монголов. А затем город закричал. Он кричал непрерывно высокими женскими и детскими голосами в невыносимом страдании и смертной муке. Цзинь Фу лежал, уткнувшись лицом в камень, захлебываясь рыданиями, и слушал, слушал час, день, два, кто знает, сколько это длилось? И вдруг наступила тишина. Ни одного звука, никакого звука.

Цзинь Фу лежал, дожидаясь темноты. Косой луч солнца пополз под пролет моста в погас. Ни всплеска весел, ни птичьего крика. Цзинь Фу попытался подняться, упал без сил, еще полежал, а потом пополз и выполз и увидел, что города нет. Еще семь человек вышли, качаясь, из-под моста, и это было все. Больше никого не осталось.

Потом он шел куда глаза глядят и ел что попадалось под руку и, наверно, умер бы от истощения, если бы не подобрал его встречный человек. С этим человеком он и остался и прожил с ним семь лет.

Этот человек и научил его летать через чужие заборы. Сперва было страшно и казалось немыслимым и противоречило всему, чему его учили. Но человек говорил:

«Bедь мы не воруем у бедных. А богатые все монголы или те, кто продался им. Мы с тобой герои-мстители».

Цзинь Фу поверил ему и привык.

Но, когда в уличной чайной он услышал за соседним столом разговор шепотом о заговоре против злодея А-ха-ма, он вспомнил, как кричали женщины и дети Чанчжоу, когда их убивали монгольские воины, и своих близких, сражавшихся за родной город, и лицо старшего брата, в крови и копоти.

Он подошел к соседнему столику и сказал:

— Я с вами.

Они посмотрели на него, будто мерили его мысли и взвешивали их. Потом один ответил:

— Идем. Это сегодня ночью.

А так как он был всех моложе и его лицо показалось им подходящим, то ему назначили изображать наследника, одели его в золотую одежду и посадили в носилки.

Глава пятая

КАК МАЛЕНЬКАЯ Э ПОКИНУЛА ХАНБАЛЫК

Обида маленькой Э - _6.jpg

Прошло несколько дней. Как обычно, Сюй Сань и Маленькая Э с раннего утра сидели за работой. На пяльцах на белом атласном полотнище играли сто жеребят.

Это была очень большая работа и, хотя Сюй Сань принялась за нее сразу после Нового года, до конца было еще далеко. Но уже сейчас многие из этих прелестных созданий скакали и резвились на вокруг большого дерева.

Здесь были жеребята золотисто-красные, палевые, и вороные, с синим отливом, гладкие, пегие, и в яблоках, с белой звездочкой на лбу, или полосатые, как тигры. Одни неслись, все четыре ноги распростерты в воздухе, будто это небесные кони летели по облакам и длинные гривы и хвосты развевались по ветру. Некоторые брыкались, другие валялись на спине, задрав кверху все четыре тонкие ножки, третьи ржали, подняв согнутую в колене переднюю ногу и еще другие отдыхали или щипали траву.

Так тщательно ложился стежок к стежку, что казалось, шелковые шкурки лоснятся, и гривы расчесаны, и копытца влажны от утренней росы.

Ридом с пяльцами к стене была приколота картинка, с которой Сюй Сань снимала узор, а картинка эта была срисована со знаменитой старинной картины.

Каждое утро Маленькая Э считала готовых жеребят.

— Вот уже двадцать восемь с половиной, — говорила она. — Вот уже тридцать один, глаз и ноздри. Вот уже сорок семь, и только не хватает хвоста.

В это утро Сюй Сань как раз принялась за сорок седьмой хвост. Из пучка ниток, висевшего у нее на шее, она вытянула длинную красновато-коричневую нить и накинула ее на крючок, вбитый в стену. Один конец нити она взяла в зубы, а другой закрутила между ладонями. Перевернула нить, закусила зубами скрученный конец и завертела между ладонями второй конец. Сдернув закрученную нить с крючка, сложила ее вдвое, натянула, щелкнула по ней ногтем. Нить зазвенела, и Сюй Сань вдела ее в ушко иглы.

В эту минуту кто-то застучал во входную дверь. Маленькая Э побежала отворить и вернулась со старухой, служанкой купца, который давал им работу. После поклонов и приветствий старуха заговорила:

— Ай, какая превосходная работа! Жеребята — живые и так и скачут по атласу. Как жаль, что не придется ее закончить.

— Что это значит? — спросила Сюй Сань.

— Хозяин велел мне сегодня же принести ему эту вышивку, как много или как мало ни была бы она выполнена.

— Но если снять ее сейчас с пялец, — возразила Сюй Сань, — то вторично ее не натянешь так точно. Нити сдвинутся, и работа будет испорчена.

— Мы не будем ее снимать, — сказала старуха. — Я привела с собой мальчишку. Он ждет на улице и, вероятно, уже успел с кем-нибудь подраться, бездельник. Вдвоем с этим мальчишкой мы унесем вышивку вместе с пяльцами.

— Но что же случилось? — вновь спросила Сюй Сань.

— Э, милая, — сказала старуха. — Живешь ты здесь и ничего не знаешь. Ведь, когда ты будешь ломать свой дом, вышивка может запачкаться или разорваться, или ее украдут, а материал и шелк стоят больших денег.

— Но я не собираюсь ломать свой дом, — возразила Сюй Сань. — С какой стати стану я это делать? Этот дом строил дед моего мужа, и мы всегда здесь жили.

— Всегда жили, а больше не будете, — сказала старуха. — Вот я принесла полотно, чтобы завернуть пяльцы.

Тут Сюй Сань потеряла терпение.

— Я прошу вас объяснить, что значат ваши слова, — проговорила она. — Не побрезгайте моей бедностью, присядьте, выпейте чашечку кипятку и расскажите мне, что случилось. Я почтительно прошу вас просветить своей мудростью мою темноту.

— Я не откажусь от чашечки — промочить горло, — согласилась старуха. — Да заодно пошли свою девчонку угостить моего мальчишку, иначе ему надоест дожидаться меня.

После этого она села поудобней, поджала под себя одну ногу: и начала осторожно прихлебывать, со свистом втягивая горячую воду.

— Надо тебе знать, — заговорила она, — что несколько дней тому назад какие-то люди убили господина А-ха-ма — министра. Многих из преступников уже поймали и казнили, и я даже ходила смотреть на эту казнь.

— Я не убивала, — сказала Сюй Сань. — Хотя налоги и очень велики…

5
{"b":"207542","o":1}