— Если ваша служанка смогла запомнить движения…

— Глупости, дорогуша! Кестрель — особенная. Неужели ты не заметил?

— Но что же нам делать?

Сирей оставалось только жалеть о том, что мир устроен так несправедливо. Она должна выйти замуж, а для этого ей следует научиться танцевать. И тем не менее очевидно, что танец ей, принцессе, никак не дается. Кестрель же танцует так, словно рождена для этого, однако она не собирается выходить замуж.

— Если бы Кесс смогла станцевать за меня, — сказала принцесса, — то с остальным я бы справилась.

— Не сомневаюсь, — отвечал Лазарим. — Только ваш будущий муж не собирается жениться на двух невестах сразу.

— Ты же говорил, что одного танца достаточно.

— Верно, сиятельная.

— Ну и как он узнает?

— Что узнает, сиятельная?

— Я должна буду танцевать под вуалью, дорогуша. Почему бы Кестрель не надеть мою одежду и вуаль и не заменить меня? Никто и не догадается, что это не я.

Кестрель молча слушала Йодиллу — она быстро прикидывала, как можно использовать эту возможность. Лазарим тряхнул головой.

— Ваш отец такого ни за что не позволит.

— А разве обязательно говорить ему об этом?

Учитель танцев уставился на Йодиллу.

А ведь она права — кто догадается? План принцессы действительно может сработать. Конечно, все это безумно опасно. Однако попробовать можно.

Сирей захватила собственная идея. Принцесса нетерпеливо обернулась к Кестрель.

— Ты сделаешь это для меня, Кесс, дорогая? Скажи, что сделаешь! Я знаю, что никогда не научусь этому глупому танцу, сколько бы ни старалась. А если не научусь, то не смогу выйти замуж, а если я не выйду замуж, все пойдет вверх дном — будет война и прочие бедствия. А уж как рассердится папа!..

Кестрель посмотрела на принцессу, затем — на учителя танцев. Поможет ли ее плану то, что она наденет свадебный наряд Йодиллы и станцует вместо нее? Вряд ли. С другой стороны, если она согласится, то станет хранительницей опасной тайны, а тайна — всегда источник власти.

— Пожалуйста, дорогая. Тебе так пойдет мой свадебный наряд!

Сирей беспокойно смотрела на подругу. Кестрель поняла, что должна что-то ответить.

— А как насчет них? — Кесс показала глазами на музыкантов.

— Насчет них?

— Они могут проговориться.

Йодилла повернулась к музыкантам.

— Если вы кому-нибудь расскажете о том, что слышали здесь, я прикажу, чтобы ваши языки вырвали, в рот засунули кроличьи головы, а затем зашили вам губы.

Музыканты склонили головы, слишком испуганные, чтобы отвечать.

— А глаза ваши выжгут раскаленными вертелами, — добавила Йодилла, отдавая дань традиции.

— Они ничего не расскажут, сиятельная, — произнес Лазарим.

— Так же как и вы. Никто, кроме нас троих, ничего не узнает.

Сирей была очень довольна, что ей удалось разрешить серьезнейшую проблему, мучившую ее с самого начала путешествия. Принцесса исполнилась гордости.

— Интересно, принято говорить друзьям, что они сделали нечто умное, если они действительно это сделали?

— Конечно принято, — отвечала Кестрель.

— А я ведь это сделала, не так ли? Разве это не умная мысль?

— Разумеется, умная.

Кестрель посмотрела на Лазарима, в глазах девушки застыл невысказанный вопрос — получится ли? Для учителя танцев идея Сирей была истинной находкой, выходом из бедственного положения. Для Кестрель — еще одной возможностью, предоставленной судьбой. И еще это значило, что она будет танцевать!

— Если мне предстоит такое испытание, — сказала Кесс, — то я должна научиться делать все как следует.