19 июля/2 августа. Я «сглазил» плоховатую погоду; как пожаловался на нее, так сейчас же и тучи разбежались, и ветер смолк.
Бывший (во времена Керенского) Обер-Прокурор Святейшего Синода В. Н. Львов оказался обер-провокатором — заделался теперь членом ВЦУ, т. е. антониновского предприятия, как Брусилов во время польской войны проголодался и попал на какое-то спецсодержание РСФСР. Напрасно из-за таких пустяков душу свою губят: шел бы лучше хоть к нам в Северолес на какую-нибудь агентную должность, вроде моей, и делать нечего и никого этой службой не обидишь, а опричь всего — в месяц 40 ф. белой муки, 9 ф. сахару, 1 1/4 ф. чаю, 500 шт. сигарет, 15,5 ф. мыла, 20 ф. рису, 2 ф. сала, 2 ф. соли, 10 коробок спичек, да деньгами миллионов 80.
Суд над эсерами, тянущийся уже 44 дня, близится к концу. Обвинители (Луначарский, Покровский, Крыленко и Клара Цеткин) уже сказали свои длинные-предлинные речи. Все в один голос: смерть эсеровской партии, и в первую голову Гоцу, Тимофееву и К°. Один из подсудимых, Гендельман, даже не просил ни оправдания, ни снисхождения, а только «вынесения одинакового приговора для всех членов первой группы эсеров, так как никто из них не желает пережить друг друга». «Мы думаем, — воскликнул он в заключение, — что для разоблачения вашей диктатуры (большевицкой) мы сделали этим процессом больше, чем если бы находились на воле, а мертвые сделаем больше, чем живые.»
Тимофеев и Гоц во время процесса и в своих последних речах твердо заявили, что их партия вела и ведет правильную линию. И ничто ее и их не запугивает, «и дальше мы будем работать так же, как работали до сих пор». Т. е. всеми средствами добиваться свержения большевицкой власти, и взять власть в свои руки, в эсеровские.
8/21 августа. С погодой конец лета в ладу. Всего в меру: и дождя, и тепла.
Трамвайная станция теперь обходится в 200.000, так что поехать куда подальше от центра (например, в Симоново) и обратно нужно целый миллиончик, а запоздаешь — и того дороже. С 10-ти вечера тариф удвоенный. Извозчики же совсем для меня недоступны. Впрочем, случается по службе нанимать и их. На днях заплатил от Варварских ворот к Красным 4 млн., и то поторговавшись.
Из газетных корреспонденций: «Неказистый город Ангора, но там есть здание великого национального собрания Турции». (Вернее сказать, только Ангорской республики.) Должно быть, великое-то турецкое все еще в Константинополе, а в Ангоре только «неказистое». Но в Константинополе еще сидит Султан, а потому о той Турции мы и не слышим ничего, зато об Ангоре больно много разговоров, как видится, «нестоящих».
† Ужасно расправляются с Отцами, осмелившимися «свое суждение иметь». ВЦИК утвердил смертный приговор Петроградского трибунала для Митрополита Вениамина, архимандрита Сергия Шейна, профессора Новицкого и присяжного поверенного Ковшарова. Не знаю, какие люди были второй, третий и четвертый, но Митрополит пользовался давнишней репутацией кроткого, благостного и популярного архипастыря. Может, вот этим-то свойствам он и обязан за свой преждевременный отход к праотцам. Вечная им память!
Верховный трибунал закончил процесс эсеров смертным приговором А. Р. Гоцу, Д. Д. Донскому, Герштейну, М. Я. Гендельман-Грабовскому, М. А. Лихачу, Н. Н. Иванову, Е. М. Ратнер-Элькинд, Е. М. Тимофееву, С. В. Морозову, В. В. Агапову, А. И. Альтовскому, Е. А. Ивановой-Ирановой, и ВЦИК тотчас же утвердил этот приговор, но исполнение приостановил, оставив их, видимо, заложниками за дальнейшее поведение партии социалистов-революционеров, грозя расстрелять их при проявлении партией «фактически и на деле подпольно-заговорщицкой, террористической, военно-шпионской, повстанческой работы против власти рабочих и крестьян». При этом приговоренные к расстрелу и к долгосрочному заключению по постановлению ВЦИКа остаются в «строгом заключении». Что же касается Семенова, Коноплевой и других, в сущности одинаково преступивших против советской власти с Гоцем и К°, но предавших последних, то им дано полное освобождение от наказания.
Демьян Бедный «летал» на ярмарку и бренькает теперь на своей балалайке о своих впечатлениях о Нижегородской ярмарке «образца 1922 года»:
Любоваться, собственно, было нечем.
То, что было когда-то торговым вечем,
Как грустный памятник погибшему строю,
Представляет собой «разрушенную Трою»,
Какую-то археологическую иллюстрацию,
Несмотря на частичную реставрацию.
От большинства храмов торговли
Не осталось ни стен, ни кровли.
А только мелкий щебень, поросший травкою.
Пока шли речи на торжественном открытии ярмарки, «красные купцы», должно быть, времени не теряли, ибо после реплик из речи Д. Бедный так бряцает на своей лире:
Речь представителя банка была прослушана с редким аппетитом:
Запахло государственным кредитом!
От Московского совета говорил Желтов.
Но зал уж был… готов,
Представляя рекламное живое объявление,
Что у нас существует Винторговправление.
Дальше:
При звуках интернационала вставали гордо,
Хоть и держались на ногах нетвердо.
И вот, среди этих нетвердых гордецов, может быть, были такие особы, голоса которых имеют решающее значение при утверждении ужасных приговоров ужасных трибуналов. О революция! О Крупская! Она не была ли на этом красивейшем из красивейших открытии ярмарки?
5/18 сентября. «Бабье лето». Погода без сюрпризов. В меру (по утрам) прохладно, и в меру (дневной порой) тепло. Иногда проходят скучные, без гроз, дожди, но чаще ведрено.
Писать, ей-Богу, не хочется. Все идет не по-нашему, или «не по-моему». Наружно посмотреть — совсем стало как до октябрьской революции; даже большие дома начали строить, игорные и «любовные» дома открываются, палаток везде понатыкали, где и без них тесно; в особняках стали селиться богатые нэпманы и заводить собственные автомобили и выезды. Тотализатор открыто действует; ходящие рекламы возобновились; швейцары, лакеи и всякая другая прислуга завелась; даже нарядилась в прежние ливреи, когда-то так оскорблявшие «рабоче-крестьянское» достоинство. На улицы, в присутствия, по театрам и во всякие заведения проникли совсем буржуазные замашки: целование дамских ручек, перчатки не от холода и не для «носки картошки и пилки дров», а ради франтовства, а также роскошь или изящество наряда, и все это уж не потаенно и без опасливой оглядки. Рабочий выглядит прежним рабочим. Такой же, как был. Если маляр или трубочист, то и видно, что это не министры, не директора, да они и сами «помалкивают» об этом. Видно, похвалиться нечем: с портфелями не справились и возвратились к своим разлюбезным старым занятиям. И вот в такое-то время, на рубеже, так сказать, переустройства жизни почти на старый лад, наши попы и монахи, страха ради иудейска, или по своему же неверию (а стало быть, и бессовестности) вздумали переустроить церковь на новый лад, и сейчас происходят такие там события, которые дают повод сказать о попах, что это они «христопродавцы-то»! Но, впрочем, я лучше сделаю несколько выписок из газет, чтобы показать если не гнусность, то странность их поведения. Есть такой журнал, «православнохристианский, посвященный обновлению церкви на евангельских началах», и, может быть, даже субсидированный советской властью, называющийся «Живая Церковь». В номерах 6 и 7 так и пишет там какой-то пресвитер Владимир Градусов: «Мы — церковники — должны как можно скорее отрешиться от своей подозрительной замкнутости, изолированности в отношении советской власти, и открыто заявить, что во Власти (большая буква, это не от меня, а от самого пресвитера) теперешней советской мы действительно видим подлинную нашу власть государственную, все распоряжения коей мы признаем, и им подчиняемся.»
