Город опоясывала кремового цвета стена, поднимающаяся прямо из вод озера. Высотой она была футов тридцать. Даже это величественное сооружение было построено таким образом, что его насквозь пронзал свет. Стены, широкие внизу, кверху постепенно сужались. Замысловатые отверстия испещряли камень так, что массивные блоки издалека можно было принять за янтарные кружева.

Мариус Симеон Ортиз заметил изумление на лицах рабов и вновь ощутил благоговение и благодарность Доминатору. Впрочем, такие же чувства он испытывал каждый раз, когда возвращался в Доминат.

— Высший Удел, — произнес Ортиз. — Прекраснейший город, построенный человеком.

По дороге Анно посматривал по сторонам, ища взглядом тюрьмы или какие-нибудь огороженные пространства, где могли бы разместить пленников, но вокруг были только фермы, деревни и сияющий город на озере впереди. Куда бы Хаз ни посмотрел, он видел людей, шагающих по дороге. Люди двигались веселыми компаниями, направляясь к громадному сооружению, показавшемуся внизу. Огромная арена была вырублена в склоне холма — должно быть, тысячи рабов потрудились над ее возведением. И куда же делись эти строители? Люди, устремившиеся на поросшие травой террасы, казались веселыми, счастливыми и вполне свободными.

Мампо тащился по дороге вместе со всеми, хотя немалый вес госпожи Холиш заставил его согнуться и опустить голову. Женщина, понимая, что Мампо ничего не видит перед собой, пыталась рассказывать юноше о видах, открывающихся перед ней.

— О боже! Никогда такого не видела… Ты не поверишь… Ах, какие краски! Это напомнило мне банку с леденцами, теперь ты таких уже не попробуешь… Ах, радуйся, мой Мампи, они останавливаются… Леденцы, словно драгоценные камни, насквозь просвечивают… Да, похоже, нам дадут отдохнуть, и пора бы уже… Это нечто вроде места, как там ты его называл… ну, где люди приходят смотреть на людей… Осталось уже немного, и трава такая мягкая, должна сказать… Вот несут корзины, будут раздавать хлеб… Столько людей, и все пришли посмотреть, только на что они будут смотреть — даже не знаю… Ну вот, пришли… скоро начнется…

Наконец Мампо остановился и осторожно опустил госпожу Холиш. Рабам позволили отдохнуть на земле прямо над ареной. Госпожа Холиш погладила Мампо по руке.

— Ты так добр к своей старой тете, Мампи.

Мампо пристально вглядывался в зеленые террасы. Он очень устал, но, ощутив возбуждение толпы, юноша вздрогнул. Вокруг него все говорили о манахе, и хотя Мампо никогда раньше не слышал ни о чем подобном, он понял, что арена предназначена для поединка.

Террасы спускались к посыпанной песком площадке, на которой возвышалась насыпь с плоской вершиной, также покрытая песком. В ширину насыпь составляла двадцать ярдов, крутые склоны поднимались не выше человеческого роста. Очевидно, на этой незатейливой сцене и происходила манаха. За насыпью можно было разглядеть темный вход в туннель, выкопанный в склоне холма. Туннель заканчивался ниже по склону, ближе к озеру. На террасе прямо над входом в туннель стоял темно-красный с золотом павильон, внутри его слуга расставлял кресла.

В толпе, разместившейся на террасах, раздались приветственные крики. Проследив за жестами людей, Мампо увидел, что ворота в стене города-дворца отворились и к дамбе направляется конная процессия.

Та-та-ра! Та-та-ра! Звуки охотничьих рогов неслись над водой, возвещая о прибытии лордов Домината. Богато украшенные плащи развевались за гарцующими всадниками. Лошади стучали копытами по деревянной дамбе. Затем показалась еще одна шеренга всадников, издалека казавшихся обнаженными. Завершала процессию толпа придворных, стражников и слуг, окруживших человека в темно-красном плаще.

Бомен не отрываясь смотрел вперед, забыв о куске хлеба в руке. Всадники все приближались, а когда наконец они оказались совсем близко, Бо ощутил животный страх. Страх не имел ничего общего с боязнью колющих копий или режущих мечей. Этот страх проникал в сердца и умы. И источником его был человек в темно-красном плаще.

Человек казался огромным, выше и шире любого из людей вокруг; под надувшимся словно парус плащом сверкали золотые доспехи. На голове всадника был надет золотой шлем, золотая кольчужная сеть спускалась на плечи сзади и сбоку. В ореоле сияющей на солнце гривы волос, выпрямившись в седле и возвышаясь над толпой, человек ехал на огромном вороном жеребце. Охотничьи рога возвещали о его прибытии.

— Доминатор! — кричали со всех сторон. — Доминатор! Мариус Симеон Ортиз, наблюдавший за происходящим столь же внимательно, как и его пленники, ощутил знакомый трепет в груди. Этот трепет всегда охватывал Ортиза, когда Доминатор приближался к нему. Внезапно юный полководец понял, что повторяет про себя клятву верности. Да, эти прекрасные слова всегда придавали ему силы и спокойствия.

— Доминатор, то, что я делаю, я делаю для вас.

Конная процессия приблизилась к дальнему входу в туннель и исчезла из виду. Вскоре лорды пешими стали появляться в темно-красном павильоне, а обнаженные мужчины вышли из туннеля на арену. Один за другим они по кругу обходили насыпь и в ответ на аплодисменты толпы поднимали вверх руки. Это были могучие люди с покрытыми шрамами телами и настороженными взглядами. Вблизи стало видно, что бойцы не совсем обнажены — на них были тугие набедренные повязки. Длинные волосы собраны сзади и спрятаны в сетку на затылке. Это и были манахи — мужчины, которым предстояло исполнить танец со смертью, самые искусные воины на свете.

Мампо не отрываясь глядел на манахов. Трепет, который юноша ощутил при первом взгляде на арену, перешел в дрожь, сотрясавшую теперь его грудь и диафрагму. Мампо смотрел, как держатся воины, как они движутся, как принимают приветствия толпы, и, не осознавая этого, юноша так же протягивал руки, так же слегка наклонял голову вправо и влево.

Обойдя насыпь по кругу, манахи выстроились в линию лицом к павильону. Лорды отошли назад, встав по обеим сторонам сооружения. Приветственные крики смолкли, и на арену пала мертвая тишина. Внезапно, словно повинуясь неслышной команде, манахи опустились на колени. То же самое проделали лорды в павильоне. Мариус Симеон Ортиз, зрители на террасах, солдаты, охраняющие рабов, — все молча преклонили колени. Словно зыбь прошла по огромной толпе.